Мэн Яо, облачённый в золотистое ханьфу, стоял в лёгком полупоклоне рядом с Цзинь Гуаншанем, вытянув перед собой серебристый поднос с письмом. Глава Цзинь (и по совместительству Верховный Заклинатель) ухватил с подноса уже раскрытый ранее свиток. Судя по надломанной печати послание уже читали. Сухие пальцы с тяжёлыми перстнями заскользили по бумаге. Та норовила свернуться обратно, и Цзинь Гуаншань, нахмурившись, ухватился за самые края, разводя их в стороны. При этом он совершенно забыл о стоящем рядом Мэн Яо, и тот продолжал стоять в прежней позе, опустив глаза в пол.

      «Бездна вышла из берегов. Боюсь, состояние критическое, и нам необходима помощь. Извергаемых тварей стало слишком много, они угрожают не только городу И, обслуживающему отряды заклинателей, но и соседним поселениям. Не всех удаётся взять под контроль. Очагов, из которых нечисть выбирается наружу, стало больше: они вспыхивают по всем сторонам света, их география охватывает всё больший периметр берега. Близлежащие смотровые башни обрушены. Непрекращающийся ливень осложняет нашу работу. Деревня Мэйшу и город Си несут людские потери. Того числа заклинателей, которым мы сейчас располагаем, катастрофически не хватает. Из-за погодных условий мы испытываем проблемы с поставкой пищи, и даже те немногие из нас, кто практикуют инедию, не имеют возможности пополнить силы. Дело совершенно серьёзное. На момент написания этого письма все заклинатели живы, пожалуйста, передайте это тем, кто ждёт скорого возвращения своих близких.

Сюэ Ян и Сяо Синчэнь».

      Лань Ванцзи всё сильнее сжимал под столом пальцы на коленях, обтянутых прохладной белой тканью. Лицо же его оставалось бесстрастным. Не Хуайсан бросил взгляд на Не Минцзюэ: дагэ горел решимостью. Его пылающее сердце наверняка требовало выдвигаться в город И прямо сейчас. Внутри всё заныло. Он надеялся провести лето с Не Минцзюэ. Пускай без привычной близости, пускай только как братья, но, по крайней мере, имея возможность играть ему «Покой» и находиться рядом. Теперь же не было никаких сомнений, что дагэ будет первым, кто вызовется помочь отрядам у Бездны.

      Веер словно прилип к лицу. Не Хуайсан смотрел на всех поверх шёлкового края, считывая реакцию. Созванные на срочный внеочередной совет главы кланов выглядели предельно сосредоточенно и хмуро. У многих прямо сейчас там находились их дети: юноши и девы, достигшие двадцати лет, и несущие службу первый или второй, заключительный, год. У Ванцзи-сюна там находился горячо любимый брат, который к осени уж должен был вернуться в Гусу. И хотя в заклинательских навыках Цзэу-цзюня не приходилось сомневаться никому, близкий друг наверняка переживал.

      Не Хуайсан опустил руку под стол и мягко коснулся ладони Ванцзи-сюна кончикам пальцев. Лань Ванцзи, не поворачивая головы, крепко сжал его кисть горячей ладонью.

      — Дядя, я хотел бы вызваться добровольцем, — произнёс Лань Ванцзи, обращаясь к Лань Цижэню.

      — Исключено, — отрезал Лань Цижэнь. — В клане Гусу Лань достаточно молодых людей и дев, достигших двадцатилетнего возраста. Глава Цзинь, если возможно, я прямо сейчас отправлю срочное письмо с просьбой начать сборы.

