Хисока, 13:16

«Давай, Иллуми, ничего сложного»

Иллуми закатывает глаза. 

В тёплых ласковых солнечных лучах его лунные глубокие глаза бликуют звёздами, отчего в голове всплывает очередное придурковатое сравнение себя с произведением искусства. Хисока ещё обычно хватается за длинные пряди волос после подобной лести и получает ожидаемо по рукам. 

Хисока, 13:16

«Ты уже на месте?»

Если свалочную груду камней посреди заброшенного строителями жилого комплекса вообще можно назвать чьим-то «местом». Золдик окидывает всё быстрым пренебрежительным взглядом, вновь пялясь в диалоги телефона, где непрочитанным мигают два последних сообщения от коллеги. Перебесится. 

Наверное, паукам настолько всё равно, где искать кров, что они остаются между зданиями в руинных камнях. Привыкшие к жизни в Метеоре мало задумываются о собственном комфорте. Иллуми не может оценить здраво, насколько плохо живётся в том городе, окутанном дымкой тайны и тотального безразличия, потому как из примеров только родительница с глупыми байками. 

Пускай его мать не особо любит вспоминать те времена до встречи с Сильвой; но пару раз, как её помутневшее от терпкого алкоголя сознание звало ещё юного Иллуми за семейный огромный стол, женщина делилась событиями, окрашенные личной брезгливостью и непринятием трущоб. Не сказать, что Кикио надёжный источник — уж быстро та свыклась с комфортом и повадками дивы, что пришли к ней с жизнью в поместье, а потому о многих лукавых преукрашенных моментов парень догадывается сразу — но общее отношение к городу передаётся на «ура»

Люди с Метеор-Сити не вызывают у него никакого доверия. 

В эту категорию «особо подозрительные» можно было бы благополучно сгрести практически всё окружение молодого человека, но об этом он предпочитает не думать. 

Только усаживается на один из самых громадных валунов, оглядываясь по сторонам в поисках хотя бы малейшей блохи, что вскоре могла бы оказаться человеком. В этот раз получать сообщение от Хисоки оказывается даже в радость, потому как к нему прикрепляется чек на оплату задания — настолько в него верит, что перевод до окончания миссии?

Это тревожит внутренним удовлетворением и указывает на немедленное отбрасывание телефона в сторону. 

Он забирается на самую окраину Забана, как даёт ему приблизительные координаты Хисока, что тратит как обычно уйму сил и времени на выслеживание хотя бы одной лапки пауков (Иллуми всё ещё впечатлён, как с такой броской пестрящей внешностью, он остаётся неуловимым). Быть может, здесь раньше проходил какой-то из многочисленных этапов на охотничий экзамен, потому как множество выброшенной тематической атрибутики напоминают едва ли раз использованные вещи — подобное расточительство Иллуми не мог заметить ни у одного даже самого небрежного гражданского. 

— Я сомневаюсь в нём, Босс, — человеческая блоха, обладающая женским голосом и, очевидно, очень высокомерным тоном, разрешает Иллуми обернуться в сторону исходящих звуков и заприметить двух человек напротив него. — Он подставит нас всех под удар при первой же возможности. 

Куроро Люцифер смотрит всё также оценивающе, ошибочно мягко, но не менее раздражающе спокойно, когда лицом наконец открывается виду, не таясь в слове едва не дымящейся пыли. Наверное, будь его нен с типом материализации, он бы прожигал людей насквозь лазерами. 

Он не один, чему соответствует явно не его голос. Неужели глава пауков настолько боится засады и положения, в кое его вгоняет Хисока своими немногочисленными, но достаточно сильно бьющими по составу пауков и их духу оставшихся членов, выходками.  

— Эти Золдики… — дугообразная бровь теряется в овальной форме. — Все такие высокомерные! 

Эта девушка никогда не вызывала особо сильных эмоций у Иллуми, он, как и всех пауков, видел её пару раз, но раза два чаще слышал про Мачи от самого Хисоки — Раз ты не готов сам зашивать мне раны, у меня есть козырь в рукаве! — но сейчас это излишнее подначивание Куроро, дабы принизить достоинство самого Иллуми, действует на нервы и никак не способствует тону просьбы, что сидит в горле у самого парня. 

— Тебя прислал Хисока, верно? — низкий тембр голоса вызывает сплошное очарование собой, и Иллуми даже привстаёт с камня, дабы поравняться с ними; выходит только накрывать волосами сверху, утыкаясь в некую искру заинтересованности от Куроро. Он надеется, что его предположение не оправдается?

Куроро никогда не был ему интересен. Следует, конечно же, снова уточнить, что Иллуми вообще старается не позволять людям завладевать своим вниманием, однако, когда в одни из моментов, когда некие ладони бьют его по лицу более неожиданно, либо же почти задушенная жертва хватается за пятое дыхание, то едва излучаемый азарт покрывает нос серым пятном, а концы волос наделяет электричеством. 

Но с Куроро такого не выходит, они друг друга совсем не трогают, и потому нет смысла даже пытаться выяснить отношения. 

— Он сто процентов с ним заодно, этот клоун только и говорил что об игольщике!

