После трибунала меня переселили в отдельную комнатушку, номер 637. В отличие от зелёной казармы она полностью белая. Мне понравилось, выглядит опрятнее. Микроскопическая, вытянутая: только кровать и узенький проход справа, а на стене — пара гвоздей, чтобы вешалку с униформой повесить. Похоже на чулан или, может, гроб, но я всё равно обрадовался. Зато своя, даже с настоящими стенами, а не с решёткой. Теперь не нужно торчать на лестнице, завалился на кровать и читаешь, красота!
Но хотя с парнями из подразделения я теперь пересекался меньше, всё равно ситуация оставалась прежней. На всякий случай продумал возможные варианты событий, чтобы морально подготовиться. Шутки про «капитанскую шлюху» — вообще фигня, можно не обращать внимания. И даже если про самого капитана скажут что-то подобное — так и быть, я промолчу, хотя это труднее. Ну, и если придётся отсосать толпе сослуживцев — плевать, я смогу и даже кусаться не буду, лишь бы не подставлять капитана Блэйка.
Терпеть и выжидать я умею. А потом — через год, на задании, там, где можно будет незаметно избавиться от трупов, — каждого из них распотрошу так, что родная мать не узнает.
Однако больше ко мне никто не цеплялся. Это странно. Мне-то казалось, что после трибунала самый подходящий момент: я теперь в уязвимом положении, под усиленной слежкой, руки связаны ответственностью за жизнь капитана Блэйка — я же не совсем скотина, чтобы его подставлять. Очевидно, что теперь я должен стать более сговорчивым. И это действительно было бы так — если бы они вздумали проверить. Но они не решились.
Взгляды в нашу с капитаном сторону стали гораздо более нейтральными и мимолётными, даже я, при всём желании, не мог расценить их как повод для мести. Разных там высказываний больше не слышалось. Странные люди: то лезли без повода, а когда представился удобный случай добить — испугались.
Поведение капитана мне тоже было совершенно непонятно. Вскоре после трибунала я не выдержал и спросил, зачем он полез в это дело, а он в ответ насмешливо фыркнул и выдал буквально следующее:
— Я наконец-то нашёл идеального помощника и не собираюсь лишиться его так просто.
Я не придумал, что на это ответить. Такое ощущение, что логика капитана Блэйка существует в какой-то параллельной реальности.
Как вообще можно догадаться доверить собственную жизнь хер пойми кому? Он меня знает меньше года. Фактически взял первого встречного с улицы, дал работу, для которой у меня нет квалификации… Да у меня вообще никакой нет! Я даже школу не закончил, не успел. Всё ждал, что капитан спросит насчёт образования, но он этой темы не касался, а сам я решил не говорить — не хотелось объяснять, как так вышло. Да, фактически я его обманул... Ну, он всё-таки сам не спросил...
Я изначально по несколько раз перепроверял все документы, потому что не хотел разочаровать капитана — особенно если ошибка будет совсем глупая, — а теперь его ещё и убьют, если я накосячу. Вообще охренеть! Так и представляется, что в приёмную войдёт Главный, за ним конвой, и все посмотрят на меня осуждающе, а капитан скажет что-то вроде: «Я рассчитывал на вас, лейтенант, а вы...».
Вот это хуже всего — его разочаровать. Почему-то от одной мысли становится страшно. Я уже забыл, когда испытывал такое в последний раз. Нет, понятно, что на арене был страх — физический, страх тела перед болью и угрозой смерти, — но я сам, внутри, давно уже не то что не боялся, а вообще ничего не чувствовал. Просто существовал.
Что меня постоянно оценивают, с годами стало безразлично. Ну, продадут. Или «спишут» — конечно, я этого не хотел, но умом понимал, что так даже лучше, эта постоянная гонка всё равно в итоге придёт к известному результату. Но когда те люди, раньше, смотрели на меня — было плевать на них и на их мнение. Недостаточно хорош для вас? Да мне как-то похуй.
С капитаном Блэйком — по-другому. Я сам не заметил, как его мнение обо мне стало иметь значение. Перед ним хочется выглядеть лучше, чем я есть. Хочется быть полезным, оправдать доверие — чтобы капитан не жалел, что помог мне.
Даже больше, хочется сделать для него что-то хорошее, отблагодарить. Но что? Вот, ношу ему шоколадки из столовой, но это же так, мелочь, они всё равно входят в стандартный паёк. А купить что-то специально — было бы слишком странно.