      — Разумеется, — кивнул Цзинь Гуаншань, повернувшись. Листок с посланием выпал из его пальцев, и Мэн Яо поспешил поднять его. Мелькнула золотистая вспышка и тут же выпрямилась рядом. Глава Цзинь посмотрел на стоящего рядом юношу так, будто впервые его видел. — Что же касается добровольцев… Я согласен с Лань Цижэнем. Нами уже были подготовлены и разосланы письма о срочных сборах во все известные кланы, монастыри, города и деревни, где могут находиться заклинатели. Полагаю, будет разумным пока не привлекать к этому делу юношей младше двадцати лет. За эту ночь Ланьлин Цзинь закончит подготовку и к утру в город И направится первая помощь. У остальных есть время. Вы можете остаться на ночь в Башне Золотого Карпа или отбыть к себе.

      Зал советов тихо загудел. Главы переговаривались между собой, обсуждая дальнейший план. Действовать необходимо было срочно, на долгие праздные раздумья, которыми обычно отличались плановые советы, времени не было. Сегодня не текло рекой вино, и угощения, как обычно щедрые, искусно приготовленные, стояли почти нетронутыми.

      — Мне бы хотелось сделать ещё одно незначительное объявление. Оно не касается напрямую ситуации, но я всё равно воспользуюсь случаем. Сегодня я официально признаю Мэн Яо как своего сына и второго прямого наследника. Поскольку Цзинь Цзысюаню сильно нездоровится, я вынужден пойти на этот шаг. Однако, как оказалось, Мэн Яо в самом деле мой родной сын, а потому имеет все те же права и преимущества, на которые может рассчитывать кровный родственник. Отныне он будет носить имя Цзинь Гуанъяо. Если у вас нет никаких вопросов, я оставлю совет. Те из вас, кто захотят остаться, будут с комфортом размещены в покоях. Утром, перед отъездом первой помощи, мы соберёмся снова.

      Ничего более не добавив, Цзинь Гуаншань покинул зал советов, оставляя на своём месте Мэн Яо. Мальчишку, которого все привыкли видеть рядом с первым наследником. Мальчишку, о котором в народе говорили «сын шлюхи». Мальчишку, который никогда не привлекал к себе никакого внимания, и многие из ныне присутствующих, вполне возможно, до этого дня даже не знали его имени.

      Мэн Яо низко поклонился всем кланам и вежливо улыбнулся:

      — Прошу извинить главу Цзинь. Болезнь моего… брата… сильно выбила его из колеи. Я лично прослежу за тем, чтобы каждый спокойно покинул Башню или разместился в покоях. Если я чем-то могу вам помочь — непременно обращайтесь ко мне.

      — Возмутительная наглость, — пробормотал себе под нос Не Минцзюэ. — Объявить второго наследника и уйти с собственного совета. Похоже, за пост Верховного Заклинателя плата взимается совестью.

      Не Хуайсан его услышал. Как и многие из тех, кто сидели рядом. Не Минцзюэ и сам не отличался искусством владения этикета, но даже он знал, что настолько серьёзные вещи не объявляются так просто. Хотя бы за тем, чтобы пресечь дальнейшие пересуды или направить их в иное русло. Мэн Яо снова улыбнулся. Не Минцзюэ присмотрелся к мальчишке внимательнее: должно быть, ровесник А-Сана. Держится, как и подобает второму наследнику, должно быть, сказывается воспитание. Невысокий рост и узкие плечи. Красная точка на лбу. Собранные в низкий хвост длинные волосы, перевязанные красной лентой с блестящими янтарными бусинами на концах (бусины эти, вместе с хвостом, были перекинуты через плечо и покоились на груди).

      Главы кланов стали тихо перешёптываться между собой. Очевидно, многие из них не сочли второго наследника достойным внимания. А учитывая поведение его отца… Никто не смел бы в лицо высказать всё недовольство Цзинь Гуаншаню, и, конечно, его первому наследнику, но это недоразумение?..

      Над столом повис нестройный гул.

      Каким образом, спустя столько лет, смогли доказать кровное родство?

      Почему это стало известно именно сейчас?

       Чем таким серьёзным болен Цзинь Цзысюань?