Закрой свой рот, Мачи. — уже почти выпаливает ей Иллуми, выдавая свою раздражённость только собственным иглам в кармане штанов, что отрезвляют холодом на коже пальцев. За этот короткий промежуток она не успевает выжечь в нём тот самый азарт, нет, нарочито сплошное раздражение и следующая за ним же ярость.  Слишком много лишних слов для незнающей ничего девушки, и потому стоило бы уже попросить успокоиться, но язык уверенно выдаёт: 

— Я хочу присоединиться к паукам на время, — она напрягается, даже не скрывая этого, и Иллуми в мыслях тянет победную улыбку, втыкая иглу в загривок, где собранные в хвост розовые волосы уже не мешаются. Приходится продолжить. — Мне нужно приглядывать за Каллуто, поездка на Тёмный континент это, полагаю, достаточно опасно для не особо опытного братца. 

— И какие ты можешь нам дать гарантии, что не убьёшь при первой возможности кого-то из труппы? 

Куроро чем-то напоминает Иллуми его самого, быть может, только более воспитанного и натасканного на эмпатию, и это одновременно и отталкивает, и притягивает к себе. 

— У меня есть информация, что Хисока тоже собирается на корабль. 

— М?

— И я видел его смену имиджа, так что узнаю в толпе. Вы же разыскиваете его?

— Так вы встречались уже, — Мачи шипит, пока тяжёлая ладонь Куроро сдерживает её от последствий. Иллуми моргает пару раз и даже готов отдать ей свой глаз, главное, чтоб та обрадовалась и помолчала. — А ты знаешь, что он убил наших людей? Сначала сливал информацию несколько лет, потом посягнул на Босса, а теперь…

Было бы подобное покушение совершенно на семью Золдиков, Иллуми бы даже понял её в половинной мере, сочувствуя наклонившей набок головой. Но он даже не собирался трогать пальцем её ненаглядных, а потому такая неприязнь в свой адрес вынуждает лишь злорадствовать. 

Иллуми из улыбок умеет только жутко растягивать уголки губ, представляя перед собой побеждённого младшего брата, что только вот роняет скупые извинения и признаёт мастерство первенца. Наверное, шаг вперёд, напоминающий скорее неоконченный рывок означает непрямое приглашение к драке, и будь Иллуми более открыт и несдержан, едкий комментарий ловко сорвался бы с губ, развязывая ей руки в видимой провокации. 

— Как ты понимаешь, мы все на измене. — Куроро гладит Мачи по плечу словно мать в надежде не распылить своего сорванца на конфликт. Иллуми понимает, что так заинтересовало однажды коллегу в нём. — Поэтому не можем никому доверять. 

— О, я полностью осознаю это. 

— Поэтому я продолжу требовать гарантии. 

— Мне стоит поинтересоваться, как именно их получить? — Куроро прячет загадку в улыбке, когда наклоняет голову вперёд. 

— Оставь свой номер. 

Иллуми затыкает Мачи громким стуканьем своих отросших ногтей по чужому телефону. Может, она просто завидует, что это Иллуми позволено спать с Хисокой, и за это никто не оставит его без головы? Пускай обольёт парня ядом с ног до головы, он потерпит на сей раз. 

Вы, 15:43

«Куроро дал понять, что устроит мне какую-то проверку»

Хисока, 15:47

«Надеюсь, ты выполнишь всё, что он попросит»

Иллуми сначала долго набирает, стараясь следить, чтоб текст вышел достаточно сухим, но всё равно ловит экспрессию в каждом своём слове, и потому также долго стирает текст. 

Хисока, 15:51

«Ты же справишься?»

Хисока, 15:52

«Ради меня»

Экран гаджета искажается в хрусте и набежавшими трещинами. Иллуми просто не переносит, когда тот так делает. Хисока уверен, что он мастер уговоров, и парень совсем не удивлён, почему так думает только Хисока. 

Теперь тот должен ему новый телефон. И очень хороший секс после сегодняшнего пока только предстоящего приключения. 

Он останавливается напротив отельной двери с пластиковой тридцаткой посередине, вглядывается в облупленную краску с цифр. Пауки, хоть по ним и не скажешь, всё же предпочитают комфорт, и может это лишь глупое совпадение, а может их внутри неистово пожирает это отвратительное чувство возмещения за жизнь среди окурков и безымянностей, но Иллуми даже вполне понимает любовь матери ко всему по-богатому блестящему. 

Одно из заброшенных на первый вид зданий, что обрамляют те огромные валуны, на которых пылью ещё оседает первая встреча, оказывается вполне сносным и абсолютно пригодным для проживания местом, и пускай пауки и останавливаются здесь на считанные дни — Иллуми плевать, что они тут хотят, но по чистой случайности он слышит пару дней назад нарочно громкий диалог Каллуто по телефону, когда тот вновь обсуждает, какие вещи понадобятся им для столь далёкой от привычного мира экспедиции. А Забан достаточно богат на такие вещицы город. — он не может не заметить эту ауру, летающую повсеместно, сообщающую то ли о вечной готовности, то ли о всеобщей сплочённости, но что в сущности своей скорее напоминающей уют, так несвойственной местам, в которых ты бываешь лишь раз, чтоб не вспоминать после. 

— Я слышал, как ты копошился там, — оповещает Куроро, как только Золдик вламывается к нему в комнату, не в силах больше пилить наглым образом кусок дерева, словно тот способен до конца решить всего его проблемы. — Но обычно люди, всё же, стучат. 

— Я учту. — отвечает он, сделав короткий и быстрый поклон головой, дождавшись расслабленной, но в тот же момент всеконтролирующей улыбки на лице Люцифера. — Но обычно люди, всё же, запираются. 

