Гарри вот уже как несколько месяцев не закрывал окна шторами: ему всегда нужно проснуться раньше солнца, чтобы разбудить Джимми и тихо проводить его до выхода так, чтобы не увидел ни Северус, ни Кричер. Затем можно будет вернуться в постель и доспать свои положенные несколько часов и, снова встав, начать собираться на работу.

       Гарри сам не заметил, как перестал водить в дом девушек. Ему опротивело больное выражение лица Снейпа, он устал поддерживать созданный образ для публики и снова осел на дно. Через два месяца ему двадцать семь, пора становиться взрослее.

       Одноразовый секс наскучил: он удовлетворял тело, но никак не мог дотронуться и хотя бы немного всколыхнуть душу. Она, по-прежнему мёртвая, словно целованная дементорами, оставалась равнодушна к женским ласкам и просила чего-то более ценного и глубокого.

       Тогда Гарри случайно познакомился с Джимми. Парнем, младше него на два года. Они, оказывается, даже пересекались в Хогвартсе: тот учился на Когтевране двумя курсами младше, но, как бы Гарри ни напрягал память, вспомнить Джимми в школьных стенах он не мог. Да это уже и не имело значения: все школьные годы Гарри волновали только друзья и вынужденные, случайные подвиги, он редко видел дальше своего носа и теперь совершенно изменился. По крайней мере, и он, и Джимми теперь совсем не те, кем были в школьные годы, и, возможно, именно поэтому они, однажды встретившись в баре, разговорились.

       Тогда же, в баре, Гарри понял, что, возможно, раз у него не выходит достаточно привязаться к какой-нибудь девушке (которая не оставляла бы желания стереть ей память), ему удастся построить отношения с парнем. Тогда эта мысль только начала оформляться в его голове, плавая среди прочих слабым крохотным зародышем, но уже к четвёртой встрече с Джимми стало ясно: впервые за много лет Гарри оказался так чертовски прав.

       Джимми не обладал никакими чертами Джинни. Его каштановые волосы завивались крупными кудрями у самых плеч. Он всегда поправлял их рукой, зачёсывая назад, и тогда в локонах блестели его пальцы с тонкими стальными кольцами. Джимми носил по меньшей мере пять колец, и среди них каким-то чудом не затесалось обручальное. Он предпочитал надевать тёмно-синие или тёмно-серые костюмы и чёрные мантии поверх, всегда приходил вовремя, знал о ситуации со Снейпом и не лез в это дело. Он, к своему огромному удовольствию, открыл в Гарри одинокого и грустного, но, без сомнения, интересного человека, с которым приятно проводить время не только в постели, но и за её пределами.

       Гарри это знал и ценил. Тогда, ранним утром в самом конце мая две тысячи седьмого, он снова проснулся одновременно с солнцем и лежал в тишине, разбавляемой тихим дыханием Джимми на соседней подушке. Гарри поднял руку и огладил мягкие тёмные кудри, высокий открытый лоб и острые скулы. Джимми не соответствовал классическим канонам красоты, но в нём циркулировала, вместе с кровью, какая-то совершенно притягательная сила, харизма и глубина всего. Он, Гарри, не любил этого человека, но каждое их соприкосновение задевало струны души и выливалось в тихую мелодию.

      Да, Гарри не любил этого человека, но тогда, лёжа утром на своей кровати и смотря на спящего рядом парня, он думал, что, возможно, он сможет его полюбить. Впервые за много лет эта задача казалась выполнимой.

      — О чём думаешь? — Джимми выдернул Гарри из своих мыслей. Он открыл глаза и повернулся на бок.

      — О тебе, — честно признался Гарри. Он склонился над Джимми и поцеловал его в губы.

      — Снова пора уходить? — Джимми нахмурился. Гарри провёл по его густым тёмным бровям подушечкой большого пальца и кивнул. — Да. Ты знаешь сам.

      — Может, пора ему сказать, Гарри? Мы вместе уже восемь месяцев, и однажды нам придётся что-то сделать.

      — Ты знаешь, что мы с ним не можем жить раздельно.

      — Да, но и делить тебя с ним я не хочу.

       Джимми сел в постели. Лёгкое тонкое одеяло сползло по его телу и осело гармошкой у низа живота. Гарри сел следом. Он посмотрел в окно: неприхотливые кусты сирени уже распускали свои мертвенно-бледные бутоны и распыляли вокруг себя сладковатый запах горечи. Гарри вспомнил старую английскую пословицу: «Тот, кто носит сирень, никогда не будет носить венчального кольца».

