С каким цветом вы ассоциируете партнёра?

— Ханджи, что за херня? Мне обязательно отвечать на этот вопрос?

— Конечно! — она отвлекается от монитора и с интересом глядит на Леви сквозь очки. — С чем у тебя проблемы?

— С абстрактным мышлением, — Леви недоволен. — Как можно человека представить в виде одного цвета?

— Как бы тебе это объяснить? — она поправляет оправу, задумавшись. — Когда ты впервые его увидел, на что это было похоже?

Эрен стоял в переулке, прижавшись спиной к стене, у него не было сил на то, чтобы идти дальше. Одежда на нём была хилая, не прикрывавшая от мороза, он страшно замёрз, устал, был чертовски голоден, но самое главное — абсолютно безразличен к происходящему с ним. Он как будто умер внутри.

— На чёрный.

— О, — удивляется Ханджи. Она не в курсе подробностей их первой встречи. — А дальше?

Когда Аккерман привёл его к себе, Эрен как будто слегка посветлел, но ярких оттенков в нём различить было трудно. Скорее он был похож на какой-то невнятный серый, мало на чём заострял внимание, мало чем интересовался. Но вдруг на глаза ему попалась заметка в журнале, лежащем на низком журнальном столе, и сквозь серый, Леви это увидел это отчётливо, пробился тоненький, но заметный ультрамариновый луч.

— Как ты это определил?

— Не знаю, — Леви пожимает плечами. — Почувствовал.

— Я бы не сказала, что у тебя проблемы с абстрактным мышлением, — замечает Ханджи с улыбкой.

— Да. У меня определённо проблемы с головой, — Леви встаёт, надевает пиджак, висевший до этого на неудобной спинке пластикового стула. — А ещё с тем, чтобы определить, какой цвет у него настоящий.

Эрен как хамелеон. Когда он злится, швыряя вещи об стену — он красный, когда обнимает его со спины — охряно-золотой, когда улыбается, глядя в небо, он сам становится, словно небо. Когда смеётся над телешоу — лимонно-жёлтый. Когда стреляет в движущуюся цель — фиолетовый.

Эрен настолько разный, что подобрать какой-то единственный цвет, чтобы определить его суть, кажется невозможным.

— Что купить на ужин? — спрашивает Леви, зажав телефон между плечом и щекой и толкая тележку вдоль стеллажей с продуктами.

— Я уже приготовил ужин.

— Опять твоя несъедобная стряпня? — усмехается Леви и слышит, как Эрен недовольно сопит в трубку.

— Сам ты несъедобная стряпня. — В этот момент он розовый. Леви его даже видеть не надо, достаточно голоса.

— Я с этим никогда и не спорил. Так что купить?

— Меренговый рулет к чаю. Остальное есть.

— Хорошо, милый.

Леви не успевает поужинать, как они оказываются в спальне. И он не уверен, что стало причиной такой поспешности: то, что они больше суток не виделись, то, что Леви оскорбил недоверием ужин любимого человека, или то, что на этом любимом кроме передника не было ничего.

В душном сумраке комнаты расползаются стоны, нетерпеливые всхлипы, мольбы, причитания. В этот раз Эрен снизу, и Аккерман толкается в гибкое тело, сжимая ладонями талию и буквально натягивая его на себя.

Эрен мечется в подушках, бьётся в оргазме, выгибается, стонет, ему хорошо. Вот его суть. Но Леви не видит цвета этой сути, пока что не чувствует за собственным удовольствием, которым его накрывает сильнее с каждой секундой, и оглушает, и ослепляет.

Он падает сверху без сил, придавливая своим телом. Эрен находит его ладонь, переплетает их пальцы, целует в голову. Что-то тихонько поёт.

Леви обессилен. Мысли его начинают путаться, так же переплетаются с голосом Эрена, как и их пальцы, он начинает слышать шелест травы вокруг. Появляется странное ощущение, как будто травинки от ветра к нему наклоняются и прикасаются к обнажённой коже тут и там, вызывая щекотку. И в этот момент Леви понимает, что Эрен — зелёный. Сочно-зелёный, как эта трава. Или насыщенный голубовато-зелёный, как океан у берегов Калифорнии. Или… зелёный, как его глаза. Господи, как же он сразу не догадался?

Леви смеётся.

— Ты чего?

— Ничего… Просто. Ужинать пойдём? — интересуется он, приподнимая лицо, заглядывая в глаза. Но Эрен тут же меняется. На оранжевый.

— Мою несъедобную стряпню? — он резко переворачивается с ним на кровати, подминая Леви под себя. — Лучше я накормлю тебя чем-то другим, — и целует в шею. — Твоим любимым блюдом.