Комната совсем пустая, Иллуми даже не может зацепить взглядом иной чемодан или же сумку с вещами, и оттого остаётся за решением, всё-таки, смотреть только на обладателя комнаты. 

Он выглядит точно также, как и всего пару часов назад, что собственно, не особо удивляет, только шуба покоится на спинке чароитового бархатного кресла, у ножек которого, на небольшом стеклянном столике, стоит закрытая бутылка вина вместе с двумя бокалами. Наверное, Куроро действительно подготовился, блистая некогда скрываемым голым торсом, видимо, в какой-то тайной надежде завладеть вниманием Иллуми, который так тщательно начинает прятать свою заинтересованность в коротком, но цепком взгляде, успевшем пройтись по всему телу парня при входе в комнату. 

— У всех был подобный формат собеседования?

— Ох, — улыбка старается ретиво достать уколом до рёбер, но Иллуми только пожимает плечами, не сводя глаз, указывая тем самым на ожидание ответа. — Каллуто ещё мал, чтобы пить алкоголь. 

— Рад, что ты это заметил. 

Он воздерживается от того чтобы сесть на второе явно заготовленное под него кресло, оставляя тишину, пробивающуюся сквозь любую едва уличаемую щель меж слов диалога, клокотать и давить на уши только в двойном размере. Куроро хорош собой настолько, что незаметно для Иллуми закрывает себе уши, не давая той завладеть сознанием, чтобы в дальнейшем подселить туда глупости и смущения. 

Он сокращает расстояние до подготовленного для них, так называемого, места приёма, не срывая зрительного контакта. Иллуми наблюдает с неподдельным интересом за ловкими и уверенными движениями Куроро, всё дожидаясь видимой подлянки. 

Не случается такой.

— Не хочу подставлять под сомнение твою любовь к брату, однако, — Куроро разливает напиток по бокалам, протягивая один из них Иллуми. Тот не считает, что хочет отказываться сейчас. — Как давно ты виделся с Хисокой?

— На прошлой неделе, — Иллуми хорошо запоминает утро четверга. 

— И что же он тебе успел рассказать?

— Ничего особенного, — только про свои небольшие травмы и мелькающие переживания, — Всё самое важное донёс как раз Каллуто. Прими мои соболезнования насчёт Кортопи и Шалнарка, вероятно, вы были близки. 

Он понимает, что попадает в точку по только более довольному и учтивому лицу Куроро, когда противоположный бокал подтягивается к бокалу Иллуми для того самого словно жизненно необходимого молчаливого звона от стука, означающего секундную тризну по почившим друзьям. Золдик не даёт этому случится, прижимая бокал к себе. 

— На брудершафт, — поясняет он. 

— О, — получает в согласии. 

Они приближаются друг к другу, а руки скрещиваются в локтях, когда Иллуми наконец замечает пускай не самую большую, но ощутимую разницу в росте между ними. И всё равно Куроро выглядит более статнее, что ли, самостоятельнее, требовательнее и с полным пониманием своих желаний. 

Потому что Иллуми соглашается на это всё лишь ведомый скребущей тревогой оставаться без изредка мелькавшего в его жизни тепла и копны красных волос. 

— За вероятно будущую и долгосрочную работу бок о бок. 

— Рассчитываю на твой выбор. 

Вино совсем недурное, Иллуми останавливается на небольшом глотке, вобравшем в себя всю пряность и обжигающую бархатность, теперь кружащую на языке. Это совсем мало, чтобы даже задумываться об опьянении, особенно когда тело за всю жизнь выдержало беспросветное количество всевозможных отрав, однако после того как бокал отстраняется от лица, к губам припадает что-то пока совсем неизведанное, но вполне ожидаемое. 

Куроро облизывает потрескавшиеся губы Золдика, оставляя на них вздох, граничащий с низким стоном, и пожалуй этого хватает, чтобы наконец полностью завладеть вниманием Иллуми, заставляя сосредоточиться на том, чтобы приласкать того, захватив языком оставшиеся капли вина. 

Он словно боится зайти дальше, рукой прощупывая почву, пока слоняет ту около талии Иллуми, не решаясь задержать отпечаток ладони на ней. Что же это вы, босс, сегодня такой робкий? Своей свободной рукой Золдик отрезвляет Куроро на загривке, поскольку прикосновение также холодно, как лёд, вызывая мурашки и уже второй стон в поцелуй. 

Куроро финально выдыхает в губы, закрепляя руку ниже, на бедре.

— Ты знаешь, отчего пошёл поцелуй? — отстраняется, впрочем, также быстро, как и подхватывает это, оставляя Иллуми переваривать свои мысли. Он не имеет право терять голову. — Доказательство, что вино в твоём бокале не испорчено. И если что я умру рядом. 

— Ты наверное забыл, но я из Золдиков, — Иллуми своей ладонью докасается до подбородка, словно старается спрятать в пальцах щёки и свой рот. В ней всё ещё сконцентрирован аромат ненавязчивого парфюма Люцифера, и парень уже жалеет о том, что прикладывает ту. — Не думаю, что твой яд хотя бы каким-то образом подействовал на меня. 

— Запишу это в столбец доводов к твоему вступлению. 

Иллуми прекрасно осведомлён, к чему приведёт этот разговор, но почему-то пока не соображает, как выбраться из ситуации не настолько печально, как рисует это воображение. Да и, семя здравой мысли пронзает голову, раз уж Хисока не смог с ним справиться, в прямом смысле собирая конечности по крупицам после, значит и Золдик не одержит победу за пару считанных движений. 