      Лань Ванцзи опустил глаза. Дядя сидел рядом, не принимая участия в обсуждениях и чувствовал себя наверняка так же отвратительно, как он сам.

      — Прошу вас, господин Цзинь, полагаю, теперь к вам следует обращаться так? — мягким голосом уточнил глава Цзян. — Я бы хотел покинуть Башню Золотого Карпа прямо сейчас, чтобы клан Юньмэн Цзян смог отбыть к городу И как можно быстрее.

      — Я велю проводить вас, — Мэн Яо — Цзинь Гуанъяо — вежливо поклонился и подозвал дежурящего у двери молодого мужчину. — Будьте осторожны в дороге. Ливень опасен вдвойне, если встречаться с ним ночью.

      — Благодарю, — глава Цзян вежливо улыбнулся в ответ. Он попрощался со всеми присутствующими и неспешно, но довольно быстро покинул зал советов. Утихший было гул тут же возобновился.

      Время давно перевалило за полночь. Вероятно, все, кто решил остаться здесь до утра, не сомкнут сегодня глаз. Несмотря на поздний час, Башня Золотого Карпа шумела и гудела, будто ранним утром. Никто по-настоящему не собирался отдыхать — все разговоры только переносились в отведённые покои. Кто-то, прибывший без сопровождающих, отправился на помощь заклинателям Ланьлин Цзинь, чтобы отбыть на рассвете. Кто-то намеревался отбыть с утра в свои владения, чтобы лично проконтролировать отбор добровольцев и собрать их в дорогу.

      Мало по малу, зал советов пустел. Лань Ванцзи наблюдал, как осторожно встал Сан-эр. Не Минцзюэ проводил его вопрошающим взглядом.

      — Я устал и пойду спать, — тихо ответил Не Хуайсан. — И ты не задерживайся.

      — Сан-эр, — Лань Ванцзи тоже поднялся, осторожно взяв его за руку.

      В зале советов оставалось всего несколько человек. Даже Цзинь Гуанъяо был вынужден покинуть их сразу после того, как пришла встревоженная служанка и протараторила что-то настолько тихо, что понял один он.

      — Ванцзи-сюн? — Не Хуайсан поднял к лицу веер, прикрываясь им до самых глаз.

      Не Минцзюэ нахмурился. Во рту у Лань Ванцзи стало кисло.

      — Дагэ, я пройдусь с Ванцзи-сюном и вернусь уже в покои.

      — Ты же хотел спать? — уточнил Не Минцзюэ.

      Не Хуайсан ничего не ответил. Лань Ванцзи отпустил его руку и, поклонившись дяде, пожелал всем оставшимся доброй ночи. Вместе они вышли из зала. Охрана, обычно стоящая на каждом шагу, отсутствовала. Они остались совершенно одни. Не Хуайсан опустил веер, спрятав его в складках ханьфу. Тихо вздохнул:

      — Тебе не следует волноваться за Цзэу-цзюня. Я наслышан о нём как об искусном заклинателе. Едва ли он не справится с вышедшей из-под контроля нечистью. К тому же, он там не один, и в послании было ясно сказано: никто не погиб.

      — Знаю, — Лань Ванцзи коротко кивнул. Они шли вперёд, петляя по коридорам, особо не преследуя никакой цели. Ранее, в хорошую погоду, можно было прогуляться по чудесному огромному саду среди пионов, кустов гибискуса и магнолий. Теперь же вода лизала нижние ступени лестницы, ведущей в Башню, и весь сад, вероятно, потонул в холодных водах. — Но ты бы волновался.

      — Наверное, — ответил Не Хуайсан. — Дагэ собирается завра же отправиться на подмогу в город И. Но я не переживаю, что он не справится. Мне боязно за его приступы. Пока я рядом, он чувствует себя хорошо.

      — Ты ведь учил «Покой» ради главы Не?

      — Да, Ванцзи-сюн.

