С прибывающими во дворец представителями мира смертных (правители соседних царств, прославленные учёные, знаменитые поэты, монахи) особенно беспокоиться не приходилось. Большинство из них были знакомы друг с другом или с императором царства Вэнь. Их можно было предоставить самим себе, не опасаясь, что они разнесут дворец или перережут друг друга. Демоны и духи мира смертных опасности тоже не представляли: любой из следящих за порядком богов войны мог справиться с ними, начни они буянить, даже не применяя божественной силы.
Представители мира демонов вели себя прилично — сообразно их представлениях о приличиях. Главы Великих семей всё ещё переругивались, цепляясь к малейшим промахам друг друга, но Ли Цзэ уже понял, что они относительно безопасны и предпочитают таскать за бороды друг друга, а не сеять хаос и разрушение. Наследники Великих семей успешно влились в дворцовое общество, найдя себе собеседников по интересам.
Мо Гун, У Сяомин и Хуань Хань, «три яшмовые ветви», как тут же окрестил их дворцовый поэт, вызвали недвусмысленный интерес присутствующих женщин. У Сяомину было не привыкать, и он за пару взглядов уже присмотрел себе в гарем царскую дочку, придворную даму и одну вдовушку, происхождения незнатного, но очаровательную. Пусть он был и демон, но весьма привлекательной наружности, устоять перед ним не смогла бы и каменная статуя. Хуань Хань, у которого тоже был собран приличный демонический гарем, вёл себя сдержанно. А Мо Гун попросту сбежал от них, потому что они так и норовили потрогать его за рог: у демонов Мо это считалось приглашением к интимной связи и вызывало недвусмысленные изменения в теле.
Яо Я всё-таки сменил гнев на милость и согласился прокатить Мин Яна, когда увидел дворцовый зверинец, а вернее, как вся эта потрясающая воображение и нервную систему куча зверья ластится к хозяину. Демоны Яо интуитивно поняли, что тот, кто смог свести близкое знакомство даже с ядовитой сколопендрой, дурным человеком быть не может, а вот опасным — вполне. Если представить, как он всю эту шайку-лейку на кого-нибудь натравит… Из него вышел бы хороший демон, не будь он человеком, вернее, полубогом.
Близнецам Гуй компания была не нужна, но и они присоседились к столу, за которым собрались учёные, и имели неслыханный успех, оживив у них на глазах парочку дохлых мышей. Учёные, среди которых было немало лекарей, привыкших к обществу трупов, были не слишком щепетильны и зловония не замечали. Ли Цзэ постоял возле них, поглядел, послушал и счёл нужным предупредить, чтобы они не вздумали похитить из столичного морга труп на опыты.
— Что вы, что вы! — заверили его учёные, но глаза их так горели, что Ли Цзэ отправил к моргу нескольких небесных солдат. Так, на всякий случай.
Проводив взглядом весело скачущего на оборотне Мин Яна, Ли Цзэ вернулся к той, что вызывала наибольшие опасения. Гу Ши заняла лучшую дворцовую беседку и теперь гоняла слуг и очарованных ею поклонников-смертных, заставляя выполнять её капризы: поднеси то, унеси это… Ли Цзэ даже подумал, что демоница попросту заскучала в аду, вот и явилась в мир смертных поразвлечься. Он был недалёк от истины. Заметив его, Гу Ши приняла самую обольстительную позу, на какую только была способна, а способна она была на многое. Увидев, как она закинула ногу на ногу, пять поклонников лишились чувств, а ещё у троих кровь пошла носом. Но Ли Цзэ, к разочарованию Гу Ши, это нисколько не впечатлило. Он вежливо поклонился ей и пошёл дальше.
— Эти боги войны, — пробормотала Гу Ши досадливо, — чурбаны железные, ничего в женщинах не понимают…
Ли Цзэ понимал. В змеях.
А где же Су Илань? Он азартно резался в карты с монахами, которые сдуру попытались его сначала изгнать, приняв за демоническую змею, тут же раскаялись, потому что Су Илань отвешивал отменные оплеухи, и пригласили его сыграть с ними в «дурака», но уже начали и в этом раскаиваться: Су Илань в карты играть умел — выучился за тысячи-то лет! — и щелбаны раздавал под стать оплеухам. Ли Цзэ не стал ему мешать. Пусть развлекается.