Пауки оправдывают своё название полностью, поскольку прямо сейчас Иллуми ощущает, как грязнет в липкой и скользкой сети, обвивая вокруг своего тела самостоятельно и как можно туже. 

Будь оно неладное, ты же сам Иллуми Золдик, всё должно быть тебе не по чём, а значит иглы уже должны быть наготове, а голова работать и рационально взвешивать решения. Это всё для задания, пускай и выдуманного, как будто бы самого поддельного, но всё ещё оплачиваемого, а значит Иллуми должен исполнить свои обязанности, даже если они каким-то образом задевают моральные нити. Но мораль всё ещё не вяжется с его образом. 

Они всё же решают занять приготовленные раннее места. 

— Как дела у твоего светловолосого братца? Киллуа, кажется? 

Не то, чтобы тема его отношений скрыта десятью печатями, но ведь и Куроро не похож на человека, с которым Иллуми бы согласился обсуждать семью без надобности, но видимо, сворачивать в диалоге было попросту некуда, а наседать на более важные вопросы не сильно то и хочется, потому Иллуми поддерживает его игру, кивая: 

— Всё в порядке. Он путешествует по миру, и не особо настроен на разговор со мной. 

Куроро улыбается так, что язвительность собирается вылиться из него противным шипучим ядом, что закапает все руки и затопит полы, оставляя новые дыры на них ожогами. Наверное он думает Какая жалость или же Вот же удивительно!

— Будь добр, поясни свои истинные мотивы отправления на Тёмный континент, и почему именно пауки?

— Эта поездка имеет огромное значение для всех, а потому если представитель от семьи Золдиков не появится там, то это вызовет вопросы, — Сильве плевать, наверное, на подобные более светские встречи вызвалась бы сама Кикио, но оправдание звучит не самым плохим, поскольку Куроро положительно кивает головой, отпивая несколько глотков с бокала. — А поскольку Каллуто ещё не самый взрослый член нашей семьи, я считаю, моя кандидатура что ни на есть хороша. 

Иллуми следует его движениям, также несколько отпивая вино. 

— Ну и я могу довериться вам, поскольку мой брат доверяет. 

— А Хисока?

— Что, — Иллуми наклоняет голову в бок, и будь его лицо способно на явное проявление эмоций, брови бы точно поползли наверх. — Хисока?

— Не думаю, что вы с ним в карты при встрече играете. — пару раз Иллуми даже соглашался. — Почему ты решил вступить лишь после встречи с ним?

— Я не против помочь вам в его поимке и убийстве. 

— Какие отношения связывают лично вас?

— Мы хорошие напарники. 

Куроро сощуривает глаза. 

— И только? — Иллуми копирует его мимику в точности, осушая бокал до конца. Хрусталь бросает блик прямо на руки Иллуми, и колюче зреет у солнечного сплетения.

— И только. 

Он же не вправе собственноручно определять статус их взаимоотношений друг с другом. Секс и поцелуи зачастую сопровождают его работу, и именно потому не стоит заострять на нем особое внимание.

Но если бить хрусталь, то он бы побежал за ним, как однажды бежал в отчаянной попытке вернуть Киллуа обратно, в родную семью. 

И если ковырять до самого основания, когда кора перестаёт быть такой твёрдой, и становится чем-то больше походящим на тряпку, то в нерациональном желании оставаться рядом, разрешать зарываться пальцами в вороньи волосы и не обращать внимание на глупые шутки, появляется смысл, который, пусть и трещит о своей неправильности, но завладевает хотя бы на одну тысячную вниманием Иллуми. 

Иллуми внимательно следит за тем, как уголки губ на лице напротив дёргаются в настойчивой попытке не улыбнуться, сверкнув злорадством в приподнятом подбородке и вскинутых бровях. 

— Тогда что за желание убить его? Я думал, ты хотя бы расстроился в первый раз. 

В первый раз Иллуми себя даже не помнит, поскольку до того загрузился работой, что на истязание свой разум крикливыми мыслями не оставалось ни секунды, а лишь монотонная работа руками, выпускающими иглы и едва поддёргивающиеся крепко сжатые зубы, для спуска напряжения, быть может. 

— Для Хисоки это всего лишь игры, чешущая эго, а для меня — проверка его новых способностей. — Иллуми поворачивается в профиль, оглядывая пустую стену с дымчато-зелёными, ободранными местами, нарочно или же от несусветной старости, обоями и пропуская сквозь себя мысль, что вполне способен и проиграть, и Хисоке, и Куроро, и это не шибко и нравится. — После смерти он стал сильнее, ведь так?

Куроро вместо ответа отпускает улыбку. 

Будь он хоть каплю глупее, местами наивнее, тогда Иллуми бы смог воспринять это за простой нервный страх, скапливающийся в еле видных зубах, но это по прежнему лидер пауков, Куроро, что своей мимикой выражает согласие, пускай с камнем на сердце, но осознающий, что Хисока возьмёт реванш, предвещая это двумя труповыми куклами и ныне сидящим перед ним Иллуми Золдиком. 

Иллуми следует ближе; он ищет опору в стеклянном столике, когда привстаёт со своего кресла и сталкивается с лицом Куроро совсем близко, натыкается на внимательные заинтересованные глаза и падает взглядом на губы. Обычно при в работе такое действует, и Иллуми не стоит забывать о том, что сегодняшняя встреча это тоже часть работы. 

