Из-под потолка бухает искажённый аппаратурой голос генерала Сикорски:
— Дамы и господа, сейчас вас ждёт любопытное представление! Противостояние дикой природы и цивилизованного человека! Животная сила против изобретательного разума! Кто же победит? Честно говоря, я и сам не знаю. Давайте посмотрим!
Зрительский шум стихает.
Тихий, неторопливый стук ударных. Чёртов барабан. Как будто приближается. И хотя здесь нет треньканья расстроенных гитар, но, когда ритм чуть сбивается — другие, может, этого даже не замечают, — моя кожа зудит, словно вспоминая костёр на далёкой планете. Не знаю, смогу ли я когда-либо спокойно слышать этот звук.
В середину сцены ударяет свет прожектора — мой выход. Как ни странно, вся эта ситуация отдаётся внутри ярким удовольствием. С удивлением понимаю, что соскучился по арене, по бою, по той, прежней жизни. Ведь в ней было и хорошее. Сейчас всё безопасно и размеренно, в этом есть своё очарование, иногда хочется отдохнуть, но — я и правда соскучился. Ничто не сравнится с чувством, когда выходишь на сцену и люди за решёткой машут тебе, восторженные как дети, скандируют твой номер, потому что ты — действующий чемпион, и они поставили на тебя все деньги.
Но на этой арене меня пока не знают. «Серая лошадка» с неплохим шансом удивить публику.
По сценарию я обычный человек, прогуливающийся по джунглям. Да, почему-то в форменных брюках — типа я фанатею по униформе? — и кипенно-белой рубашке. Допустим, я решил поразить окрестную живность своим нарядным видом. Мне-то всё равно, а для Сина это выступление важно, так что пусть — пусть будут белые рубашки, меховые шорты и всё, чего только ему захочется.
Останавливаюсь посреди арены, сунув руки в карманы, и оглядываю смутные силуэты людей на тёмных трибунах. Думаете, вы лучше тех, кто наслаждается видом окровавленных внутренностей на нелегальных боях? Но я-то знаю, вы точно такие же. Проверим?
А вот и мой тигр, кружит по границе света. Тяжеловесный, даже неповоротливый — массивный зверь. Медленно выступает на арену. Тихий гортанный рык звучит вопросительно — как предложение померяться силами. Я слегка улыбаюсь, и тигр в ответ демонстративно проводит языком по острым зубам. Самое странное, что теперь Син двигается чётко и уверенно, ни следа опьянения. Ну, это и к лучшему, драка будет интереснее.
Ритм музыки прыгает вперёд — пора переходить к веселью, — и я бросаюсь к краю арены, где словно бы случайно валяется заострённая палка. Теперь у меня есть копьё, так что я улыбаюсь тигру уже насмешливо. Давай, зверушка, посмотрим кто кого!
Он недовольно рычит и делает несколько выпадов, но всякий раз натыкается на острие. Ворчит раздражённо, клацает зубами, пытаясь схватить палку. Нет уж, я не собираюсь сдаваться так легко, будь ты хоть самый сексуальный тигр в мире. На арене со мной такие штучки не проходят.
Кубарем бросается мне под ноги и, пока мы оба покатились по полу, со всей дури кусает за бедро. Да уж, как Син и говорил — всё по-настоящему. А вот я в ответ прикладываю его палкой всего лишь по плечу, хотя мог бы по голове.
Вскакиваем. На моей штанине красуется рваная дыра, ткань напитывается кровью. На трибуне раздаётся громкое женское «Ой!», и капитан усмехается. Да, я уже догадался, что ему нравится выпендриваться перед девушками.
Неожиданно в памяти всплывает та блондинка, о которой он думал в комнате, и меня накрывает злостью. Нельзя было подождать, пока я уйду?! Или, может, он не видит необходимости считаться с моим присутствием. Конечно, кто я такой по сравнению с ним? Без документов, без роду и племени, случайно подобран на свалке. Но вообще-то я тоже кое-что умею! Так что если вы, капитан, рассчитывали на лёгкую победу — сейчас вы у меня выкусите!
Тигр мотает головой и снова рычит. Как ни странно, в кружащем свете прожекторов наряд капитана выглядит вполне подходящим. Мускулы перекатываются под кожей, заставляя меня облизываться, требуя вцепиться зубами в это тело — память живо подсказывает, насколько у него вкусная кровь. Красные когти эффектно мелькают то возле моей ноги, то совсем рядом с рукой.
