Шесть лет спустя (второе мая две тысячи тринадцатого года)

       На прилавке в павильоне стояла хрустальная ваза с ветками сирени. Её толстые стенки отражали проникающие через окна лучи солнца и отбрасывали кружевные тени на деревянную поверхность. Весна в этом году выдалась особенно ранней и тёплой. Прекрасная, чистая и на удивление сухая погода разнеслась по всей Британии свежим дыханием жизни. Пробуждались ещё нераскрывшиеся бледно-сиреневые бутоны, наполняя пушистые грозди сладким запахом, просыпались насекомые, и где-то высоко в небе лениво потягивалось солнце, готовясь к интенсивному летнему сезону жары.

       Северус цветы не жаловал, но как-то однажды постоянная клиентка заметила, что это оживит атмосферу его магазинчика. На следующий день она принесла охапку сирени и тяжёлую вазу с толстыми стенками. Весна, всё это время упорно пробивающаяся сквозь двери и окна, наконец его настигла — она стояла на самом видном месте и притягивала к себе взгляд.

       Около трёх часов пополудни над дверью зазвенел потревоженный колокольчик. Северус вышел из лаборатории и встретил посетительницу: высокую темноволосую женщину со строгой причёской. Изящным жестом она поправила спавшие на нос очки в чёрной тонкой оправе и прошагала к самой стойке.

      — Миссис Уизли, — Северус кивнул в знак приветствия.

      — Здравствуйте, сэр, — Гермиона поправила на плече сумочку и улыбнулась. Удивительная вещь время: кого-то оно с годами делало только хуже, кому-то шло к лицу. Даже после рождения второго ребёнка Гермиона осталась такой же стройной и летящей, как раньше. Разве что изменилась одежда, внешняя подача себя как состоявшейся женщины, тёмные глаза впитывали всё больше и всё меньше отражали душу, научившись скрывать её самые потайные уголки от чужих людей. — Мне бы что-нибудь от детской простуды. Есть у вас что-то новое?

      — Каждый раз вы приходите ко мне, и каждый раз я говорю вам: миссис Уизли, я думал, волшебница вашего уровня вполне способна сварить бодроперцовое сама.

       Гермиона улыбнулась:

      — Верно. А я всегда отвечаю вам, что дело мастера боится. Тем более, ваш эликсир от простуды с его секретным ингредиентом не встанет ни в какое сравнение с моим бодроперцовым.

      Северус кивнул и вышел из-за стойки, подходя к стеклянной витрине. Он открыл дверцу и взял с узкой полки тёмно-зелёный флакончик.

      — Как там Гарри?

       Вопрос застал Северуса врасплох. Он вернулся за стойку, поставил перед собой флакончик и ответил то же, что отвечал всегда:

      — Без изменений.

       Со временем Гарри почти прекратил всякое общение с друзьями. Их теплота дома, настоящая семья и уют сводили его с ума, зависть изгрызала его внутренности, совесть за подобные мысли обгладывала кости. Всё меньше оставалось сил на то, чтобы смотреть им в глаза, чтобы искренне радоваться за них, пусть в глубине души он всегда оставлял место для мыслей о том, что хоть кто-то из них смог обрести настоящее счастье.

      — Он смирится. Рано или поздно смирится.

      — Пятнадцать лет прошло, миссис Уизли. Он уже никогда не смирится. За это время успевает вырасти ребёнок.

       Внезапно Северус и сам понимает это. Все эти годы он жил надеждой, что ритуал не сработал бы, не будь у него хотя бы крошечного, как бутон сирени, шанса на взаимность, но каждый прошедший год забирал с собой его жизнь и этот самый шанс. В средние века, когда создавали этот ритуал, под взаимностью понимали несколько иные взаимоотношения. История тех веков знает мало любви и ещё меньше — свободы.

       Как слепой, ведомый глупой надеждой, он даже никогда не мыслил о том, чтобы попытаться начать жизнь без Гарри. Потому что они всегда находились рядом, они виделись каждый день, пользовались теми же комнатами и столовыми приборами, слушали одну и ту же тишину. Гарри, никогда не держа Северуса, всё же не мог его отпустить.