Куроро может видеть в нём отличный план держать Хисоку в узде, возможность сорваться на почивших друзьях, тёмную лошадку, сосланную с семьи наёмников, — Иллуми хочет и видит в нём человека, с помощью которого он грамотно завершит задание. 

И эти застывшие в пару сантиметрах от него губы, шепчущие с хрипотцой. 

— Неужели ты так неверен своему коллеге?

Иллуми тоже срывается на тишину, заправляя пряди за ухо и всё не поднимая глаза. 

— Неужели тебе так не всё равно?

Иллуми никогда не идентифицировал секс с кем-то другим, как измену. Не то чтобы у него вообще есть опыт в отношениях с кем-нибудь не на рабоче-потребительском уровне, потому проекция в голове всплывает только на родителях.

Мать вероятно никогда бы не простила, узнай, что Сильва исполняет что-то лишнее на заданиях, потому на подобном обычно бывает Иллуми. И справляется хорошо, прямо как справился бы сейчас.

Но это ведь Кикио. Старая избалованная дрянь, скрывающая свою инфантильность под маской заботы и обеспокоенности за своих детей, однако совсем не стестняющуюся выражать выборочность в любви к некоторым из них. Что ж, Иллуми вполне способен получить эту заботу и нежность от кого-либо другого. 

Более того, он точно уверен, что Хисока сам не пренебрегает любовными связями, когда те даже не касаются рабочих заданий. Это не что-то табуированное, они оба друг другу не принадлежали и не принадлежат в конце концов, и именно поэтому он позволяет увалить себя на большую и мягкую кровать, ощущая ещё недавно вечно шепчущие губы на своём подбородке и чужой пах, потирающийся о внутреннюю стороне бедра. 

Иллуми обвивает шею ладонями, впивая короткопостриженые ноготки в сухую потрескавшуюся кожу, не раскрывая глаз, чтобы полностью утихомирить виски, ругающиеся на него накатывающимися мыслями о осечности его действий. Какая к чёрту разница, — Куроро целует в шею около кадыка, оставляя свои зубы на пару секунд, введя нижней челюстью, видимо, в надежде услышать малейший намёк на стон, словно забыв, кто под ним находится, — Мне за это заплатили. 

Встреча вообще происходит не дешёвая: у Куроро на счёту два мёртвых друга, а у Иллуми несколько сотен миллионов дженни, и это не мешает им вновь нащупать губы друг друга, жадно целуясь, словно их вот-вот застукает катализатор этой встречи, и словно он не предложит присоединиться. Куроро стонет в поцелуи, Иллуми громко выдыхает, когда обнаруживает его руки обвивающими талию, залезшими под лёгкую футболку и оглаживающими пылающую кожу.

Куроро стукается лбами, опаляет дыханием всё лицо, и Иллуми может лишь нахмуриться, но никак не раскрыть глаза, и видимо именно за это и получая лёгкий укус в кончик носа. 

— Раз не собираешься стонать, то хотя бы смотри на меня, я не собираюсь трахаться с куклой. 

Иллуми всё ещё не умеет улыбаться как следует: растягивает уголки губ едва ли до ушей, но всё равно выходит как-то криво, зловеще контрастирует на фоне пустых стеклянных глаз. Он моргает несколько раз, перед тем как установить контакт, награждая своей ладонью щёку Куроро, надавливая большим пальцем на кончик подбородка для нового более уверенного поцелуя, в котором властвует сам, занимая языком всё пространство чужого рта, и от удовлетворительного мычания приподнимаясь на локтях, надавливая на такое мягкое и податливое в этот момент плечо Куроро, переворачивая того в позицию снизу. 

Когда поцелуй наконец-то прерывается, а Иллуми оказывается на бёдрах у Люцифера, то в глазах рябит обманом, заставляя прерваться на несколько секунд, протирая глаза. Заплатили. Виски воют диким зверем, а Куроро избавляет того от верха.

— Так быстро устал? — Куроро приподнимается к склонившему грудь парню, обводя языком ключицы. — Неужели в родительских тренировках не был предусмотрен секс?

— Меня испытывали и в этом, — не распознав шутки, совсем спокойно соглашается Иллуми, когда с глаз спадает пелена, и волосы Куроро вновь погасают, а противная вспышка, подменяющая понятия и мужчин под Золдиком, угасает пыльной дымкой. — Но я просто задумался. — засмотрелся, на то как на мгновения вытягивался подбородок, а радужки глаз сверкали обманчивым тёплым солнцем. — Извини. 

— О, — скорее удивление на неожиданное подтверждение своих слов.  

Иллуми оставляет его озадаченным, пользуясь этим по максимуму, чтобы намотать свои волосы на кулак, сковывая те в высокий пучок на голове, чтоб не мешались, подклалывая одной из игл, припасённых в кармане штанины. И исследовать тело Куроро, спускаясь в цепочке поцелуев до пупка и руками разбираясь с пряжкой ремня в наслаждении с довольными и глухими стонами.

— Я не… — Куроро утыкается пальцами в чужие ягодицы, сжимая те, дабы Иллуми обратил на него внимание. В этот раз тот даже звучит на выдохе, преображая это в первый, пускай несколько несуразный, но стон, и потому мысль совсем теряется. — Я не.. занимаюсь сексом в нижней позиции. 

