Лао Лун нисколько не удивился ни взрыву, ни вырвавшимся из павильона облакам черноватого дыма: такое, считай, каждый день случалось. Ху Сюань, разгоняя дым перед лицом ладонью и отчаянно кашляя и чихая, пробрался через клубящиеся чадящие облака и виновато улыбнулся, заметив, что обычно дремлющий в это время на внутренней лужайке перед павильоном Лао Лун приподнялся на локте и смотрит в его сторону. Волосы Ху Сюаня были растрёпаны, а вдоль щеки тянулся сажевый след.
— В чём-то ошибся, — признался Ху Сюань и покашлял.
Лао Лун поманил его к себе пальцем, доставая платок, и скоро лицо Ху Сюаня засияло яшмовой чистотой. Волосы Ху Сюань в порядок привёл сам. Когда с марафетом было покончено, Лао Лун с удовольствием устроился головой у него на коленях, жмурясь, как довольный кот. Ху Сюань машинально погладил его по волосам.
— Что там не заладилось? — лениво спросил Лао Лун.
Ху Сюань вздохнул и принялся рассказывать…
Лао Лун слушал вполуха, думая о своём, вернее, о Ху Сюане и о том, как он похорошел за последнее время. Небесная жизнь определённо пошла ему на пользу. Глаза у него окончательно вернули себе изначальный цвет — талого льда с золотыми искрами, и прошлое забылось, как страшный сон.
Лао Луну удалось убедить Ху Сюаня, что ничего предосудительного в том, чтобы заниматься знахарством, нет, и по распоряжению Хуанди в небесных лазаретах Ху Сюаню — небеснолисьему знахарю — отвели самым просторный павильон, где бы его ничто не стесняло, вздумай он попрактиковаться в алхимии. Лао Лун устроил себе лежанку на лужайке возле павильона, поскольку знал, что Ху Сюань — лис увлекающийся и забывает обо всём на свете, занимаясь любимым делом.
Небесная алхимия, или знахарство, была делом непростым, поскольку разительно отличалась от лисьезнахарства. Многому приходилось учиться заново. Но Ху Сюань не унывал и лисьими прыжками осваивал новое ремесло, изредка советуясь с небесными лекарями и мудрецами, которым было велено — личный приказ Небесного императора! — помогать небеснолисьему знахарю, если у того возникнут какие-нибудь затруднения. Лао Лун тоже в этом участвовал, хотя бы и затем, чтобы на Ху Сюаня никто не покусился.
О том, как хорош супруг великого Тайлуна, на Небесах уже и песни слагали. Лао Лун к тому руку приложил, конечно, хвастаясь направо и налево, но песни раскритиковал и запретил. Что это, в самом деле, за песня, где есть такая строка: «Когда его лотосовые лепестки размыкаются, каждая бабочка мечтает напиться из них нектару»? И Лао Луну бесполезно было объяснять, что это метафора поцелуя, а не чего-то непристойного. С великой драконьей цензурой поспорить никто не осмелился.
Сейчас Ху Сюань работал над каким-то особенно заковыристым эликсиром. Ему хотелось сплавить две техники, небесную и демоническую, воедино и посмотреть, что получится в итоге. А в итоге ничего не получалось: техники должны были вступать во взаимодействие, а вступали в противоречие и отталкивались, как сложенные неправильными сторонами вместе магнитные камешки, или взрывались.
— Видимо, — сказал Ху Сюань, машинально продолжая перебирать волосы Лао Луна, — ничего из этого не выйдет. Их можно использовать раздельно и даже улучшить, а соединить не выходит. Принцип действия вроде бы одинаковый, но сама их суть…
Лао Лун медленно проваливался в дрёму, разморенный лаской. Ему нравилось, когда Ху Сюань прикасался к его волосам, и нисколько не смущало, что проходящие мимо них небожители прикрывают лица рукавами от смущения. Трогать чьи-то волосы или расчёсывать их считалось глубоко интимным занятием, а лежать головой у кого-то на коленях тем более.
— А пусть не смотрят, — нахально объявил Лао Лун, когда кто-то из небожителей укорил его в неподобающем поведении. — Не кто-то же чужой меня трогает, а мой собственный супруг.
Ху Сюань вообще претензий не понял. Для лис ни вычёсывание, ни вылизывание не являлось интимным занятием. Лисы преспокойно могли заниматься этим и ещё дюжиной лисьих дел у других на глазах и не испытывать ни малейшего стеснения. Вот если бы он Лао Луна за ухом вздумал почесать или за хвост пощупать…
Лао Лун в дракона превращался редко. Позавидовав белой змее, которая пряталась у Ли Цзэ за пазухой, он пытался уменьшиться в размерах до ящерицы, чтобы проделать то же самое, но скоро выяснил, что в драконьем обличье прятаться под одеждой неудобно: он не змея, у него есть лапы, а тело его покрыто чешуёй, которая временами топорщится и колется. Ху Сюань ему ни слова не сказал в укор, но Лао Лун всё никак не мог себя простить за то, что оцарапал грудь Ху Сюаня, и торжественно объявил, что с превращениями в ящериц покончено раз и навсегда.