       Гермиона видела перед собой уставшего, сломленного и полностью седого человека, каким Северус не был даже тогда, когда служил двум господам, разрываясь между светлой и тёмной стороной. Неужели Гарри хуже Дамблдора и Волан-де-Морта?..

      Северус смотрел, как Гермиона достала из кошелька монеты, расплачиваясь с ним, забрала флакончик с эликсиром и, виновато улыбнувшись, покинула павильон. Колокольчик над дверью проводил её стройную фигуру прощальным звоном и снова замер в воздухе.

∞ † ∞

       Джимми, спустя столько лет их странных, но тёплых отношений, наконец смог поставить окончательную точку и уйти к женщине. Они с Гарри познакомились в баре в тот момент, когда больше всего нуждались в другом человеке. Их «нравится» за долгие годы встреч и прощаний так и не смогло перерасти в «люблю», хотя и гуляло в шаге над этим бездонным обрывом тысячу раз. Тысячу раз Гарри, после или во время секса, был готов произнести эти слова, и тысячу раз что-то его останавливало. В мыслях он говорил себе это постоянно, но вслух никогда не получалось.

       Джимми и сам несколько раз балансировал на этом лезвии, но всякий такой порыв он заглушал поцелуями и нежными прикосновениями. Они друг для друга больше, чем никто, ближе, чем друзья, важнее, чем любовники, но меньше, чем люди, нашедшие друг в друге мир.

       Столько раз Джимми уходил от Гарри и столько раз возвращался, не в силах справиться с тоской. Как часто он поднимал вопрос об их дальнейшей жизни? Так же часто он слышал в ответ обречённое: «Я не знаю, что делать. Я не знаю, как нам дальше жить».

       После того случая Джимми уже не скрывался. Он испытывал мучительный стыд, если вдруг, приходя или уходя из дома Гарри, натыкался на Северуса, своего бывшего профессора по зельям, и всегда ловил на себе его тяжёлый взгляд, готовый пустить ему в грудь невербальную «аваду».

       Да, Северус был готов простить Гарри всех девушек-однодневок, девушек-ширм, которыми Гарри прикрывался, но он никогда не сможет простить ему мужчину. Тем более такого, который значил для Гарри больше, чем постель и прикрытие для магического сообщества. Джимми вовсе не глупый, он учился на Когтевране, на факультете среди самых умнейших студентов, он знал, как работает любовь, и знал, что никогда в жизни Гарри не станет для него тем, чем стал он для Северуса.

       Но каждая попытка поговорить об этом обрывалась сухим молчанием и следующими дальше поцелуями. Столько лет жить на два дома с человеком, который боялся как-то повернуть свою судьбу, становилось всё невыносимей.

       И в один момент он просто сбежал, чтобы никогда больше не возвращаться.

∞ † ∞

  Тем же вечером Северус вернулся домой с первой пеленой сумерек. Он медленно разулся и прошёл в гостиную. Мысли, подсказанные Гермионой, никак не желали покидать его голову. Они змеями ворочались внутри, шипели и отравляли всё ядом.

      — Что-то ты, дорогой супруг, сегодня не весел, точно узами связан. Ах да… — голос Гарри, усталый и злой, встретил его у самого порога.

       Северус застыл в дверном проёме между гостиной и коридором. Гарри встал с дивана и медленно подошёл к нему, сжал острый подбородок пальцами, заставляя смотреть в свои дьявольские зелёные глаза.

      — Я тебя ненавижу. Всю жизнь у меня отнял. Детство — Волан-де-Морт, юность — Волан-де-Морт и Дамблдор… Но я вечный должник этого мира!

      — Гарри, успокойся, — Северус накрыл ладонью держащую его руку, но чужие пальцы впились так крепко, что не оторвать. — Что случилось?