Но вообще-то я об этом думал. Например, принято дарить подарки на праздники. Можно хотя бы что-то небольшое... Так, символически... Хоть те же шоколадные конфеты, раз он любит сладкое. Нет, то есть это для примера, даже я знаю, что такое только девушкам дарят. Хотя что за глупость, конфеты — это ведь не букет цветов, их все могут любить.
Поискал в сети, что положено дарить начальнику, но ни ручка с золотым пером, ни пресс-папье с портретом главнокомандующего мне не глянулись. Ещё и сам капитан сказал, что праздники не отмечает. В общем, идея с подарком заглохла.
Единственный вариант — на работе стараться и выполнять всё по максимуму, вот только очевидно, что у меня не хватает для этого знаний. Страшно, что капитан вот-вот догадается, заметит мою неграмотность и выгонит к чёрту.
В моём понимании трибунал как раз и стал тем самым моментом, когда он должен был всё понять и обрадоваться, что сможет легко избавиться от меня. Но нет, капитан почему-то не разочаровался. Разговаривал со мной по-прежнему, не игнорировал и не грубил. Даже вот «идеальным» назвал — я сначала решил, что это сарказм, но вроде непохоже.
Конечно, я сам обдумывал увольнение. Почти каждую ночь говорил себе, что это будет правильно и разумно — и из-за опасности моих ошибок, и из-за этих идиотских слухов про нас с капитаном, — утром же заполню заявление. Но утром находились срочные дела, и я всё не мог выбрать момент.
Уже сколько времени прошло, а я так до сих пор и не уволился. Оправдываюсь тем, что нужно накопить больше денег, ведь вряд ли смогу найти другую работу. Вот хотя бы грядущую зарплату получу... И ещё одну… Но — возможно — какой-то вклад в мою нерешительность внесли те лестные слова капитана Блэйка в мой адрес, а теперь — приветливая улыбка, которая касается его глаз над маской, когда утром он видит меня на рабочем месте. Каждый день улыбается. От этого непросто отказаться.
Более того, теперь мы ещё и тренируемся вместе. Началось случайно, затем капитан сам позвал меня в зал — мол, ему нравится, что со мной можно расслабиться и драться на равных, — а я от всей этой спокойной жизни обнаглел настолько, что предложил делать это не на общих занятиях, а в индивидуальном порядке, после работы. Да, вот прямо так — вдвоём и наедине. Надоело мне избегать любых двусмысленных ситуаций, я просто хочу наконец-то отдохнуть и не видеть этих мудаков из подразделения. А может, даже захотелось спровоцировать их, чтобы потом с чистой совестью поквитаться.
Но и тут комментариев не последовало. Вообще никаких. Теперь в подразделении мы все делаем вид, что не замечаем друг друга. Лишь некоторые разговаривают со мной как будто более доброжелательно — то есть вообще разговаривают, хоть и про рабочие моменты. Остальные — только в случае крайней необходимости, при этом изображают такие высокомерные морды и взгляд сквозь меня, но — ха, коротышки в принципе не могут выглядеть крутыми, как бы ни старались. И я очень надеюсь, что в такие моменты они держат в голове, что при желании я могу сделать из них отбивную — без единой целой косточки.
Тем временем на тренировках капитан делает отбивную из меня. Хотя, не буду скромничать, ему тоже достаётся, потому что я устал сдерживаться. Хочется наконец-то расслабиться и ни о чём не думать, хотя бы на вечер. Но его это вроде даже устраивает, так что теперь эти совместные тренировки стали моим любимым времяпрепровождением.
Однако после драки начинается самое трудное. В зале душ общий. Понятно, что мы расходимся по разным углам, но всё же — в одном помещении. При этом мне нельзя даже думать о том, что за спиной капитан стягивает влажную от пота одежду, ныряет под горячую воду — ох, как он довольно выдыхает при этом — и намыливается, мурлыча под нос разные мелодии.
Тем более нельзя смотреть в его сторону. Ну, во-первых, я не собираюсь выглядеть маньяком, шпионящим в душе. А во-вторых, если я увижу голого капитана Блэйка — даже если он будет цензурно прикрыт пеной, — скажем честно, выдержать такое будет трудно. И с внешней стороны — буду стояк ладошками прикрывать, что ли? И с, так сказать, внутренней — не хватало ещё, чтобы меня прямо на месте унесло в мир похабных фантазий, которые он может почувствовать.