       Это правильный разговор. Нужный и вынужденный: рано или поздно, Джимми, как и любой другой человек на его месте, пришёл бы к этой отправной точке, когда нужно что-то решать и как-то дальше жить. Но Гарри не знал, как это решить, а потому все эти месяцы боялся и ждал этого разговора как постановления суда.

      — Ты не делишь меня с ним, Джимс. Ты знаешь, у нас с ним никогда ничего не было и не будет, но как, по-твоему, я должен поступить? Что изменится от того, что я скажу ему? Моя жизнь его в любом случае не касается.

      — И тем не менее вы супруги и всегда ими будете. А я всегда буду кем-то на стороне, любовником, с которым можно приятно провести время.

      — Перестань, — Гарри обнял Джимми, прижался своей голой грудью к его тёплой спине, положил голову на покатое плечо. — Не бросай меня, Джимс. У меня больше никого нет.

      — Я знаю, — Джимми развернулся в объятиях и прижал Гарри к себе. — Но я не могу жить так дальше. На два дома, красться к тебе, как шпион, уходить ранним утром. У нас с тобой никогда не будет нормальной семьи, и я очень сожалею, что позволил себе так сильно привязаться к тебе, несмотря на то, что с самого начала знал исход. Это моя вина.

      — Ну прекрати, — Гарри поцеловал Джимми в плечо. — Пожалуйста. Мы можем жить втроём. Ты хочешь так?

      — Не будь таким жестоким, он любит тебя. Подумай о том, каково ему будет.

      — Ну и какое мне до этого дело? Разве я виноват в том, что не могу полюбить его в ответ? Разве я просил этих уз? Разве есть какой-то ещё выход для нас с тобой?

       Джимми покачал головой. Он утопил руку в коротких волосах Гарри, приблизил его голову к себе, поцеловал в самый кончик носа, в уголок рта, в носогубный треугольник и, наконец, дотронулся губами до губ напротив. Ему нравился Гарри, нравился настолько, что он хотел провести с ним рядом всю жизнь, возможно, даже нравился до такой степени, что он уже вот-вот был готов признаться самому себе, что слово «нравится» для его чувств несколько тесновато и вообще уже давно утеряло актуальность, но…

      — Мне пора. Я не знаю, сколько ещё я смогу жить так, Гарри. Скрываться от твоего супруга, таиться, вечно сбегать от журналистов, чтобы мы, не дай Мерлин, не попали в газеты, потому что я не девушка и кто-то вроде меня испортит тебе реноме.

      — Джимс…

      — Проводишь меня?

       Гарри кивнул. Внутри будто разрезали канаты, державшие его на плаву последнее время. Он молча наблюдал, как Джимми одевался, натягивал на себя бельё, аккуратно сложенные на стуле брюки, заправлял в них рубашку, накидывал поверх лёгкую летнюю мантию, брал в руки туфли, чтобы обуться в коридоре. Гарри надел только бельё. Он открыл дверь своей комнаты, прислушался к тишине дома: всё чисто, Кричер и Северус ещё спят, можно тихо и аккуратно спускаться вниз.

       Они преодолели лестницу в полной тишине. В коридоре Джимми опустил на пол туфли и зашнуровал их. Разогнувшись, он упёрся своими серыми глазами в глаза Гарри. Он немного выше, но это им никогда не мешало. Они поцеловали друг друга на прощание, долго и нежно, но потом Джимми отстранился и взялся за ручку двери:

      — Удачного дня, Гарри Поттер-Снейп.

      — Подожди, — Гарри сделал шаг вперёд, игнорируя режущую слух фамилию. — Когда мы увидимся в следующий раз?

      Джимми пожал плечами, снова коротко поцеловал Гарри и вышел за дверь. Гарри остался на пороге, он проводил взглядом развевающуюся тёмно-синюю мантию и вернулся в дом. Позади него, облокотившись на лестничные перила, стоял Северус. В длинном чёрном халате, с собранными в хвост волосами, он застыл в молчаливой позе, скрестив на груди руки.

      — Что в нашем доме делал Джимми Уордсворт? — Северус сделал шаг вперёд. В ушедшем минутой ранее парне он узнал бывшего ученика.