Золдик кивает, несколько сползая с бёдер парня, но всё ещё сидя рядом с ним, склонив голову набок, приоткрывая раскрасневшиеся губы. Температура в комнате и между ними пылает, и конечно только поэтому щёки приобретают подобный губам цвет, а выбивающиеся пряди липнут в поте ко лбу. 

— Ну а я в верхней. — Куроро целует того в плечо, пряча в нём влажные глаза. Это всё случается по инициативе Люцифера, и поэтому лишний раз прерывать всё Иллуми нет смысла. — Мы нашли друг друга. 

Он снова перевёрнут, и чужие руки сначала оказываются на пахе поверх одежды, а вскоре залезают и под свободные штаны, обхватывая ладонью основание твёрдого члена. Иллуми стонет на всю комнату, а Куроро победно улыбается, второй рукой приспуская за резинку штаны. 

Мелодия телефона хмурит брови у двоих сразу, и рушит едва раскрывающегося Иллуми в осколках сомнений и утяжеляющем на душе камнем.

— Ни минуты покоя, — произносит Куроро немного раздражённо, когда под свободной от Иллуми ладонью, у самого кармана так и одетых на Золдике штанов, издаётся вибрация телефона, и вот гаджет уже на свободе, а ругательство на языке. — Это Хисока, сбросишь?

— Дай сюда, — рука не сопротивляется, и совсем скоро Иллуми подносит телефон к уху, готовясь уже к очередному потоку крышесносных мыслей. 

Но совершенно не к отвратительной скребущей твари, тычущей мерзким гоготом о пагубности собственных ошибок и полнейшей панике вкупе с желанием сбежать: отсюда, с семейной горы, стереть себя с лица земли или же прыгнуть в пропасть. Чувство совести, что так удачно травится годами невыносимых обычным человеком тренировок, сейчас просачивается сквозь небольшие, но прогрессивно разрастающиеся трещинки дополнительной защиты Золдика. 

Твою мать. 

— Ты не отвечаешь на мои сообщения, — тон у Хисоки всё такой же непринуждённо-заигрывающий, и Иллуми поверил бы в эту игру вновь и вновь, если бы нравоучительный голос, отчего-то тревожащий его голову с нравоучениями Сильвы, шепчет, что именно тот всё знает, что Хисока уже давно в курсе того, чем здесь промышляет Иллуми. — Не говори, что ты тоже умер. 

— Я на зада-, — бурчит Иллуми в своей манере, однако последний слог не получается продолжит так как надо, Куроро сдёргивает с него штаны в этот момент, начиная новые поцелуи ниже пупка, сжимая сильное и такой податливое сейчас тело в своих руках, обвивая теми бёдра. — Ох, — произносит непривычно для себя парень, улавливая себя на глупой попытке отбиться, шлёпнув ладонью по плечу Куроро. 

Влажная рука соскальзывает с кожи, отчего стереть эту довольную улыбку с лица Люцифера не получается. Хисока прав: он убит, только валяется сейчас не с оторванными руками, а прижженными чувством грёбанной морали. 

— Ты в порядке, малыш Луми? — Иллуми чувствует, как тот фыркает, растягивая безобразную ухмылку на лице, и отводит телефон от уха, дабы выдохнуть, стараясь привести в порядок сбившуюся в дыхании грудь. — Если он тебя как-то обижает, ты только скажи мне, я обязательно приду на помощь. 

Ещё бы тебя здесь не хватало, шипит желчью язык, но связки не поддерживают силы, чтобы выпалить это вслух. 

— У меня всё… хорошо, — Куроро в подтверждении этих слов целует Иллуми в головку члена, и рука парня сжимается на его волосах, а поясница выгибается от опалённого дыхания и в словно электрошоковой искре. — Я занят. — пытается донести Золдик, но его немонотонный голос выдаёт с потрохами, просачивается, и Иллуми требовательно сжимает в пальцах чёрные пряди, притягивая Куроро для очередного поцелуя уже в губы. Люцифер прикусывавает нижнюю губу, и Иллуми опять несдержанно мычит, коленом ведет по чужому бедру и мычит. 

Наверное, Сильва вырастил из него мазохиста. 

— Ох, Луми, — с некой толикой заботы и искусственной хрипотцой щебечет в телефон Хисока, и вместо Куроро от него отрывается разрисованный шут, водящей ладонью по возбуждённому основанию члена Золдик, чтобы тот хмурил брови в восторге и немой мольбе остановиться хотя бы на этот чёртов телефонный звонок. 

Хисока склоняет голову набок, улыбнувшись так ему несвойственно, с серьёзностью, напоминающей о всей тяжёлости его жизни и складке между бровями. 

— Может быть ты составишь мне компанию на следующей неделе в воскресный ужин?

Нет-нет, только не это. Иллуми не готов сейчас соглашаться на встречу, незаканчивающуюся каплями крови или же визгами нашедших трупы по утру. 

Хисока растворяется в лёгкой дымке, а Куроро берёт головку члена в рот. 

— Иллуми?

Телефон опять трещит крупицами стекольного экрана в ладони, и в этом опять виноват чёртов шут на проводе; Иллуми сдерживается в том, чтобы не застонать прямо в звонок, закрывая себе рот пальцами, сразу же оставляя укус о них. Глупость так и трепещет в мыслях, выдавая всю порочность своего происхождения в отпечатках зубов на указательном. Куроро слизывает предэякулят, а Иллуми свою собственную кровь. 