      — Джимми женится! Кто захочет встречаться со мной больше, чем на одну ночь? Все знают, какими узами мы связаны. Многие даже жалеют тебя за глаза. Я никогда не заведу семью, потому что никто на это не пойдёт. Будь я хоть десять раз героем или даже самим Мерлином. Все боятся тебя. Как будто в тебе, — Гарри сжал пальцы на худом подбородке Северуса ещё сильнее и повернул его лицо в сторону, — осталось хоть что-то, чего можно бояться. Посмотри на себя. Кем ты стал. Ты жалкий, ты никогда не узнаешь взаимной любви и меня обрёк на ту же участь.

      — Прекрати винить меня во всех своих бедах, Гарри. Тебе скоро тридцать четыре, ты взрослый мужчина. Если вы с Джимми были так дороги друг другу, то нашли бы способ быть вместе. Если бы ты был для него так важен, я бы не стал настоящей помехой, — Северус осторожно сжал напряжённую руку Гарри и отнял её от своего лица. Он знал, что эта крепкая мужская ладонь с большим удовольствием впилась бы ему в горло, а не в подбородок, но Гарри ещё не настолько обезумел от злости, или же он просто не смог найти в себе смелости на этот грубый, отчаянный жест боли. — Я с самого начала предупреждал тебя о нём. Он морочил тебе голову больше шести лет, а ты терпел это. Ты так и не смог выбрать себе достойного спутника.

      — Потому что ты не даёшь мне этого сделать! Ты привязан ко мне, как кандалы, я и шага без тебя не могу ступить.

      — Ложь, и ты это знаешь. Гарри, я никогда ничего не просил у тебя, ни в чём тебя не ограничивал…

      — …и самое паршивое во всём этом то, что я не могу уйти от тебя дальше этого чёртового дома. Тюрьма! Но знаешь, что? Ты на двадцать лет старше, а значит, быстрее умрёшь.

       Гарри резко развернулся и стремительным шагом направился к лестнице на второй этаж.

      — Гарри!

       Голос Северуса утонул в упругой тишине. Гарри громко хлопнул дверью в свою комнату.

∞ † ∞

       Комната Северуса в особняке Блэков совсем небольшая. Это бывшая гостевая спальня, в ней стояла только узкая кровать, шкаф с одеждой и комод, в верхнем ящике которого хранились все важные документы. Все остальные вещи Северус держал в подсобке своего магазинчика. В спальне порядок, всё стояло на своих местах, из приоткрытого окна внутрь медленно перетекал тёплый майский вечер.

       В тот вечер Северус принял долгий тёплый душ, а после стоял над раковиной, расчёсывая свои белые волосы. С каждым годом он терял всё больше чёрных волос, пока на его голове не осталось ни одной тёмной пряди. Расчесавшись, Северус перетянул волосы в низкий хвост бесцветной резинкой и вернулся в свою комнату. Там он несколько минут простоял над комодом, выбирая своё лучшее ни разу не использованное бельё. После, подойдя к шкафу, он достал оттуда вешалку с выглаженными чёрными брюками, новой чёрной рубашкой и лёгкой летней мантией. Всё это он купил со своего первого дохода от магазина и хранил на случай, если вдруг придётся куда-нибудь выбраться. Так и не пришлось.

       Разложив одежду на постели, Северус медленно оделся, застегнул воротничок рубашки до последней пуговицы, поправил манжеты и накинул сверху струящуюся мантию. Последними он обул вычищенные до блеска туфли.

       Из верхнего ящика комода Северус достал пухлый желтоватый конверт, в котором хранились все его документы: купчая на дом в Паучьем Тупике, личные метрики, бумаги на его магазин с зельями. Проверив всё, он поправил на кровати покрывало и положил конверт сверху на подушку. Рядом оставил свою волшебную палочку.

       Спустившись вниз, Северус попросил Кричера накрыть стол к ужину. Еда в тот поздний вечер казалась ему особенно вкусной: стейк прожарен ровно настолько, чтобы в самой сердцевине виднелись розоватые мясные прожилки, вкус кисло-сладкого соуса идеально сбалансирован, запечённые овощи исходили аппетитным паром, апельсиновый сок гармонично подчёркивал общий вкус ужина. Кричер потрудился на славу, он всегда старался для Северуса, потому что за все эти годы они как-то сумели установить неожиданно приятный контакт, не требующий лишних слов.