       Гарри ощетинился. Он хотел в своей обыкновенной манере сказать, что это не его собачье дело, но потом вспомнил утренний разговор с Джимми и ответил:

      — Джимми. Мой… парень.

      — Судя по всему, твой парень гостит у нас не в первый раз.

      — Да.

      — Гарри, это дом, а не проходной двор. И ты не стёр ему память.

      — Не стёр, потому что это мой парень, Снейп! Зачем мне стирать ему память, если мы состоим в отношениях?

      — Затем, что ты должен понимать: никто не согласится на такую жизнь с тобой и твоим довеском в виде меня! Это глупо: пытаться строить с кем-то отношения.

      — Это мой дом и моя грёбаная жизнь, Снейп! Я могу водить сюда кого захочу, я могу трахать кого захочу, могу любить кого захочу и вообще делать всё, что мне вздумается, потому что мне уже не семнадцать лет, я убил Волан-де-Морта и больше этому миру ничего не должен! Так же, как и тебе!

      — Ты несёшь околесицу! Твой парень явно скоро устанет от таких похождений и оставит тебя, а ты вновь будешь зализывать свои раны. Или ты забыл те мучительные несколько месяцев, когда я не мог даже отойти от тебя на шаг без страха, что ты убьёшься?

      — Ты хотел сказать, те приятные несколько месяцев, когда ты мог безнаказанно лапать меня и играться, как с куклой? — сощурился Гарри. — Ты такой жалкий. Воспользовался моим беспомощным положением, чтобы…

      — Замолчи!

      — Не затыкай мне рот! Упивайся своей ревностью без меня, потому что ты мной не владеешь и никогда не будешь! Я не просил спасать меня тогда, ты сам виноват в том, что решил поиграть в альтруиста. Сколько бы ты ни пытался отмыть свои грехи, они въелись в тебя навсегда. Думаешь, я не знаю, что мои родители погибли из-за тебя? Сириус мне всё рассказал тогда, и я молчал об этом столько лет, потому что жалел тебя, но теперь… Я так сильно ненавижу тебя, Снейп!

      — Ты не знаешь всей правды, твой блохастый крёстный явно рассказал тебе только ту часть, которая была выгодна ему, — Северус сделал шаг вперёд.

      — Мне плевать! Не смей так говорить о Сириусе! Не трогай меня, не подходи ко мне!

       Гарри ворвался внутрь дома, толкнув Северуса плечом. Молнией унёсся наверх, спустился всего через минуту — уже одетый, но по-прежнему злой — и выбежал из дома, громко хлопнув входной дверью.

       Северус так и остался стоять на месте.

∞ † ∞

       В тот день домой Гарри не вернулся. Северус ждал его до глубокой ночи, до самой высшей точки боли, когда процесс магического отката начинает бушевать с новой силой, накатывает на всё дело жаром, слабостью, удушьем и болью. Пальцы практически не слушались своего хозяина, все мысли только о том, что, если Гарри вот-вот не вернётся домой, им обоим конец. Из последних сил Северус сосредоточился и послал патронус.

∞ † ∞

       В доме Рона и Гермионы всегда уютно. В прошлом году Гермиона родила первенца — милейшую девочку Розу с жиденькими детскими волосками на крохотной головке и тихим, спокойным характером. Гарри нравилось возиться с Рози. Он звал её огненной принцесской и всегда с радостью нянчился с ней, понимая, что своих детей у него никогда не будет. Любовь эта была взаимной: Рози с большой охотой вешалась на Гарри, любила покататься на его шее и постоянно показывала на волшебную палочку, выпрашивая какой-нибудь занятный магический фокус.

       Рон с Гермионой ненадолго отдыхали, когда к ним приходил Гарри. Их встречи, уже более редкие, чем раньше, всё ещё приносили им троим спокойное, тихое удовольствие. Друзья всегда были рады видеть Гарри в своём доме, именно поэтому он тем вечером, сразу после работы, не вернулся в дом на Гриммо, а попросился переночевать у них.

      — Что-то случилось, Гарри? — Гермиона озабоченно склонила голову набок и нахмурилась. — С Джимми всё хорошо?

      — Да. Вроде как, — Гарри подхватил пробегающую мимо Рози и спас её от неминуемого падения. Девочка в его руках тут же громко захихикала и запрокинула голову. — Северус сегодня застал нас утром, когда я провожал его из дома. Пришлось всё ему рассказать.