— ….Д-да. — выпаливает тот, ощущая, как вскипает подушечка большого пальца, огибающая всю поверхность шероховатой кожи щеки. — Я пойду вместе с тобой. 

— Прелестно, — Иллуми словно целуют в эту же щёку. — До связи, родной. 

Родной отбрасывает телефон в сторону, выдавая громкий стон то ли разочарования, то ли от глубокого удовольствия, пристыженного мобильной коробкой, трещащей ужасно знакомым голосом алой бестии. Куроро дотягивается языком до половины основания, мыча восторгом, отчего парень под ним вскидывает голову вверх, закатывая глаза за этим же. Ну и какой к чёрту ужин?

Наверное, Куроро сейчас улыбается по-хисочьи, что стал некой дурацкой тайной, о которой сам Иллуми Золдик не готов рассказывать своему единственному другу и верному коллеге. 

Он отпускает член Иллуми в тот момент, как наёмник перестаёт сдерживать стоны совсем, притягиваясь к одной из прикроватных тумб, дабы в верхней дверце найти смазку и пачку с презервативом. 

— Так ты знал, к чему приведёт эта встреча? 

Куроро кусает его в шею, параллельно быстро кивая. По всплеску тёплого дыхания было понятно, что тот усмехнулся, вновь садясь на коленях прямо меж раздвинутых бёдер Иллуми. 

— Просто один из исходов. Ещё я планировал подраться. 

— И что же заставило тебя передумать?

Ответ виснет очевидностью в воздухе для них двоих, потому Иллуми не ждёт и не получает его соответственно; вместо этого у кольца мышц оказывается пропитанный прохладной смазкой палец, который сначала лишь очерчивает вход, оставляя на покрытой мурашами кожей ягодиц влажные следы, и только после, когда ноги Золдик сводит в приятной судороге желания, входит внутрь. 

Любовник из Куроро такой же искусный как и боец, а потому Иллуми даже бы задумался, так ли плох Метеор Сити, как кажется на первый взгляд, если бы все его мысли не были бы забиты осмыслением происходящего, и тем, как Люцифер хватает его за коленку, целуя и даже оставляя след своих зубов на ней, от чего парень шипит уже болезненно, получая зализывающий пульсирующую боль язык на ней же. 

У Куроро нет таких длинных ногтей как у Хисоки, а потому двигается в нём он совершенно плавно, обращается как с самым ценным полотном, покрывая навязчивыми поцелуями лицо. Получает удовлетворённые выдохи с подрагивающими плечами, но не перестаёт смотреть в глаза. Это совсем походит на фетиш, и даже если так, то Куроро не хочет останавливаться, раз уже удаётся рассмотреть, как лунное глазное небо освещается звёдзными исками удовольствия, а рот приоткрывается для очередного выпаливания своих эмоций. 

Иллуми ненарочно лягает его укушенным коленом в предплечье, когда ощущает, что второй палец также проносится около ягодиц, ощущает третий, словно время между ними сокращается до крошечной секунды, пускай и разделяют их долгие касания второй ладони Куроро по взмокшей спине, прогибающейся от волновых напряжений и удовольствий, и томном спокойном взгляде с перебивающейся улыбкой на лице и тихим шёпотом. 

— Ну-ну, я не сделаю тебе плохо или больно. 

Будто Золдик умеет её бояться, и та не играет в вздымающихся ноздрях и дёрганьях шеи из стороны в сторону. Он послушно кивает на любую фразу у покрасневших ушей, не сдерживаясь местами на пронзительные глаза, пряча свои в закрытых веках. Получает лишь. 

— Открой, — требовательное, но всё такое же тихое, что ресницы сами по себе распахиваются, и если Куроро сейчас применяет нен, то делает это страсть как искусно. — Мне нужны твои глаза. 

Иллуми нужно чёткое понимание, что всё это ненапрасно, и что в дальнейшем это не навлечёт на себя неприятности с Хисокой. Наверное, думать о таком отвратительно, особенно когда пальцы резко покидают его, а внимание привлекает только раскрывающийся кармашек презерватива. Куроро вновь улыбается, как и шут из мыслей, стимулируя свободной запятнанной ладонью основание члена Золдика. Вновь надо простонать.

Когда внутри Иллуми оказывается головка, то все глупости, а по-другому он даже называть их не решается, из головы испаряются, как и желание знать, что именно подумает Хисока, и почему он должен решиться на такие мысли. Люцифер придерживает его за бёдра, насаживая на свой член, и ничего, где не содержится его имя, в образах не всплывает. 

Иллуми в состоянии только приподняться немного на локтях, притягиваясь ближе к парню, и окинуть на весь отель несколько громких стонов. Пускай все чёртовы пауки знают, как надо подлизываться к их боссу, и почему в их отряде новый участник, невзрачный на первый взгляд, но отвратительный и опасный на второй. 

Куроро сжимает пальцы до кровных царапинок на молочной коже бёдер, и сразу же нагибается, зализывая те. Чувство контроля над ситуацией, Иллуми и его парнем, что перевернул всю жизнь пауков одним часов, забавляет и, не сдерживая победный рык, тот ускоряет темп. 

Тело Золдика сейчас мягким пластилином доверительно вьётся в мозолистых сильных руках Куроро, и тот оправдывает абсолютно все ожидания, свалившиеся в него в момент, когда член в первый раз вдалбливается в Иллуми до упора. Стоны сливаются в одну отчаянную трель, но на начале звуков и кончике языка всегда у двоих вертится только одно слово. 