— …настолько разные, что не сплавляются вовсе, — продолжал журчать над его головой голос Ху Сюаня. — Лунван?
Лао Лун томно повёл плечами, но не отозвался. Драконью дрёму сбросить с себя было не так-то просто. Ху Сюань тихонько вздохнул, поняв, что из его рассуждений Лао Лун не слышал и половины, и умолк. Лао Лун повернулся на бок, обхватывая его за талию обеими руками, и уткнулся лицом ему в живот. Ху Сюань слегка смутился, заметив, как шарахнулась в сторону какая-то небожительница, которая, как ему показалось, до этого подкрадывалась к ним, чтобы, надо полагать, подглядеть за ними.
— А пусть не смотрят, — пробормотал Лао Лун сквозь сон.
В это время небеса прорезал гулкий звук гонга. Ху Сюань невольно выпустил уши, дёрнул ими. Звук был не то что неприятный, но лисы очень остро реагировали на внезапные звуковые помехи. До этого он никогда прежде не слышал гонга на Небесах.
— Что-то случилось? — обеспокоился он, зная, что ударами в гонг обычно возвещают какие-то трагические события или предстоящую опасность.
Лао Лун открыл глаза и так резко сел, что суставы хрустнули. Зрачки у него стали драконьи, он тоже прислушивался.
— Нет, — сказал он, когда гонг отзвучал и последние его отзвуки развеялись в воздухе, — это созыв.
— Кого созыв? — не понял Ху Сюань.
— Нас созыв. Ты не расслышал прозвучавшее в нём послание? — спросил Лао Лун и по ошарашенному виду Ху Сюаня понял, что именно так и было. Вероятно, это было избирательное послание и слышать его могли лишь те, кому оно адресовалось. Но, как говорится, куда иголка, туда и нитка: Лао Лун и мысли не допускал, что отправится куда-то без Ху Сюаня.
— Высшие Силы, — сказал он, — призывают нас в мир смертных. В такой-то день и час будет подписан договор трёх миров, мы должны там быть. Я правитель Верхних Небес и являюсь представителем одной из сторон.
— А я при чём? — поёжился Ху Сюань.
— А ты мой супруг и отправишься вместе со мной, — категорично сказал Лао Лун.
— Лунван, — болезненно сказал Ху Сюань, — я не уверен, что должен быть там. Понимаешь, там ведь и лисьи демоны будут.
Лао Лун вздохнул. Ху Сюань до сих пор неуютно себя чувствовал, когда дело касалось лисьего мира, и ему бесполезно было доказывать, что Владыка демонов уже навёл лисий шорох и изменил Лисье Дао, поэтому Ху Сюаню не о чем беспокоиться, и если бы он пожелал наведаться в мир демонов, то никто не посмел бы его остановить и уж тем более обвинять в лисьей ереси, которая теперь сама считалась… лисьей ересью.
— Просто не обращай на них внимания, — посоветовал Лао Лун. — Разве тебе не хочется повидаться с братом и остальными? Событие такого масштаба случается раз в тысячу лет!
— Как чествование вернувшегося Тайлуна? — уточнил Ху Сюань, высоко-высоко поднимая бровь.
— Кхе… — смутился Лао Лун. Сказано это было ему не в укор, но иногда он всё же чувствовал себя неловко, что обманом устроил их с Ху Сюанем свадьбу.
В конце концов, поддавшись на уговоры, Ху Сюань согласился спуститься в мир смертных вместе с супругом. Лао Лун по такому случаю подарил ему роскошное одеяние из белого шёлка, расшитое тончайшими серебряными нитями. Оно было свободного покроя, совсем такое, какие привык носить Ху Сюань во времена своего лисьезнахарства, но вышивка намекала, что статус у его обладателя куда выше: одеяние сзади было расшито небесными зверями в иерархическом порядке, и надо ли говорить, кто располагался на вершине пирамиды вместе с Тайлуном? Но оно необыкновенно шло Ху Сюаню, а серебряная отделка выгодно оттеняла его льдистые глаза. Лао Лун поглядел на него и подумал невольно, что если бы можно было влюбиться в него ещё больше, он бы уже это сделал. Но как будто такое возможно!
Лао Лун разулыбался:
— Идём?
В мир смертных они спускались, крепко держась за руки.