Ху Баоцинь, глядя на свою лапу, слегка шевелил пальцами, что-то подсчитывая. Он мог ошибаться, учитывая странную природу времени этого места, но навскидку уже прошло не меньше тысячи лет со дня его появления в Сияющем чертоге. Лисьи внутренние часы здесь сбоили.
Обычно лисы отсчитывают время по солнцу или сменой сезонов. Если же они оказываются по каким-то причинам вне привычной среды обитания, то ведут счёт линькам. Но на линьку полагаться Ху Баоцинь не мог: его физическое тело утрачено, а астральное, понятное дело, не линяет. Так-то это даже неплохо: линька сильно досаждает лисам, они становятся сварливыми и постоянно чешутся, словно их одолели блохи. Обычные лисы трутся боками о колючие кусты и шершавые стволы деревьев или выдирают шерсть клочками, используя зубы, но тогда набивается полный рот шерсти и приходится отплёвываться и откашливаться, иначе подавишься или задохнёшься. Лисьи демоны и лисы-оборотни шерсть вычёсывают гребнем, но настроение во время линьки скверное и у них. Нет, линять Ху Баоциню нисколько не нравилось.
Но время отсчитывать как-то нужно было, и Ху Баоцинь придумал способ: откусывал себе коготь на лапе, а когда тот отрастал, то выцарапывал на стене в своём углу крохотную чёрточку.
Владыка миров всё пропадал где-то в мире смертных, и Ху Баоцинь наслаждался тишиной и покоем Сияющего чертога. Когда ему наскучивало разглядывать движущиеся картины в сферах, он спал или медитировал. Духовные силы его, надо полагать, возрастали, но прогрызть пол дворца насквозь, чтобы добраться до разлома миров, он так и не смог: выгрызенные места зарастали буквально на глазах, дворец восстанавливался, как живое существо.
Освоившись в астральном теле, Ху Баоцинь начал подмечать, что изменилось и его восприятие: лисий нюх притупился, потому что в Сияющем дворце вообще не было никаких запахов, кроме его собственного, а лисье зрение, наоборот, заострилось. Он теперь видел то, что скрыто! Стены и потолки дворца были покрыты золотыми мандалами, составляющими единую магическую формацию, а предметы интерьера буквально вырастали из пола или, наоборот, врастали в него узловатыми корнями.
И у него самого тоже обнаружилось кое-что скрытое: от кончика его хвоста тянулась очень тонкая нить, вероятно, спрядённая из Ци. Она была вполне осязаемой, но ни разорвать, ни разгрызть её Ху Баоцинь не смог. Он был к чему-то привязан! Мысль эта ему радости не доставила: лисы вообще не любят привязи.
«Быть может, тот конец нити к чему-то привязан, — подумал Ху Баоцинь, — а узлы на то и существуют, чтобы их развязывать».
Серебристый лис прижал нить Ци к полу лапой и пошёл по ней. Нить замысловато петляла по дворцу, но не запутывалась. Ху Баоцинь заметил, что она укорачивается, будто он сматывает её в клубок. Втягивается в хвост? Ему подумалось, что все эти петли отображают траекторию его перемещений по дворцу.
Нить завела его в тупик: уходила она в глухую стену, на которой даже не было золотой мандалы. Серебристый лис озадачился и лапой подёргал нить, надеясь, что она оторвётся, но нить только растягивалась. Он привязан всего лишь к стене? Ху Баоцинь разочарованно фыркнул, в досаде ударил лапой по стене… и тут же полетел кувырком, каким-то невероятным образом просочившись сквозь стену или пробив в ней брешь. Он тут же вскочил, отряхнулся и принялся исследовать стену уже с обратной стороны.
За стеной оказалась просторная комната, заставленная открытыми шкатулками. Некоторые стояли прямо на полу, другие — на выросших из пола постаментах. Сделаны эти шкатулки были из нефрита и инкрустированы золотом и серебром. Нить от хвоста Ху Баоциня тянулась в одну из шкатулок. Он подошёл и увидел, что в шкатулке лежит расколотая на две половинки духовная сфера, а нить обмотана вокруг, вот только конца у нити нет и развязать её невозможно: нить являлась частью расколотой сферы точно так же, как и частью лисьего хвоста. Ху Баоцинь сел подле шкатулки и долго её разглядывал. Потом, осенённый внезапной мыслью, вскочил и принялся заглядывать в другие шкатулки. Некоторые были пусты, в других лежали целые сферы. Серебристый лис понюхал одну, нечаянно ткнувшись в одну носом, и перед его глазами пронеслось видение — чья-то жизнь. И вот тогда он понял: это запечатанные в сферах души!
