Войдя потихоньку в зал Сфер спустя какое-то время, Владыка миров увидел, что серебристый лис спит, вытянувшись у стола-полумесяца во весь рост, а сосуд повален на бок, но вино из него не вытекло, а, надо полагать, вылакано. Серебристая шерсть поигрывала отсветами сфер и нервными волнами, лапы лиса подрагивали. Владыка миров протянул руку, но серебристый лис спал чутко и тут же клацнул зубами, промахнувшись всего на лисий коготь, и уставился на Владыку миров осуждающим взглядом.

      — Тебе снился дурной сон, — сказал Владыка миров, — я лишь хотел забрать его.

      Эта фраза серебристого лиса явно заинтересовала: Ху Баоцинь наклонил голову набок — типичная лисья поза, когда лиса прислушивается или приглядывается, — но расспрашивать, как надеялся демиург, не стал, продолжая играть в молчанку. Владыка миров решил закрепить успех — какой ни какой, а успех же? — и на его ладони сформировалась горошина тускло-серого цвета.

      — Это твой сон, — сказал Владыка миров.

      Взгляд серебристого лиса стал ещё осуждающе, в нём явно читалось: «ворюга, на чужое зарится».

      — Если поместить его в карту снов, — притворился, что ничего не заметил, Владыка миров, — то можно смотреть его, когда заблагорассудится. Если это кошмарный сон, то можно его разобрать и удостовериться, что он не так уж и страшен. А если это грёзы, то ими можно наслаждаться, проживая события сна вновь и вновь.

      Владыка миров сел прямо на пол, тряхнул рукавом, из него вывалилась и сама собой развернулась старая карта со странными, будто выжженными пометками. Серебристый лис придвинулся чуть ближе и, вытянув шею, поглядел на карту. Клац! и Владыка миров в который раз отдёрнул руку. Подловить лису? Ха-ха! Морда серебристого лиса исполнилась снисходительного презрения.

      — Это карта снов, — сказал Владыка миров.

      «А то бы я сам не догадался», — явно читалось на морде серебристого лиса. А ещё он подумал: «Ему кошмары снятся? Поделом!» — но на морде это никак не отразилось. Ху Баоцинь был уверен, что большинство бедствий в мире случается из-за таких вот демиургов, которые работают спустя рукава. Если бы Владыка миров хорошо следил за своим наследием, ничего плохого бы вообще не происходило!

      Владыка миров положил горошину на карту и прижал её пальцем. От карты пошёл дымок, точно её прижгли угольком.

      — Если захочешь посмотреть свой сон или другие сны на этой карте, тебе стоит только попросить меня об этом, — сказал Владыка миров с затаённой надеждой.

      Серебристый лис фыркнул и непоколебимо отвернулся.

      Владыка миров огорчённо цокнул языком и принялся сворачивать карту снов, но на половине остановился и с содроганием поглядел на одну из меток. Здесь был запечатлён самый страшный его кошмар.

      Это случилось в незапамятные времена.

      Демиург тогда путешествовал по мирам в облике молодого монаха, выяснив на собственной шкуре, что монахи практически не привлекают к себе внимания, в отличие от благородных господ, которые так и напрашиваются на то, чтобы их ограбили.

      Странствующие монахи живут подаянием, но если захватить с собой немного монет, то можно не утруждаться попрошайничеством. Обычно к монахам никто не цепляется. Бывает иногда, что просят прочесть молитву или сутру или погадать о будущем, но для демиурга, который знает всё на свете, это сущие пустяки.

      Изредка, если случалось столкнуться с «артефактами предначертанного», он сочинял предсказания в стихах и одаривал ими причастных к «артефактам» людей, даже если те об этом не просили.

      А ещё можно рассказывать истории на постоялых дворах и получать за это кров и стол. В общем, куда интереснее, чем сидеть на троне и дремать.

      Однажды он прилёг отдохнуть в тени бамбуковой рощи, пока полуденный зной не спадёт, поблизости от небольшого посёлка, чем-то приглянувшегося ему. Бывают на свете такие места, которые нравятся с первого взгляда — уютные, тихие, успокаивающие мятущуюся душу.

      Но не успел Владыка миров задремать, как кто-то бесцеремонно ухватил его костлявыми пальцами за мягкое место. Он подскочил с криком и обнаружил подле себя отвратительного вида старуху.

