Разумеется, отправиться можно было и через теневой портал, но Чангэ сказал, что в такой славный денёк часть пути можно и пешком проделать. Шу Э с явным сомнением поглядел на испещрённую лужами дорогу. Завязнуть в грязи сапогами ему нисколько не хотелось. Это в городах улицы посыпаны щебнем или утрамбованы, а в деревнях о такой роскоши и мечтать нечего, тем более если это дорога к самому нищему храму во всей Поднебесной. К тому же всё ещё накрапывал дождь. Шу Э с подозрением взглянул на Чангэ. Может, тот специально хочет испачкать новое одеяние?
Но Чангэ сказал:
— Пойти можно под зонтом.
Шу Э исполнился сомнений. С одной стороны, зонт у них всего один, кому-то всё равно придётся частично вымокнуть, потому что вдвоём под ним с трудом поместишься, только если плотно прижаться друг к другу плечами. С другой стороны, зонт у них всего один, а прогулка двоих под одним зонтом, да ещё и прижавшись друг к другу, чтобы не намокнуть, явно не то, чем полагается заниматься «правильному» даосу. На людях Чангэ не позволял себе ничего лишнего. Или он сам не понял, что предложил? Судя по его лицу как раз таки прекрасно понимал. Он вышел за порог храма, раскрыл зонт и дожидался Шу Э.
— Чангэ, — сказал Шу Э, помедлив, — разве даосам можно так вольно себя вести?
— Каким даосам? — изобразил на лице удивление Чангэ.
— А… хм… — отозвался Шу Э. Действительно, каким даосам? Перед ним стоит царственный дядя, а не даос.
— А можно ли так вольно себя вести царственным дядям? — перефразировал Шу Э.
Чангэ засмеялся и протянул ему руку:
— Я счастлив, а до остального мне и дела нет.
Этот ответ Шу Э понравился. Он вышел из храма, запер дверь и юркнул под зонт к Чангэ. Идти вдвоём под одним зонтом Шу Э понравилось: он взял Чангэ под локоть и потеснее прижался к нему, а Чангэ ничего на это не возразил, мало того, на перекрёстке они ещё и поцеловались, потому что нужно было выбрать, в какую сторону пойти, и Чангэ решил «позаимствовать немного удачи», как он выразился.
— И мы так на каждом перекрёстке делать будем? — деловито спросил Шу Э, скрестив пальцы, чтобы на пути попадались одни только перекрёстки.
— Можно и не на перекрёстках, — сказал Чангэ.
Зонт был опущен низко, лиц их не было видно, но поза недвусмысленно намекала о том, что там происходит. Какой-то путник, нагнав и перегнав их, забранился:
— Вот бесстыдники! Средь бела дня! Тьфу, глаза бы на вас не глядели!
— Завидуй молча, — крикнул ему вслед Шу Э.
— Шу Э… — едва сдерживая смех, укорил его Чангэ.
— Да точно же, завидно стало, вот и обругал, — уверенно сказал Шу Э и подумал, что неплохо было бы послать вслед теней и спихнуть его в грязную канаву, а потом встать на её краю и продемонстрировать ему, как нужно бесстыдничать среди бела дня. Чангэ, конечно, ни за что бы не согласился, но с мыслью этой Шу Э наигрался вдоволь и долго ещё хихикал.
Дорога между тем вильнула, скатываясь к заросшему травой и камышом пруду. Шу Э показалось, что он расслышал приглушённую ругань. Может, тот завистник свалился в пруд? Так ему и надо! Но Чангэ сказал, что если кто-то попал в беду, то его нужно спасти. Дождь уже перестал, так что он сложил зонт, подал Шу Э руку, и они вместе сбежали по скату дороги к пруду.
На первый взгляд в пруду никого не было, но потом Шу Э заметил запутавшуюся в траве и водорослях небольшую черепаху, которая с нехарактерной для этих медлительных созданий дрыгала лапами, пытаясь выбраться из ловушки. Приглядевшись, Шу Э различил, что держат пленника не водоросли, а щупальца какого-то водного существа, зарывшегося в ил и, видно, поджидавшего тех, кто наклонится к воде, чтобы умыться или утолить жажду, а там — хвать! и обед готов. Чангэ уверенно сказал, что это болотный злой дух, он таких изгонял, так что мог сказать с уверенностью.
— А кто тогда ругался? — пробормотал Шу Э. — Не черепаха же?
Болотный злой дух оказался трусом. Стоило Шу Э к нему наклониться, как он спрятал щупальца и пустился наутёк, перепрыгивая с одного листа кувшинки на другой. По-хорошему нужно было бы натравить на него теней или запустить в него талисманом, у Чангэ наверняка они есть. Но Шу Э отвлёкся на черепаху, которая тут же попыталась удрать. Он ухватил её за хвост, поднял и показал Чангэ.
— Из неё выйдет отличная похлёбка, — объявил он. — Мы уже долго шли, нужно остановиться и сделать привал. Черепашья похлёбка наваристая. А можно запечь её прямо в панцире…
— А ну отпусти меня, дрянь ты этакая! — завопила черепаха, которую перспектива стать чьим-то обедом явно не устраивала.
Шу Э от неожиданности выронил черепаху, та грохнулась на землю и поспешно втянула лапы, голову и хвост в панцирь. Шу Э и Чангэ изумлённо переглянулись, потом Чангэ, словно что-то припомнив, на долю секунды широко раскрыл глаза и осторожно позвал:
— Э-э… Черепаший бог Угвэй?
— Нет, — отрезала черепаха, — твой покойный дед. Сразу, что ли, нельзя было догадаться?
— Как? — с искренним удивлением спросил Чангэ.
— Много ты встречал говорящих черепах в этом мире? — насмешливо спросил Угвэй, высовывая голову из панциря, а потом и превращаясь в человека.
Шу Э окинул его критическим взглядом, словно прикидывал, на сколько похлёбок хватит такого улова, и покачал головой. Нет, не годится, у старых черепах мясо жёсткое, а этой, верно, не одна тысяча лет, раз уж она дожила до обожествления. Чангэ этот взгляд понял и с трудом удержался от смеха. Хозяйственный Шу Э никогда не упускал случая что-то раздобыть для Речного храма, а значит, и для Чангэ.
Сообразив, что Черепаший бог, должно быть, тоже услышал гонг, Чангэ предложил идти вместе — к неудовольствию Шу Э. Угвэй только пренебрежительно хмыкнул и сказал, что не станет терять драгоценное время на долгую дорогу. Он превратился в вихрь и улетел в неизвестном направлении.
— Ха, — сказал Шу Э, — зря торопится. Небесный император ещё не прибыл.
— Откуда ты знаешь? — невольно удивился Чангэ, но тут же похлопал себя по лбу ладонью. Ну конечно же, тени!
Шу Э поглядел на небо, подставил ладонь и сказал, состроив на личике серьёзную гримасу:
— Кажется, дождь начинается.
Чангэ тоже поглядел на небо. Чистое, без единого облачка…
— Действительно, — кивнул Чангэ и раскрыл зонт.
Идти вдвоём под одним зонтом можно было и без дождя.