Новое занятие — тыкаться носом в сферы и узнавать чужие жизни — Ху Баоциню понравилось даже больше, чем разглядывать движущиеся картины сфер-миров.
Но истории жизни большинства душ не отличались разнообразием событий: всё это были какие-то учёные или монахи, которые при жизни только и делали, что читали книги, молились или сочиняли заумные трактаты. Жизнь книжных червей далека от приключений.
Был среди душ и один император. Вот его история оказалась интересной: войны, предательства, трагическая кончина от яда, подсыпанного собственным сыном… Правда, Ху Баоцинь с неудовольствием обнаружил, что воевал император с демонами, а значит, это был не простой смертный, а небожитель. Небожителей Ху Баоцинь, как и все демоны до недавнего времени, терпеть не мог, но императору посочувствовал: лисьи узы были крепки, и случаи предательства можно было по хвостам пересчитать. Он бы порадовался, узнав, что предатель получил по заслугам.
Рядом со шкатулкой Небесного императора стояла ещё одна, в ней хранилась зеркальная сфера. Ткнувшись в неё носом, Ху Баоцинь различил собственное отражение, но истории жизни не увидел. А между тем душа внутри определённо была, он её чувствовал. Лисье любопытство толкнуло на необдуманный поступок: он сунул лапу в шкатулку и попытался когтем очистить сферу от зеркальной скорлупы — так лисы поступают с птичьими яйцами. Зеркальная шелуха осыпалась, под ней оказалась обычная духовная сфера, ничем не отличающаяся от остальных. Серебристый лис ткнулся в неё носом и…
Опять Лисий бог! В сфере была запечатана душа его матери — богини Небесных зеркал. Ху Баоцинь растерялся: как богиня могла родить лисьего демона? Движущиеся картины сфер, к сожалению, показывали лишь фрагменты прошлого, многое оставалось сокрыто. А сфера души показывала лишь то, чему душа была свидетелем при жизни. Досмотрев историю до конца, Ху Баоцинь страшно расстроился: расставание сына с матерью вышло душераздирающим, — и хвост отдал бы за то, чтобы как-то им помочь.
И вот тут произошло кое-что странное. Ху Баоцинь понятия не имел, что делает, но лапы сами потянулись к зеркальной шелухе, выгребли её из шкатулки и разложили на полу. Скорлупки были похожи на кусочки мозаики, и он не сомневался, что удастся сложить их… во что?
«Почему я вообще это делаю?» — озадаченно думал серебристый лис при этом, но лапы уверенно подбирали кусочек за кусочком и складывали в нужном порядке. Зеркало! Они складывались в круглое зеркало и прирастали один к другому. Ху Баоцинь уставился на собственное отражение. И опять он откуда-то знал, что делать дальше. Он взял зеркало в лапы и поднял над головой, оно высвободилось и зависло в воздухе, превращаясь в портал, который вёл куда-то ещё, точно не в Сияющий чертог и его окрестности, потому что из него веяло живыми запахами.
«Я должен отнести туда эту сферу», — подумал Ху Баоцинь, сам не понимая, с чего он это взял. Быть может, частичка воли заключённой в сферу души передалась ему, когда он ткнулся в неё носом? Серебристый лис покрутил усами, размышляя, что Владыка миров с ним сделает, узнав о пропаже части своей коллекции. Вероятно, попытается оттаскать за хвост. Имело ли это какое-то значение? Нет.
Он осторожно взял духовную сферу в зубы и протиснулся в услужливо подставившийся ему портал, который вывел его в мир смертных — прямо к Лисьему богу. А ещё там был хэшан, в котором Ху Баоцинь безошибочно узнал Владыку миров.
Владыка миров, увидев серебристого лиса и то, что он держал в пасти, облился вином от неожиданности. Ху Баоцинь не удержался и презрительно фыркнул, после чего оставил духовную сферу Лисьему богу, полагая, что тот как-нибудь разберётся, что с ней делать, и удалился обратно в портал.
Зеркало, через которое он прошёл, осыпалось осколками и обратилось в пыль. Ху Баоцинь с сожалением понял, что портал этот был одноразовый, вновь им воспользоваться не получится. Но он не слишком расстроился: и доброе дело сделал, и Владыке миров досадил. Сам виноват: не будет оставлять лиса одного.
Потайную комнату серебристый лис покидал с приятным чувством, что хорошо потрудился и наверняка прибавил добродетелей к лисьей карме.