Мин Лу принимал правителей соседних царств в банкетном зале. Они были те ещё пьяницы и, налакавшись, принялись хвастаться своими жёнами, наложницами и детьми и посмеиваться, что у Мин Лу всего одна жена и один сын. Насчёт «одной жены» Мин Лу нисколько не переживал: кроме Анъян ему никакая другая женщина и не нужна была, они ему даже завидовали, что у него в жёнах богиня. А он люто завидовал им, что у них куча детишек, но ни за что бы в том не признался.
— Одна, зато какая, — важно заметил Мин Лу. — Один, зато какой.
Но уши навострил, когда один царь принялся смехом рассказывать, как сделал ребёнка одной строптивой женщине, которая не хотела иметь от него детей: подкупил её служанку, чтобы та подменила травы в чаю, который женщина пила, чтобы не забеременеть. Оказывается, есть такие травы. И другие, чтобы дети рожались, тоже есть. О таком Мин Лу слышал впервые, но припомнил, что Анъян тоже любит травяные чаи распивать, только не знал, те самые или обыкновенные. Ну что ж, будет чем заняться на досуге, когда соглашение подпишут, а гости разъедутся. Стоит упомянуть в скобках, какое потрясение испытала Анъян, узнав о внезапной беременности, а вот о том, что она сделала с Мин Лу, когда поняла, что это его рук дело, упоминать точно не стоит.
Дядюшек Ху Ли Цзэ обнаружил в саду в неполном составе. По их словам, трое из них пали в неравной борьбе с тройняшками, а Ху Цзин был уволочен за хвост госпожой Ху, явившейся следом за ними, в неизвестном направлении. Ли Цзэ скептически выгнул бровь, и дядюшки Ху, заметив его недоверие, принялись показывать ему следы укусов и царапин и жаловаться на продранную в неприличных местах одежду. Тройняшек отчего-то особенно привлекали лисьи зады в качестве мишеней. К концу их рассказа Ли Цзэ с трудом сдерживал смех, но торжественно пообещал добыть им новую одежду и сейчас же сделал соответствующее распоряжение. Дядюшки Ху переоделись и приободрились. И что-то подсказывало Ли Цзэ, что Ху Цзина и госпожу Ху искать не стоит, если он не хочет удостоиться той же чести, что и старые лисы.
С Ху Баоцинем Ли Цзэ столкнулся у дворцового пруда. Ху Баоцинь тут же сделал вид, что и не собирался вылавливать из него парчового карпа, а Ли Цзэ предпочёл притвориться, что не замечает ни мокрых рукавов Ху Баоциня, ни прицепившихся к его волосам водорослей, но невольно задался вопросом, а не сунул ли серебристый лис морду в пруд, чтобы пересчитать в нём рыб.
— Хорошие рыбки, — сказал Ху Баоцинь как ни в чём не бывало, — у Владыки миров тоже такие были.
Хвост серебристого лиса при этом очень красноречиво вильнул, и Ли Цзэ понял: мир праху хорошим рыбкам демиурга! Он прочистил горло и сказал, что на дворцовой кухне, если Ху Баоцинь проголодался, непременно сыщутся и рыбы, и другая снедь. Ху Баоцинь на это ответил, что возвращённым душам еда не требуется, но если на дворцовой кухне найдётся какое-нибудь винишко, то он с превеликим удовольствием опрокинет пару чарок за знакомство с доблестным генералом небесной армии, который так печётся о Лисьем боге, что нажил себе язву желудка. Ли Цзэ удивлённо вскинул брови, о проблемах с желудком он никому не рассказывал, даже Су Иланю. Ху Баоцинь засмеялся и сказал, что любой лисий знахарь, а тем более померший и вернувшийся к жизни, способен поставить диагноз по одному только изменению в цвете лица любого пациента, даже бога. Ли Цзэ смущённо кашлянул.
Природа между тем озабоченно размышляла, а не пора ли жахнуть весной не по сезону. Небесный император вот-вот должен был прибыть.