Свадьба Рона и Гермионы, назначенная на тринадцатое августа две тысячи четвёртого года, должна была пройти как тихое семейное торжество на закрытой поляне близ коттеджа «Ракушка». Билл и Флёр вызвались помочь всё организовать одними из первых. Гермиона, взявшая в министерстве отпуск, металась из крайности в крайность и разрывалась от бессилия: когда пытаешься контролировать каждую мелочь, из-под контроля выходит всё. Рон к этому относился спокойнее. Он принимал все предложения будущей жены и не настаивал на чём-то. По большому секрету он как-то сказал Гарри, что мечтает о тихих временах, когда вся эта предпраздничная суматоха останется за спиной. Слишком много шума ради одного, пусть и значительного, дня.

       Гарри, к тому моменту уже два года как служащий в аврорате и выжимающий из себя все соки, с Роном соглашался. Больше всего он думал о том, что даже добровольный брачный союз его друзей никогда не станет похож на то жалкое подобие брака, в котором он варится со Снейпом вот уже семь чёртовых лет. Даже в такие моменты он не мог присвоить своей зависти какой-либо из оценочных полюсов.

       Как-то незадолго до смерти Джинни, буквально за пару дней до произошедшего, они сидели вдвоём на постели в её тесной, но уютной комнатке. Дом Уизли ещё не знал пожара, и все флигели во дворе выглядели как детали из разных серий конструктора. Нора тогда походила на Франкенштейна, но никогда более с тех пор она не наполнялась таким уютом и теплом, как в ту прекрасную ночь на издыхании жаркого августа. Гарри только исполнилось шестнадцать, он чувствовал себя взрослым и самостоятельным, израненным смертью Сириуса и преисполнившимся вселенской тоски. Теперь все эти переживания казались ему взлётной полосой перед уготовленными ему испытаниями. Джинни тогда только исполнилось пятнадцать. К тому моменту они испытывали влюблённость друг в друга уже некоторое время и только-только решили как-то облечь свои чувства в нечто такое же нематериальное, но более понятное: в слова.

       В ту ночь они не спали. Сидели на кровати возле окна и ловили размеренное дыхание ночи. Джинни смеялась, что как только Рон — самый близкий к ней из всех братьев — узнает об их отношениях, умрёт на месте как Буриданов осёл, не представляя, в какую сторону идти — в сторону лучшего друга или любимой сестры, — чтобы высказать всё, что он думает об их слишком рано начавшихся отношениях.

       А в итоге получилось так, что Джордж застал их на лестнице целующимися буквально за день до смерти Джинни. И, в отличие от Рона, он пожелал им удачи и пошло подмигнул. Рон узнал об этом позже. После того, как семья едва начала делать первые небольшие шаги к оправлению, ему рассказали правду, которую знали все, кроме него. После этого Рон по-новому посмотрел на Гарри, но лучшие друзья так ни разу и не подняли эту больную тему.

       В ночь, когда Пожиратели Смерти напали на Нору, желая выманить Гарри из убежища, Джинни побежала за ним. Она не слушала криков семьи, её не остановили громкие возгласы Гарри о том, чтобы она немедленно вернулась в дом. Глупая и смелая, она бежала за ним, собирая на рукава и подол голубого домашнего халата колючие семена сорняков. И умерла по собственной ошибке, повернувшись спиной к Гарри и лицом к Лестрейндж.

       Когда Артур и близнецы нашли Гарри, целующего мёртвую Джинни в губы, сидящего коленями в остатках болота, поросшего камышом, Нора уже горела. Гарри гладил блестящие рыжие волосы, отливающие огнём от снедающего дом пожарища, и снова переживал то чувство, когда Сириус умирал у него на глазах. Каждый раз вместе с любимыми умирала часть его души, лишалась чего-то важного и необходимого.

       Гарри не успел узнать плохих сторон Джинни, для него она навсегда останется первой любовью, рубцом на сердце, поросшим пышными цветами приятных воспоминаний. С её ярко-карих глаз на него смотрела взрослая и мудрая девушка, сохранившая умение любить, перенявшая от матери черты настоящей женщины.

       Если бы на месте Снейпа оказалась Джинни, Гарри не жалел бы ни минуты о своей утраченной свободе, но всё сложилось иначе, и теперь ему оставалось только жить дальше, стараясь как можно реже доставать на свет шкатулку с воспоминаниями о юношеской любви.