Поэтому держим себя в руках. Занять отсек у самого выхода. Смотреть только на регулятор воды. Сконцентрироваться на дыхании. Думать о водопроводных трубах. Интересно, давно их меняли? Вон в месте стыка ржавчина…
Всё равно кожа спины так и горит, словно позади меня пламя — но совершенно другое, чем бывало раньше, приятное, ласкающее. Заполняет все мысли, властно тянет к себе, требует обернуться и посмотреть на него. И то, что при этом я сам стою тут голый, делает ситуацию ещё более неловкой.
Ополоснуться за три минуты, сразу в раздевалку и рвануть в свою комнату. В постель. Уже поздно, пора спать.
Иногда получается удержаться.
Но даже если я честно стараюсь, недавняя драка всё ещё будоражит кровь, физически невозможно заснуть в таком состоянии.
А если уж поддался соблазну и решил снять напряжение, трудно удержаться от мыслей о капитане. Да и как держаться, когда вот только полчаса назад он был настолько близко, и этот запах разгорячённого тела… Потом мы лежали рядом на полу, тяжело дыша. И ухмылка у него была такая довольная, и глаза блестели, и жар румянца. Ясно, что он просто любит подраться, но так и тянет принять это на свой счёт — всё-таки приятно, что ему нравится проводить время со мной.
Однако то направление, в котором пробираются мои мысли дальше, ему бы точно не понравилось, поэтому я стараюсь держаться в границах, которые себе установил, — только вспоминать тренировку, не выдумывать ничего сверх этого.
Поначалу идёт нормально, но чем ближе к оргазму, тем больше плевать на приличия и мораль, а мысли о Сине мгновенно отдаются такой волной возбуждения, что в итоге иногда — ладно, чаще — я сдаюсь. Позволяю фантазии разгуляться.
Самый очевидный сценарий — в душе. Или в кабинете —порыв страсти без всякого обоснования, прямо как в бульварных книжках. Иногда капитан стучит в мою дверь с разговором по работе, который заканчивается всего лишь предложением как-нибудь выпить вместе. Иногда — набрасывается с порога, раздирая на мне одежду когтями.
Ненавижу ощущение, когда после оргазма возвращаешься в реальность и тут же становится стыдно за эти мысли. Конечно, даю себе обещание в следующий раз держаться дольше, но сам понимаю, что вряд ли получится — слишком уж острое удовольствие, не сравнить ни с чем другим.
Возможно, меня так переклинило на этих сюжетах как раз из-за того, что я запрещаю себе думать о них? Поразмыслив, я решил, во-первых, дрочить почаще, вот прям в обязательном порядке. Хочешь, не хочешь — надо. Чтобы не позволять напряжению копиться.
Во-вторых, нужно низвести капитана до уровня обычного человека. Ничего в нём особенного нет, я всего лишь накрутил себя.
Стал приглядываться к недостаткам. Хотя какие у него недостатки? Вот, например, иногда когти пилит на рабочем месте, когда читает что-нибудь. Задумается, нахмурится, и наждачкой — шкряб-шкряб. Звук по идее раздражающий, вот только мне не мешает.
Что ещё?.. Когда капитан сам сыплет кофе в кофеварку, то каждый раз чихает и ругается, что правильный кофе должен начинаться с зёрен, а не с порошка. Недостаток или нет?
Ещё после этого самого кофе у него нос чешется. Сам мне какие-нибудь серьёзные инструкции выдаёт, а сам носом крутит, шмыгает, потом снова принимается чихать, тереть переносицу и материться в три этажа. Но это скорее забавно, чем раздражающе.
Не обнаружив в капитане ничего явно отталкивающего, я решил на худой конец позволять себе больше свободы в отношении него. Ну, чтобы он был не каким-то особенным среди других — как фарфоровая ваза, на которую дышать страшно, — а обычным человеком. Например, можно мысленно называть его «Син» — не только в отдельные, кхм, моменты, а в повседневной жизни. Люди ведь часто называют друг друга по имени. Это позволит относиться к нему проще, как к равному.
Хотя пока ощущается только неловкость. Наверное, с непривычки. Ничего, со временем должно сработать.
В общем, так я и живу — от одной утренней улыбки капитана до следующей. В середине — бумаги с подписями и печатями, графики и прочая канцелярщина; время от времени — тренировки и боевые вылазки. Впервые моя жизнь стала однообразной в хорошем смысле этого слова.