      — Етить-Мерлин… — задумчиво протянул Рон и плюхнулся в кресло рядом с диваном, на котором сидел Гарри. — Так и вижу лицо этого гада. Так вы из-за этого поссорились?

      — Да, — Гарри уложил Рози спиной к себе на колени и принялся щекотать её бока. Девочка заливалась смехом и дрыгала руками с ногами, но как только Гарри останавливался, она просила ещё и снова тонула в своём беззаботном звонком веселье. — Я так устал, мне надоел он, и этот дом, и эти чёртовы узы. Я не хочу туда возвращаться.

      — Гарри, — Гермиона, сидящая рядом, положила руку ему на плечо. Рози затихла и захлопала своими светлыми большими глазами в обрамлении полупрозрачных ресничек. — Ты знаешь, что мы всегда тебе рады, и ты, конечно, можешь остаться, но позволит ли тебе это связь?

       Гарри пожал плечами. Он погладил Розу по крохотной головке и вздохнул:

      — Как раз узнаем.

∞ † ∞

       Сразу после ужина Гермиона уложила Рози спать и вернулась в гостиную. Гарри с Роном по-прежнему сидели на диване и оживлённо разговаривали о новой политике Кингсли, допивая, наверное, свои пятые чашки чая (уже на второй Гарри заметил, как начинают неметь кончики пальцев).

       Друзья заговорились до поздней ночи. Гарри изо всех сил старался игнорировать узы, но с каждой минутой они всё сильнее натягивались внутри него, боль то и дело прошивала тело, будто из него медленно вытягивали жилы и кипятили кровь. Дышать становилось всё труднее, Гарри делал мелкие и поверхностные глотки воздуха, лёгкие словно наполнили камнями до самой гортани. Когда Гарри в очередной раз поморщился и сжал в руках тонкую чашку, Гермиона всерьёз забеспокоилась.

      — Гарри. Гарри!

       Её слова доходили до ушей через толщу воды. Рон отставил свою давно пустую чашку на кофейный столик и тоже подсел ближе.

      — Эй, приятель, ты как?

      В ответ Гарри только сильнее сжимал зубы и зажмуривал глаза. Он всё ещё не хотел возвращаться к Снейпу, никогда ещё они не заходили так далеко, никогда прежде они не заставляли цепь обоюдоострого аркана натягиваться так сильно, до дребезжания магических нитей и боли во всём теле.

      — Рон, надо что-то делать. Надо послать Северусу патронус.

       Как только Рон дотянулся до столика, чтобы взять волшебную палочку, в гостиной образовался чужой патронус. Сплетённый из тончайших нитей магии белоснежный фестрал прогарцевал по гостиной и замер напротив Гарри, склонив вниз свою худую костлявую голову со свисающей до самого пола жидкой гривой.

      — Патронус Гарри? — недоумённо спросил Рон, рассматривая застывшее перед ними волшебное животное.

      — И патронус Северуса, — выдохнула Гермиона. Они оба знали, что после финальной битвы с Волан-де-Мортом патронус Гарри сменился с оленя на фестрала, но никому и в голову не приходило, что любовь Северуса настолько глубока, что смогла поменять форму патронуса во второй раз.

       Тем временем, цокнув тонким копытцем, фестрал запульсировал в мерцающем ореоле света и заговорил твёрдым, скрывающим слабину голосом Северуса Снейпа: «Гарри Поттер, где бы ты ни находился, немедленно вернись домой, иначе я буду вынужден воспользоваться нашими узами и перемещусь к тебе сам». Фестрал упал на передние колени и растворился в воздухе.

       Гермиона потянулась за собственной палочкой.

∞ † ∞

       Серебристая выдра возникла в гостиной спустя минуту после того, как Северус отправил своего патронуса. Маленькая пронырливая хищница поднялась на задние лапы и проговорила взволнованным голосом Гермионы: «Мистер Снейп, Гарри у нас и ему нужна ваша помощь. Пожалуйста, воспользуйтесь узами или каминной сетью».

       Северус тяжело вздохнул и встал с дивана. Опираясь на его спинку, он закрыл глаза и сосредоточился на их с Гарри связи. Спустя мгновение он стоял в гостиной четы Уизли аккурат в том месте, где совсем недавно растворился его патронус.

      — Миссис Уизли, спасибо за патронус.

       Гермиона кивнула и встала с дивана. Рон остался сидеть. Его детский страх перед Снейпом не прошёл даже спустя столько лет. Он старался не смотреть на бывшего профессора и просто сидел рядом с Гарри.