      Лань Ванцзи остановился. Он взял руку Не Хуайсана и приложил её к своей груди.

      — Приезжай. Как только закончится ливень.

      — Разве я могу? Кому-то нужно будет выполнять роль главы, пока дагэ не будет. Если боги будут снисходительны, и погода наладится, пожалуйста, приезжай ты. Я буду тебе очень рад.

      Лань Ванцзи кивнул. Наступила тишина. Она зашли так глубоко, что не было слышно ни топота слуг и заклинателей, ни струй дождя, неистово моросящего по крыше и окнам. Оглядевшись, поняли, что никогда прежде им не доводилось быть в этом коридоре. Во всю стену висел шёлковый отрез ткани золотого цвета, по качеству напоминавшую ту, которую носили адепты. На отрезе изящными тонкими стежками вышиты красивые женщины в одеждах слуг. Они сидели на коленях перед пионами и срезали пышные белоснежные головки, помещая их в корзины, стоящие рядом. Это походило на жатву, только что полезного можно было выжать из красоты? Куда больше проку от живых цветов на толстом гибком стебле, клонящемся к земле из-за пышности и богатства лепестков.

      Не Хуайсан заворожённо дотронулся пальцами до гладких, едва мерцающих в свете свечей стежков. Его заворожила тонкость и скрупулёзность полотна. На чистом открытом лице служанки он видел крохотную родинку над бровью, мог рассмотреть её реснички и блик в карих глазах.

      — Поразительная работа. Боюсь представить, сколько ушло на неё времени, — выдохнул Не Хуайсан, продолжая скользить подушечками пальцев по линиям, прослеживая, таким образом, сюжет картины. Возмутительные в своей очаровательности пионы, ещё растущие и уже срезанные, выглядели до того лёгкими и нежными, будто каждый вышитый лепесток вот-вот качнётся от его, Не Хуайсана, дыхания.

      Внезапно раздался глухой стук и следующий за ним звон. Лань Ванцзи и Не Хуайсан повернулись на резкий звук и услышали тихий спокойный голос Цзинь Гуанъяо:

      — Осторожнее, гэгэ. Ничего страшного, пожалуйста, лежи, я всё уберу. Ни о чём не переживай.

      Ответ прозвучал приглушённо и хрипло.

      Не Хуайсан невольно подался вперёд — к двери, от которой исходил звук. Та была приоткрыта. Лань Ванцзи ухватил его за запястье и прошептал: «Давай уйдём. Мы зашли в часть Башни с личными покоями, нам здесь делать нечего». Сан-эр только улыбнулся. Он ласково огладил запястье Ванцзи-сюна большим пальцем второй руки, мягко выскользнул из хватки и всё-таки подошёл ближе.

      Цзинь Цзысюань действительно выглядел болезненно. Он лежал на постели, бледный и взмокший, и тяжело дышал. Цзинь Гуанъяо сидел на постели рядом. На коленях у него стоял небольшой серебряный поднос с кувшином и парой чарок. Ещё несколько осколков похожего цвета лежали на полу.

      — Тебе обязательно нужно это выпить, гэгэ. Дай мне помочь тебе.

      Цзинь Гуанъяо протянул уже наполненную чем-то чарку Цзинь Цзысюаню. Тот принял её и послушно осушил, поморщившись в самом конце.

      — Вероятно, ужасно на вкус, — сочувственно вздохнул Цзинь Гуанъяо. Он оставил поднос на ближайший низкий столик и провёл ладонью по взмокшему потному лбу Цзинь Цзысюаня. Тяжело вздохнул. — Нужно пережить эту ужасную ночь.

      — А-Яо, всё, что будет дальше…

      — Тс-с, — Цзинь Гуанъяо аккуратно приложил к сухим губам тонкий палец. Бесшумно встал, выглянул в коридор и плотно закрыл за собой дверь. Оставшуюся часть разговора поглотило тяжёлым деревом.