Хисока. 

Он переливается, перескакивает с мыслей сначала одного, захватывая другого следом, противно хихикает и, кажется, вот-вот вклинится в процесс, не узнав мнение двух остальных участников. 

Куроро мечтает, чтоб этот рыжеволосый ублюдок увидел, как можно обращаться с пустым, но таким разгорячённым Иллуми, а посему не стесняется оставить свои следы везде, несмотря на протестующий рык или просвечиваемый укор во взгляде. Он отдал бы всё, чтобы узнать, как захватывает гнев это безобразное лицо, а улыбка перестаёт быть столько нахальной. 

Иллуми Золдик молит об обратном, чтобы подобный путь мыслей никогда не посещал бесноватую голову, оставил этих двоих в покое, заканчивать проводить время вместе и без посторонних лиц. Он хватает лицо Куроро в свои ладони, когда мужчина подтягивается ближе, закинув чужую излюбленную ногу себе на бедро. Люцифер всё также не сводит взгляд, и Иллуми находит способ, как это прервать, вновь погружая их в жадный до интимности поцелуй. 

Руки Куроро мнут простынь вокруг Иллуми для дополнительной опоры, но, кажется, что пронзают скрипучий матрац, почти доставая до дощечного основания. 

— Твою мать, — первое, что слышит парень между вздохами, когда отстраняется от только что искусанных губ. — Это твоя больная месть?

Иллуми всё ещё жутко улыбается, когда руки переходят с хлопкового пододеяльника на его локти. 

— Ага, — и тонет в удовлетворении, когда месть вскипает в Куроро желанием двигаться быстрее, напористее. 

Он больше не чувствует себя виноватым. 

Чувствует только дежавю, когда возвращается домой тем же путём, что накануне, и абсолютно таким же уставше-затраханным, разве что с различием в получении подобного эффекта. Ноги еле слушаются тела, содрогающиеся каждый раз, при более резком повороте, а пальцы стараются скрыть плывущие от стыда со своей непозволительной вольности глаза. Лучше всего с этим справляются прилипшие влажные волосы. 

Отличается это всё только скатывающимися в конец дня солнцем, и Иллуми правда хочется верить, что тому тоже неловко за парня, творящего глупости у всех под носом, в глупой надежде остаться непойманным. Почти получается. 

Он вновь заходит к отцу, что способствует только увеличению этого дурного чувства закономерности, ниспадавшее завязывающейся крепкими узлами в груди верёвкой. Кабинет молчит на него неощутимым цоканьем часов со стены и вечно нахмуренными бровями Сильвы. 

— Я отправлюсь на Тёмный Континент с пауками. 

— Каллуто уже уехал. 

Чудесно, Иллуми не ведёт даже бровью, внутри сгорая. Значит братик мог слышать перфоманс во всей красе, а после, при совместном путешествии, пользоваться ситуацией лишний раз подколоть первенца. 

Иллуми только быстро кивает, получает подобный кивок в ответ, когда наконец-то в праве покинуть этот грозный кабинет. Дежавю рушится самим же Сильвой, когда тот оповещает, что Каллуто нет дома. Значит ничего не остановит его перед тем, чтобы сходить в душ и завалиться спать. 

И прерывая крикливую Кикио, что, завидев его в коридоре, превозносит руки вверх, открывая рот, чтобы произнести на всё крыло особняка его имя, исказив собственной еле перевариваемой интонацией, Иллуми запирает дверь в свою комнату, оказываясь словно под невидимой защитой, разрешая одним лишь его мыслям истерзывать себя грубостями и осуждениями. 

Куроро Люцифер, 23:16

«Буду ждать тебя на общем сборе завтра в восемь, без опозданий»

Куроро Люцифер, 23:17

«Если нужно, поселю тебя в отеле со всеми. Тут ещё остались свободные комнаты»

Неужели не оставишь рядом с собой? Иллуми разрешает себе закатить глаза, отбрасывая телефон на мягкую перину и оставляя своего новоиспечённого босса без ответа. Ему нужно смыть этого человека со своего тела, залатав самые видимые повреждения и сразу же броситься в сон, дабы переставать колотить голову излишками. 

К чёрту Куроро, к чёрту его руки, глаза, тёплые губы и сбивчивое дыхание под ухом. 

В душ, ноги ведут в правильном направлении, и холодная вода приводит в строй моментально, выравнивая как по тонкой струне Иллуми, одаряя содроганием тело и широко распахнутыми в понимании глазами. 

Он сам совсем не против убить и всех оставшихся в группе пауков, исключая, возможно, Каллуто, и вырвать сердце у Куроро, и оставить бездыханным Хисоку с его атрофированным пониманием, как должно стать лучше. 

Потому что трясущиеся руки никак не похожи на Золдика, что держится до последнего, правда пытается не сорваться, чтобы не исколоть глупых людей до тотального подчинения собственной персоне. 

Выходит он из душа только после нескольких хлёстких пощёчин самому себе же, с замазанными полученными в ходе этого дурацкого задания ранами и всё ещё со стойким ощущением своей никчёмности, граничащей с безмолвным отчаянием. 

Хисока, 00:03

«Ну и как прошло задание?»

Ладонь окрашивается красным, когда в кожу врезается тысяча мелких хрустальных трещинок, хихикающих блестящих белоснежными чёртиками с экрана уже неработающего телефона, и Иллуми бьёт им уже ближайшую стену. 

Как же он устал.