      — Я могу аппарировать отсюда? — Северус едва держался на ногах, но не позволял себе показать своей слабости.

      — Да.

       Северус кивнул. Он сделал последний шаг и, дотронувшись до супруга, мгновенно аппарировал с ним обратно домой. На «спасибо» у них не осталось времени.

       Вихрь аппарации выплюнул их прямо на диван в гостиной. Северус не в силах ни встать, ни сесть, Гарри в таком же положении: откат слишком глубоко пустил свои корни, не помогало даже присутствие друг друга рядом. Северус обессиленно лёг на диван, и Гарри последовал за ним, он впервые тянулся к нему сам, и если бы они оба умерли в тот момент — то это в любом случае было бы лучше той боли, которая выжигала их изнутри.

      — Северус, — прохрипел Гарри. Язык во рту будто распух и ощущался чем-то чужеродным и лишним.

      — Я здесь, Гарри, — прошептал в ответ Северус. Он обнял Гарри крепче, прижал к себе, попытался протолкнуть воздух в лёгкие и закрыл глаза. Спустя мгновение он ощутил прохладные губы на своих и всё адское напряжение постепенно начало ослабевать свои убивающие объятия. Северус ответил на поцелуй, язык Гарри никакой не распухший, он влажный и тёплый, приятный и такой желанный, что это всё казалось предсмертным бредом.

      — Северус… — снова прохрипел Гарри. Он схватил Северуса за полы домашней мантии, но хватка его тут же ослабла, руки безвольно упали вниз.

      — Я здесь, я рядом, Гарри. Тут, с тобой.

       Они снова поцеловались, и взбунтовавшаяся волна магии, переросшая в цунами, очень медленно вернулась в своё русло. Северус сжимал Гарри в своих руках, они лежали друг к другу так близко, как только можно, узкий диван в гостиной едва умещал на себе двоих взрослых мужчин, но Северус точно знал, что Гарри не упадёт, потому что с одной стороны у него мягкая спинка, а с другой его держат крепкие руки.

       Это больное, но прекрасное помешательство Гарри заставило его, старого ублюдка, дышать каждой секундой. Уже спустя полчаса тело вернулось в исходное положение, осталось только лёгкое онемение на кончиках пальцев. Гарри, обессиленный, заснул. А через час прошли последние призраки боли, но Северус не сомкнул глаз. Всю оставшуюся ночь он лежал не шевелясь, вслушиваясь в тихое дыхание спящего рядом супруга. Он снова и снова целовал его губы, подушечки грубых пальцев, гладил короткие волосы, жёсткую спину и боялся громко вздохнуть. Ему хотелось умереть в этот момент, чтобы последним воспоминанием был тихий голос Гарри, зовущий его по имени, и теплота их спаянных между собой тел.

       Под утро его всё-таки сморил сон. Проснувшийся Кричер укрыл их двоих пушистым пледом и пошаркал на кухню готовить завтрак. Он смотрел на двоих спящих мужчин, чудом уместившихся на небольшом диване в гостиной, и точно знал: хозяину Северусу совсем скоро снова причинят боль.

∞ † ∞

       Спустя всего пару часов Северус проснулся. Диван уже опустел, на кухне шумел Кричер, из столовой доносился звон столовых приборов. Встав с дивана, он направился на этот звук и застыл на пороге. Гарри сидел за столом и ел яичницу с беконом и фасолью. Выглядел он паршиво: круги под глазами, осунувшееся лицо, лохматые волосы и едва подрагивающие руки, плечи уже скрыты алой аврорской мантией. Собирался на работу. Когда Северус зашёл в столовую, Гарри оторвал взгляд от белоснежной тарелки и чётко произнёс:

      — Мы не будем говорить о случившемся, Снейп. Урок я усвоил.

       Северус бросил на Гарри долгий взгляд и вышел из кухни. Он знал, что на вчерашнее помешательство Гарри толкнули узы. Вполне вероятно, что при физическом контакте симбиоз магии ускорял свои процессы. А если это так (а это так), то вчерашняя близость — всего лишь инстинкты, пытающиеся сохранить магу жизнь. В то время как Северус обмирал от близости, Гарри шёл на вынужденные меры, сам не понимая, что творит.

       Северус вернулся к себе в комнату. Ему тоже пора собираться и идти на работу.