      Не Хуайсан и Лань Ванцзи едва успели завернуть за угол, и теперь стояли, точно шпионы, замерев и едва дыша.

      — Очень интересно, — прошептал Не Хуайсан Лань Ванцзи. — Первый наследник Цзинь в самом деле болен. Признаться, когда Верховный Заклинатель решил вдруг признать Мэн Яо своим родным сыном, я было подумал, что в этом плане есть некий долгоиграющий расчёт.

      — Какое это имеет значение?.. — спросил Лань Ванцзи, всё-таки уводя Не Хуайсана в коридоры, которые вели в гостевые покои.

      — Вероятно, никакого, — пожал плечами Не Хуайсан. — Просто я нашёл это весьма странным, Ванцзи-сюн. Мы оба целый год проучились вместе с Цзинь Цзысюанем, и он не казался мне болезненным юношей. Напротив, он отличался хорошим здоровьем и физической силой. И тут вдруг меньше чем за луну ему сделалось плохо. Много ли ты знаешь болезней, которым повержены крепкие заклинатели? Помимо искажения ци и тяжёлых ран. Обычные простуды, яды и всё то, что опасно для людей без золотого ядра для нас, конечно, тоже нежелательно, но в меньшей степени.

      — Мгм, — согласно промычал Лань Ванцзи. — Ты прав. Но болезнь Цзинь Цзысюаня не наше дело.

      — …и господин Верховный Заклинатель поступил слишком поспешно, толком не представив своего второго сына. А ведь это был прекрасный шанс: почти все главы кланов собрались, и церемонию можно было провести как подобает. Вместо этого нам сообщали новость походя, будто речь шла не о наследнике, а о чём-то несущественном вроде поставки риса или ткани.

      Расположенные друг на против друга двери сменяли друг друга одна за другой. Менялись только гобелены на стенах да изящные канделябры, поддерживающие свет в коридорах. Незаметно в разговор вновь проник посторонний шум: рокотание грома снаружи, громкие переговоры адептов Ланьлин Цзинь друг с другом, перестук посуды на кухне и продолжающиеся беседы глав в отведённых им покоях — всё это смешалось в единую трель, звенящую на фоне и придающую ночи бодрости и необычно кипящей жизни.

      — Сан-эр, — Лань Ванцзи остановился, когда они вошли в нужный им коридор. Тот, в котором располагались гостевые покои, отведённые их семьям. Он оглядел внезапно озабоченное лицо близкого друга. Протянул ладонь и убрал за ухо прядь волос. Огладил бархатистую кожу щеки указательным и средним пальцами. — Почему это тебя так волнует?

      — Меня это не волнует, Ванцзи-сюн, — Сан-эр ласково ему улыбнулся. — Просто любопытство, которое, подозреваю, терзает не меня одного. Если бы не ситуация с Бездной, признание «сына шлюхи» кровным наследником было бы весьма обсуждаемой темой, не сходящей с уст всех: от простых крестьян до глав кланов и их адептов.

      Дверь слева от двоих друзей отворилась с тяжёлым скрипом. Наружу выглянул недовольный Не Минцзюэ, вероятно, услышавший знакомые голоса и решивший их поторопить. Лань Ванцзи сделал шаг назад.

      — А-Сан, — позвал глава Не, стоя на пороге покоев.

      — Иду, дагэ, — улыбнулся Не Хуайсан, вновь держащий у лица веер. Лань Ванцзи даже не успел заметить, когда друг успел достать его из складок ханьфу. — Доброй ночи, Ванцзи-сюн. Увидимся утром.

      — Доброй ночи, — Лань Ванцзи бросил на Не Минцзюэ взгляд и учтиво поклонился: — Доброй ночи, глава Не.

      Не Минцзюэ почти сердито кивнул. Он дождался, когда А-Сан зайдёт внутрь покоев и тяжело захлопнул дверь.