∞ † ∞

       Конечно, тихое и семейное торжество разрослось как экзема на теле больного. Гермиона настояла, чтобы Гарри пришёл с Северусом, а потому вся церемония превратилась из невероятного скопления людей в постоянное ожидание подходящего момента, чтобы уйти домой. Сам Северус от подобной идеи в восторг не пришёл, но принял приглашение только потому, что Гермиона лично наведалась в его небольшой магазинчик и вручила пригласительную карточку. Ей почему-то было нестерпимо важно его присутствие «как человека, внёсшего огромный вклад в победу». Каким образом победа Гарри касалась её свадьбы с Роном, оставалось тайной.

       Рон же, до этого не перечивший Гермионе, едва не поругался с ней накануне праздника, когда узнал о предстоящем визите Снейпа. «В толпе людей он затеряется и не станет проблемой, Рональд, возьми себя в руки немедленно. Мы многим ему обязаны».

       И так, тринадцатого августа две тысячи четвёртого года Гарри и Северус вместе аппарировали к самому краю праздничной площадки. По левую сторону, всего в нескольких десятках метрах от них, виднелась тёмная полоска моря. Мутные пенные волны разбивались об утёсы, солёный ветер трепал волосы и пригибал к песку редкие клочки сухой сорной травы, торчащие пучком сухих веток и походящих на маленькие веники.

       Гарри достал из внутреннего кармана мантии картонную пригласительную карточку. Её лицевую сторону украшала вязь серебристых пионов с перламутровыми кончиками тонких лепестков. Стебли цветов складывались в каллиграфические изящные буквы: «Приглашение на свадьбу». Северус, стоящий по левую руку от Гарри, достал точно такую же карточку. На песке, в паре метров от них, струилась полупрозрачная магическая черта защитного барьера. Он сделал два шага вперёд, и подол его выглаженной чёрной мантии подхватил бриз. Вычищенные до блеска туфли оставляли на влажном песке отчётливые следы, исчезающие в течение пяти секунд. Дойдя до границы, Северус приложил карточку к воздуху и повернулся к Гарри. Мгновенно из пустоты прорезалась тонкая еле заметная арка, сквозь которую тут же проник шум голосов и замелькали силуэты расфранченных гостей.

       Гарри кивнул. Как только Северус шагнул внутрь, арка сомкнулась и поблёкла, растворяясь в воздухе. Пустынный пляж снова погрузился в тишину, прерываемую только нарастающим рокотом волн и шелестением сухих сорняков.

       Как только Гарри вошёл внутрь, пляж, секунду назад казавшийся пустынным, заполнился людьми и голосами. Огромный светло-серый шатёр неподвижно стоял под розоватыми лучами заходящего солнца. Сквозь барьер не проникал холодный ветер, но воздух оставался по-прежнему чистым и густым, вызывающим желание зачерпнуть его ложкой и отправить в рот. Северус ждал его. Вместе они пошли по раскиданной на песке деревянной циновке, ведущей к шатру.

       — Как долго мы здесь пробудем? — спросил Гарри, когда до шатра оставалось порядка пяти метров.

       — Уйдём, как только ты захочешь, — Северус не стал читать Гарри сентенций, что это свадьба его лучших друзей и стоит проявить, прежде всего, своё воспитание. Он и сам желал как можно скорее покинуть этот праздник жизни, понимая, что, если бы не его присутствие, Гарри, возможно, провёл бы время веселее. — Или, если тебе угодно, я уйду первым. Вернёшься, как посчитаешь нужным.

       — Или как прикажут узы, — буркнул Гарри.

       — Ты понял, что я хотел сказать.

       — Да. Мне плевать, я не хочу здесь находиться. Ты только посмотри, сколько народу. И каждый захочет подойти и поговорить со мной. Это ужасно. И все они знают, что мы супруги, — Гарри оглядел гостей: их шелестящие мантии, блестящие украшения, выглаженные воротнички и шлейфы дорогих ароматов, перемешивающиеся в воздухе.

       — Ужасно, но не смертельно. Кстати говоря, новоиспечённая миссис Уизли стоит рядом с Молли в левом углу шатра, — Северус взглядом указал направление и скрылся в противоположном. Он собирался засесть где-нибудь в тихом месте, чтобы не привлекать к себе внимания, но иметь возможность наблюдать за Гарри, если тому вдруг понадобится помощь.