       После вкусного ужина Северус несколько часов просидел в гостиной, дочитывая довольно-таки толстую книгу маггловского писателя. «Имя розы» давалась ему легко, но требовала сосредоточенности мыслей, а потому до самой полуночи он не думал ни о чём, кроме её сюжета. Это прекрасная возможность выключить шумящий задний фон и на некоторое время побыть не собой, а кем-то посторонним, наблюдателем чужих жизней и картин, которых он никогда не увидит вживую, но которые точно когда-то существовали.

       К полуночи Северус дочитал последнюю страницу, и напольные часы в гостиной отсчитали двенадцать ударов. Он тихо спустился в библиотеку, вернул книгу на своё положенное место и вернулся наверх, прислушиваясь к тишине.

       Дом спал, но Кричер всё ещё тихонько чем-то шкрябал на кухне, а с улицы через открытые окна доносилось ровное гудение ночи. Медленными шагами Северус поднялся на второй этаж, минуя скрипучие ступени. Он застыл возле комнаты Гарри, осторожно положил руку на закрытую деревянную дверь и прислонился к ней лбом, пытаясь угадать, чем сейчас занимается Гарри. Спит ли он, или всё ещё зол? Может, уже давно принял душ, а может, только собирается.

       Кричер на кухне тоже утих, и Северус, ухватив тонкую нить тишины, услышал чёткое размеренное дыхание супруга. Да, Гарри уже давно спит, и сон его, Северус надеялся, спокойный и приятный.

       Северус снова спустился вниз. На кухне он отыскал бутылку красного сухого вина. Найдя, налил тёмную виноградную кровь в прозрачный бокал и поднялся наверх, минуя второй этаж и оказываясь сразу на третьем. Слева и справа по коридору тут же зажглись редкие бра. Этим этажом они почти никогда не пользовались, особняк слишком огромен для двоих мужчин и домового эльфа. Северус подумал, что Гарри вполне мог бы жить тут с Джимми. Они, возможно, даже могли бы составить какое-то негласное расписание, чтобы совсем не пересекаться и не видеть друг друга. Тогда бы он, скорее всего, ещё чаще стоял бы под дверью комнаты Гарри, и всё было бы иначе. Вся их жизнь могла бы стать другой.

       На третьем этаже, в левом крыле, одна из комнат скрывала за тяжёлыми плотными шторами застеклённую летнюю веранду. Северус поставил бокал вина на низкий деревянный столик и вручную распахнул все окна, впуская в тёмное пространство свежий воздух. За спиной, по бокам от двери, тускло горели два настенных светильника в форме бутонов. От них исходил гнилостный желтоватый свет, рассеивающий ночную темноту.

       Второе мая. Совершенно дикая, по-летнему тёплая погода заставила распуститься кусты сирени, выманила из своих зимних укрытий насекомых, повесила над их головами острый диск солнца, к вечеру сменяющийся не менее острым, похожим на топор палача, лезвием месяца.

       Всё если и неправильно, то так, как есть.

       Пели свои серенады сверчки. Где-то в ночи летели на большой голубоватый фонарь мотыльки, которым никогда не суждено долететь до своей цели. На деревьях продолжали распускаться листья и цветы, воздух пропитан горьким запахом сирени.

       Всё началось в мае, в мае же должно закончиться.

       Северус сел в плетёное кресло, откинулся на спинку. Несколько бесконечных минут он дышал вечерней прохладой, прислушиваясь к звукам пробуждающейся природы. Ночью спят только люди, природа же спит большую часть года, впотьмах продолжая бодрствовать.

       Рука не дрогнула над полупустым бокалом вина. Северус уверенно уронил в напиток несколько капель из тёмно-синего флакона и отставил его на столик рядом.

       Если и осталось в этой жизни что-то, что он мог сделать для Гарри, то это оно.

       Северус осушил бокал до дна и отставил его в сторону. Он закрыл глаза и вдохнул поглубже сладкого ночного воздуха. Ненасытное одиночество постепенно отпускало его, принося долгожданное облегчение.

       Его мальчик наконец-то будет свободен.