      Диди стоял у порога, прикрывшись веером. Глаза его выражали сдерживаемое недовольство, копируя его собственный взгляд.

      — Уберёшь ты, наконец, свой проклятый веер? — спросил Не Минцзюэ, рассматривая сплетённые птичьи хвосты на чёрном шёлке.

      Не Хуайсан сложил веер, но оставил его в ладонях. Усталость, недовольство и раздражительность улеглись на плечах Не Минцзюэ невиданной тварью. Она помахивала кончиком шипастого хвоста, подхлёстывая вызвериться, пускай для того и не было очевидной причины. А-Сан прошёл по комнате и встал у окна. Положил ладонь на подоконник, тихо вздохнул.

       Гостевые покои в Башне Золотого Карпа представляли собой небольшую, но довольно просторную и наполненную воздухом комнату с двумя кроватями, низким столиком и расставленными у окон тумбами с тонкими резными ножками. На тумбах стояли тонкостенные вазочки, расписанные стеблями различных цветов, бутоны которых переплетались с иголками и стеблями.

      — Чем я успел вызвать твоё недовольство? — тихо спросил А-Сан, нежно оглаживая подушечкой большого пальца корпус сложенного веера.

      В одном из писем диди упоминал про подарок Лань Ванцзи, преподнесённый в одну из вылазок в Цайи. Должно быть, это тот самый веер. Проучившись год в Гусу Не Хуайсан стал смелее. То, чего он ранее избегал, теперь сопровождало его пространство: будь это проклятый веер или шама-дрозд на плече, с которым А-Сан практически не расставался. Его больше не трясло при мысли о том, что дагэ может что-то не понравится. Потому что рядом с Лань Ванцзи, похоже, это всё не имело никакого значения. Лань Ванцзи называл его диди интимным «Сан-эр» и смел брать его за руку при всех. Лань Ванцзи не сводил с него, главы Не, тяжёлого взгляда весь совет. И, может, Не Минцзюэ не был так же хитёр или остроумен, как его А-Сан, но он и не был откровенно тупым бревном, поскольку иначе попросту не смог бы удержаться на посте главы одного из великих кланов.

      Не Минцзюэ хотел сказать А-Сану многое. Всё то, что напомнило бы избегаемой ими темы. Потому он тяжело опустился на одну из свободных кроватей и принялся развязывать кожаные шнурки, держащие его металлические наручи.

      — На рассвете я и некоторые из тех, что прибыли сегодня с нами, отбудем вместе с отрядом из Ланьлин Цзинь к Бездне. Ты отправишься в Цинхэ Не, соберёшь всех добровольцев и организуешь сборы с последующим отъездом.

      Кисть А-Сана дрогнула. Не Минцзюэ уловил это микроскопическое движение боковым зрением. Скосил взгляд: Не Хуайсан обхватил пальцами горлышко наверняка дорогой глазурованной вазы. Вероятно, такие стояли во всех гостевых покоях, что не отметало их ценности и кропотливой работы над росписью. Если диди захочет прямо сейчас швырнуть эту вазу на пол — пускай. Он не станет мешать. Выплатит Господину Верховному Заклинателю полагающуюся цену и забудет об осколках и маленьком срыве диди.

      Лунка ухоженных ногтей на горлышке побелела, ваза чуть качнулась вбок, но ещё твёрдо стояла на месте.

      — Ты снова меня оставляешь. Я жил в Гусу одними мыслями о возвращении к тебе, и вот, когда это случилось, ты вновь покидаешь меня.

      — Гибнут люди, А-Сан, — Не Минцзюэ принялся расшнуровывать второй наруч. Внутренне он был готов услышать громкий звон, но пока тишину нарушало только тихое перешёптывание складок ткани. — Простые крестьяне. Которые поставляют всем нам пищу и ткань. Которые шьют нашу одежду, готовят вино, мастерят твои веера и сшивают книги. Они не могут защитить себя сами, и умирают. Смерть распространяется, и Бездна изрыгает всё больше тварей, поскольку некому провести ритуал упокоения. Не в нашем праве бездействовать, если есть силы и ресурсы, чтобы помочь.