       Незаметно солнце скрылось за морским горизонтом, и всю территорию пляжа озарили золотистые огни искусственного света. Северус сидел за дальним концом стола. Перед ним, на светло-сиреневой скатерти с вышивкой по краям, стояла пустая чистая тарелка и нетронутый бокал шампанского. Со своего места он видел, как Гермиона в длинном летящем платье сняла светлые туфельки на каблуках и танцевала с Гарри медленный танец. Они о чём-то весело переговаривались, переступая с ноги на ногу в такт мелодии, и полы его тёмно-зелёного фрака следовали за каждым движением, сплетаясь с длинным подолом платья Гермионы цвета утренней зари.

       Рон стоял поодаль и разговаривал с незнакомцем, рыжие волосы которого, впрочем, давали Северусу право предположить, что это кто-то из дальних родственников. Коренастый мужчина в вельветовой тёмно-коричневой мантии едва ли доходил Рону до плеча и разговаривал с ним, задрав голову. Тот, в свою очередь, весь вечер не сводил глаз со своей жены, и Северус, при всём своём неприятии рода Уизли, в этот момент понимал его. Он сам не мог отвести от Гарри глаз, но счастье никогда не подпускало его близко к себе, и всё, что ему оставалось, — сидеть тут на стуле с высокой спинкой и философствовать о жизни.

       Глаза Рона не сверкали ревностью. Северус мог точно это определить, потому как сам он одаривал почти каждого подошедшего к Гарри подобным взглядом. Все они — знакомые и не очень, с разными судьбами и внешностью — могли спокойно подойти к его супругу и завести ничего не значащий разговор, в то время как ему самому доставалось от силы пять реплик в неделю. Но все они не были вхожи в их дом, не могли видеть, как Гарри усталый возвращался с работы, как он особенно молчалив по утрам, как забывал неделями бриться и лицо его постепенно обрастало бородой. Все они не знали настоящего Гарри, как не знал его и Северус, не имеющий ни малейшего права на свою чёрную ревность вперемешку с завистью. И всё же они могли подойти и просто заговорить с ним.

       Гарри закружил Гермиону в последний раз и крепко обнял перед тем, как отпустить. Мелодия стихла, и они засмеялись вдвоём легко и весело, как не смеялись, наверное, уже много лет.

       — Здорово, — выдохнула Гермиона. В её распущенных локонах, завитых у висков на манер причёски греческой богини, сверкали заколки в форме лавровых листочков. И вся она теперь, в бутоне своего пышного платья, напоминала не амазонку или валькирию, а хрупкую Эос.

       — Да, — Гарри, не переставая улыбаться, стянул у проходящего мимо официанта с подносом очередной бокал шампанского.

       — Какой это по счёту, Гарри? — улыбка на лице Гермиона медленно переросла в тревогу.

       Гарри пожал плечами:

       — Понятия не имею. М-м-м… двухсотый?

       — Дурачина! — Гермиона шутливо толкнула его в плечо. — Фух, пойду выпью сока. Скоро вынесут торт, будь поблизости.

       — Как скажешь, — Гарри подмигнул подруге и допил остатки шампанского. Веселье и лёгкость циркулировали у него в крови, подговаривали на сумасшедшие подвиги и необдуманные поступки.

       Уже спустя полчаса, после съеденного кусочка торта и ещё нескольких выпитых бокалов шампанского, Гарри вёл в танце высокую леди. Между ними, в центре шатра, сновали другие пары, и подолы их одеяний со всех сторон мелькали разноцветными лоскутами. Смуглую шею незнакомки обнимало серебряное ожерелье в виде змеи. Чёрные глаза на приплюснутой морде будто гипнотизировали его, и не существовало в этот момент ничего, кроме лоскута прекрасной кожи и прямых тёмно-каштановых прядей волос. Острый чешуйчатый кончик хвоста спускался в ложбинку между грудей, не давая Гарри возможности выбраться из этого аркана.

       Спустя минуту Гарри услышал глубокий приятный голос над ухом, но даже он не смог заставить его поднять головы.

       — Вы со Снейпом не выглядите как счастливая супружеская пара, Гарри Поттер.

       — А мы и не счастливы. Супружество, как оказалось, не всегда сопровождается любовью.

       — Должно быть, тяжело жить с кем-то вроде него? С кем-то, кто имеет скверный характер и не менее скверное прошлое.

       — Да.

       Гарри поднял голову. На него смотрели насыщенные зелёные глаза в обрамлении густых чёрных ресниц и высоких скул. Чувственные губы, накрашенные кирпично-красной помадой, складывались в лёгкую улыбку, обнажая зубы. Прекрасная женщина с не менее прекрасными формами. Гарри в последний раз сжал чужую талию и, колеблясь, сделал шаг назад.