Для людей наша драка, наверное, выглядит стремительной, но я-то знаю, что Син двигается расслабленно, даже лениво — его нормальную скорость в бою зрителям было бы сложно отслеживать. На тренировках у меня получается выдерживать этот темп, но только если не позволять ему кусаться: если капитан дотянулся зубами — пиши пропало, от моей крови он становится вообще неубиваемым. Впрочем, для полноты картины стоит заметить, что и в обратную сторону это работает, вот только мне сложнее прокусить кожу, чем Сину.
Ритм барабана разгоняется, всё быстрее, отдаётся в каждом нерве. Я не замечаю ничего, кроме оранжево-чёрного тела напротив, ощерившегося остриями зубов и когтей. Такое ощущение, что если он до меня доберётся, то начнёт жрать по-настоящему. Какого чёрта я согласился на палку?! Надо было хоть нож попросить…
Напряжение музыки доходит до предела. Пора переходить к кульминации.
Тигр бросается на меня всем телом, одновременно отталкивая палку вбок, — словно крейсер, идущий на таран. Капитан, конечно, тяжелый, так что я, не удержавшись, падаю на пол, а он — обрушивается всем весом на мою правую руку. Да, это перелом, но адреналин сильно притупляет ощущения.
Спихнув с себя тигра — у него такая горячая кожа, — перехватываю палку левой рукой и вскакиваю на ноги. После травмы противника многие непроизвольно расслабляются — посмотрим, сработает ли это с капитаном.
Он тоже вскакивает, рычит и размашисто бьёт когтями, открываясь. В каждом бою рано или поздно наступают эти секунды, решающие исход. Всё, что было перед ними, не имеет значения: ни ставки на тебя и на противника, ни улюлюканье публики, ни удачные удары, ни игра в поддавки. Наступает момент — и выживет тот, кто успеет им воспользоваться.
Опыт, чутьё, интуиция, божественная сила — можно называть это как угодно — дёргает меня в сторону, уводя с линии удара когтей, а затем бросает на колени прямо к полосатому животу. В голове так пусто, что даже звенит, — и я со всей силы втыкаю в незащищённое тело острую палку, насаживая капитана словно бумажную бабочку на иголку.
На белую рубашку сверху капает кровь, бешеный ритм барабана мгновенно обрывается, вместо него по нервам проезжается высокая нота электроскрипки — я аж морщусь. Привычка требует пользоваться шансом, добить, но на периферии сознания мелькает мысль, что нельзя, — и я сдерживаюсь, для чего приходится собрать всю волю.
Отступив на шаг, тигр распахивает глаза, смотрит на меня с немым укором, жалобно рычит — и обрушивается на пол арены. Сдурел, что ли, с палкой в животе вот так падать?!
Его боль, мечущаяся внутри меня обезумевшей птицей, оглушает, но я должен собраться и закончить представление правильно. Я не имею права подвести Сина. Музыка затихает, и я плавно отступаю в тень, оставляя умирающего тигра в круге красного света.
Реальность мгновенно перегружает органы чувств: наверху вспыхивает слепящий свет, зрители неразборчиво гомонят, общий шум перекрывают отдельные выкрики и лязг дверей арены, а я осознаю, что всё предыдущее было лишь постановкой. Игрой, в которой я забылся настолько, что покалечил своего командира.
Бухаюсь на колени рядом с Сином, который подвывает что-то неразборчиво-матерное. На животе кровь перемешалась с краской, ничего не понятно, но торчащая из всего этого палка выглядит очевидно лишней. Зачем я вообще согласился на оружие? А если бы у меня было что-то посерьёзнее — вдруг я бы убил его?!
Кое-как выговариваю:
— Простите. Я увлёкся.
Пиздец, он меня выгонит за такое. Или меня посадят. Или всё сразу.
Син морщится, скребёт когтями пол арены и трётся о него лицом — оранжево-чёрная краска уже размазалась, — но всё равно умудряется улыбнуться.
— Это было здорово! Ты всё сделал идеально.
«Ты» отдаётся внутри непривычным тянущим чувством. Я смотрю ему в глаза и невольно улыбаюсь в ответ.
— Я думал, вы победите.
— Вряд ли природа когда-нибудь победит. Как рука?
— Нормально.
Перелом простой, срастётся быстро. За годы, наполненные всяческими травмами, я многие ощущения выучил, могу сам себе и диагноз поставить, и лечение назначить. Нужно уметь самому о себе заботиться, потому что остальным похер.
Нас окружают врачи медбригады, но в этой суматохе я успеваю ещё раз улыбнуться Сину — и он отвечает.