      — Персик-то недозрелый, — сказал старуха, захохотав.

      — Что тебе нужно, старая ведьма? — воскликнул Владыка миров, замахиваясь на неё дорожным посохом.

      — Ну, ну, — примирительно сказала старуха, — не серчай. Спускайся в посёлок да зайди ко мне в гости, у меня две дочки скучают, вот ты и развлечёшь.

      Владыка миров не был чужд мирским наслаждениям. Ему нравилось вино и танцовщицы.

      — А что, красивые у тебя дочери? — спросил он с невольным интересом.

      — Все в меня! — с гордостью сказала старуха.

      Владыку миров передёрнуло.

      — Тогда лучше не пойду, — сказал он, подавив тошноту.

      — Чего морду воротишь? В молодости-то я красотка была, — оскорбилась старуха.

      Разглядеть «красотку» в этой костлявой старухе с отвислыми грудями и узловатыми ступнями не под силу было даже Владыке миров.

      — Не пойду, — повторил он, но старуха продолжала его уговаривать, расхваливая собственных дочерей.

      — А может, ты злой дух, решивший совратить монаха? — предположил Владыка миров.

      — Из меня такой же злой дух, как из тебя монах, — фыркнула старуха.

      — А почём ты знаешь, что я не монах? — удивился демиург.

      — Я на своём веку многое и многих повидала, — посмеиваясь, ответила старуха, — монахов сразу отличу от обычных людей.

      — Как?

      Старуха распялила костлявые пальцы и, гнусно хихикая, объяснила:

      — Персики-то у них сплющенные, они всё только сидят да молятся.

      — Тьфу! — перекосило Владыку миров, но пойти за старухой всё же согласился. Любопытно было взглянуть на её дочек. Наверняка такие же ведьмы, как и их мамаша.

      Но дочери старухи оказались девушками миловидными, пусть и не красавицами, но далеко не уродинами. К гостю они были приветливы.

      — Что же ты дочерей под первого встречного подкладываешь? — неодобрительно спросил Владыка миров у старухи. — Выдала бы их лучше замуж.

      — Гость хозяину не указ, — сказала старуха и поманила его пальцем в комнату, скрытую за раздвижной дверью.

      Это была настоящая каморка, только и хватило бы места, чтобы лечь вытянувшись во весь рост и раскинуть руки. На полу была циновка и толстое одеяло. Старуха велела ему лечь на циновку и задрать подол, а сама задула светильники во всём доме, обронив, что пришлёт к нему одну из дочек.

      — Зачем светильники задула? — настороженно спросил Владыка миров. Кромешная тьма ему не нравилась.

      — При свете, что ли, собрался девкам животы мять? — разбрюзжалась старуха. — Или промахнуться боишься? Поводыря к твоему нефритовому приставить?

      — Тьфу! — сказал Владыка миров в сердцах.

      Девушки захихикали в темноте, зашуршали одеждой, и одна из них юркнула к демиургу под одеяло. Владыка миров — в пику скверной старухе — решил показать всё, на что способен, но девушка молчала как рыба и едва шевелилась.

      — Живая ты там? — не выдержал Владыка миров и решил зажечь светильник, чтобы взглянуть.

      Это была не девушка, а сама старуха! Он закричал от ужаса и отвращения, пытаясь отбросить её от себя, но старая карга вцепилась в него руками и ногами и не отпускала. Тогда он схватил старуху за волосы и отодрал её от себя, как пиявку. Она глумливо хохотала. Он вскочил, набросил на себя одежду и умчался прочь из этого страшного места.

      С той ночи ему стали сниться кошмары о распутной старухе и преследовали его даже в Сияющем чертоге. Владыка миров, разгневавшись, вырвал этот сон из головы, превратил его в горошину и зашвырнул куда подальше. Увы, это не помогло. И тогда Владыка миров придумал карту, способную запечатывать и хранить сны. На её создание духовных сил ушло больше, чем на создание целого мира, но карта вышла отменная! Запечатанные в ней сны выбраться уже не могли, если их не выпустить, но Владыка миров ни за какие сокровища на свете не согласился бы освободить этот кошмарный сон.

      А по мирам он с тех пор путешествовал в образе хэшана, такого оборванного и грязного, что на него и распутные старые ведьмы не позарились бы.