Недопёсок зря времени не терял.
Лисы жутко деятельны, и неверно полагать, что если лиса валяется пузом кверху и дрыгает лапами, то она бездельничает. Нет и нет, это вовсе не безделье, а лисья зарядка. Очень важно, буквально жизненно необходимо размяться, если отсидел лисью попу. Лисью зарядку вообще можно делать как угодно. Например, потягиваться, припадая то на передние лапы, то на задние, или стоя на задних лапах крутить упомянутой лисьей попой из стороны в сторону, или разминать пальцы, складывая лисьи дули (навык весьма полезный, никогда не знаешь, когда пригодится, но однажды непременно понадобится, проверено лично Недопёском!), или гоняться за кончиком хвоста, или станцевать лисью джигу. Но, конечно же, лучше проделать весь комплекс упражнений. Лисья зарядка — лучший способ снять усталость и вообще поднять себе настроение!
Нужно заметить, что лисья зарядка нисколько не мешает заниматься одновременно и другими делами. Можно прекрасно выполнять свои обязанности — садовничать или охранять семечко души — и одновременно делать лисью зарядку. А ещё можно делать лисью зарядку и сочинять лисьи оды. И думать о философских (или не очень) материях лисья зарядка тоже нисколько не мешает.
Недопёсок как раз проделывал «лисьей попой верчение» и размышлял о том, что с ним происходило в последнее время.
Он незнамо как превратился в человека и долго не мог понять, как ему превратиться обратно в лиса. Он страшно расстроился, потому что вместе с лисьей личиной пропала и шерсть, и хвосты, и некуда стало прятать свои сокровища или находки.
Садовые феи подарили ему цянькунь, правда, попытавшись при этом разорить его коллекцию, но Недопёсок сражался за каждую мелочь, так что феи в конечном итоге сдались и позволили ему спрятать в цянькуне даже то, что полагали мусором. Какое невежество — считать вещами на выброс недогрызенные кости или пучки начёсанной шерсти! Кости — это запас на чёрный день, а пучками шерсти очень удобно затыкать нос, если развёл поблизости лисью скверну.
Но всё-таки цянькунь — это не то. Ничто не сравнится с ощущением, когда шаришь лапой по шерсти, выискивая какую-нибудь понадобившуюся вещь, и на ощупь определяешь, что попадается, а попасться может много чего! Цянькунь — это слишком скучно: заглянул — и видно, где что лежит. Конечно, можно и самому в цянькунь спрятаться, но вылезать потом неудобно.
Поначалу Недопёсок развёл лисью панику, но потом обвыкся и стал искать способы вернуть себе прежний, такой дорогой сердцу лисий облик. Хуа Баомэй ему всячески помогала, когда советом, а когда и свежеиспечёнными медовыми коржиками. Даже в самом безвыходном положении про лисий перекус забывать нельзя!
Сяоху знал, что любые культивационные проблемы решаются медитацией, но медитировать у него всегда получалось плохо: сидишь, сосредоточишься, а потом мысли как в голову полезут, как отвлекут! Опомниться не успеешь, как уже не медитируешь, а, скажем, пересчитываешь ножки у проползающей мимо сороконожки: ног у неё явно больше сорока, так почему её называют сороконожкой?
Но всё как-то само собой сложилось, и он сообразил, как менять личины. На радостях Недопёсок принялся кувыркаться, превращаясь попеременно то в лиса, то в человека, и кувыркался, пока Хуа Баомэй, ставшая невольной свидетельницей этого безудержного ликования, не велела ему:
— Не мельтеши, определись уже.
Недопёсок подумал хорошенько и не просто определился, а определисился. Довольная фея тут же вооружилась гребешком и вычесала ему хвосты. Сяоху довольно распластался у неё на коленях и соловело жмурился. Эх, всё-таки хорошо быть лисой!
А между тем семечко души проклюнулось: из земли выглянул крючок стебелька. Недопёсок ходил возле него кругами и гадал, что скрывается под землёй, но росток не спешил выпрямляться. Конечно, можно было расковырять землю когтем и поглядеть, но Садовое Дао предостерегало, что так делать нельзя: ещё чего доброго сломаешь или нарушишь цикл роста, и что тогда? Это ведь не обычный цветок, а семечко души матушки шисюна.
Поэтому Недопёсок старательно выполнял свой садовничий долг: поливал росток, выпалывал сорняки, отгонял гусениц и праздных зевак — чтобы не сглазили! — и даже читал семечку души лисьи оды собственного сочинения. Он вычитал, что цветам нравится, когда с ними разговаривают. Правда, Хуа Баомэй сильно сомневалась, что цветы понимают по-лисьи, но Сяоху такие пустяки не волновали, и он вдохновенно декламировал свои лучшие творения, размахивая лапами от избытка чувств.
Потом крючок всё-таки распрямился, но на конце стебля ничего не было, кроме крохотной загогулины, похожей на каплю росянки. Сяоху долго и придирчиво разглядывал её в увеличительное стекло и пришёл к выводу, что это зародыш духовной сферы или что-то очень на него похожее. Загогулина переливалась всеми цветами радуги, и в ней даже можно было разглядеть искажённое отражение любопытного лисьего носа. Изредка росток издавал мелодичный звук, похожий на струну гуциня. В общем, это был необыкновенный цветок.
Возвращаясь в настоящее, Недопёсок делал лисью зарядку и дошёл уже до «верчения лисьей попой» (не путать с «лисьей попой верчением»!), старательно выпячивая её, как если бы хотел кого-то подразнить, но для этого нужно было бы ещё лапой по ней похлопать. Как вдруг он заметил спешащую к нему цветочную фею. Это его удивило: Хуа Баомэй всегда ходила степенно и редко ускоряла шаг, только если нужно было за кем-то угнаться или от кого-то убежать. Недопёсок навострил уши, но поблизости никого не обнаружил, цветочная фея была одна. Цветочная фея действительно торопилась. Она кое-что подслушала и теперь спешила поделиться новостями с небесным садовником, потому что это были действительно важные новости и касались если уж не самого Сяоху, так его шисюна, что, впрочем, для Недопёска было одно и то же.