      — И без тебя людей будет достаточно.

      Ваза опасно покачнулась. Не Минцзюэ понял это по характерному скрипу, но глаз поднимать не стал.

      — Пока меня не будет тебе придётся побыть главой клана вместо меня.

      — Я не хочу быть вместо тебя! — повысил голос Не Хуайсан. — Я хочу быть собой с тобой.

      — А я, — с нажимом произнёс Не Минцзюэ, растирая освобождённые запястья и расправляя примявшуюся ткань, — хочу, чтобы ты не вёл себя как ребёнок, А-Сан. Будешь писать письма своему Второму Нефриту. Делать что угодно. Если я не вернусь до твоего отъезда, попроси старейшин временно исполнять мои обязанности. Ты можешь капризничать и дальше, ты можешь разбить это хренову вазу или начать истерить, но это ничего не изменит: утром я уеду, и тебе придётся это принять.

      Ваза с тихим стуком опустилась на тумбу. Не Хуайсан убрал от неё ладонь, оттолкнулся от подоконника и проскользил по комнате, плавно опускаясь на кровать рядом с Не Минцзюэ.

      — Дагэ пьёт уксус? — с улыбкой, в которой виделся проблеск довольства, спросил Не Хуайсан.

      Не Минцзюэ не ожидал этого вопроса. Истерик и капризов — да. Мольбу и слёзы — разумеется. Быть может, комментариев по поводу новоиспечённого второго наследника Цзинь Гуаншаня или рассказа о том, зачем Второй Нефрит увёл его из-под носа у всех. Чего угодно, кроме этого вопроса. Тонкого, как лезвие, и не менее ранящего.

      Помолчав, Не Минцзюэ тяжело спросил:

      — А мне стоит?

      Не Хуайсан не отвечал. Он сидел рядом, такой усталый и покорный судьбе, с мокрыми, но не пролившими ни одной слезинки глазами и опущенными уголками губ. Ладони его, всего несколько минут назад готовые скинуть вазу, теперь мелко подрагивали на коленях. Такие невозможно бледные на фоне тёмно-зелёного тяжёлого шёлка.

      Головная боль вжалась в висок неожиданно и остро. Не Минцзюэ стиснул зубы и обхватил запястье Не Хуайсана, крепко сжимая его.

      — Ты делаешь мне больно, Не Минцзюэ, — строго и холодного произнёс А-Сан, сквозь слёзы смотря ему прямо в сердце.

      Не Минцзюэ ослабил хватку. Побелевшие пальцы вновь налились кровью, приобрели привычный смуглый оттенок. Он обхватил ладонью прохладную кисть и прижался к ней губами: в самый центр. Тёплый и нежный. Пахнущий домом, детством и солнечными лучами.

      Лань Ванцзи смел целовать ладони его диди?

      За такое он убил бы его прямо сейчас.

      Он бы убил его. И себя. Уже за одно то, что А-Сан стал для него всем, и за то, что болел этим не первый год, даже не представляя, что можно с этим сделать и нужно ли, если это разобьёт им обоим сердце. Он обещал А-Сану, что всё будет как прежде. Дал себе зарок: если диди перестанет быть так зависим от него, то это развяжет им руки. Но связь от этого никуда не денется. Не станет здоровой и хотя бы подобающей.

      Правда была в том, что он и сам не знал правил игры, которую начал.

      Возможно, ему следует сделать шаг назад, чтобы его певчая птичка осталась на другом плече, ханьфу которого расшито летящими облаками.

      Это будет правильно?

      — Я люблю тебя, дагэ. Ты никогда не должен сомневаться в моих чувствах. Ты можешь отстранять меня, отсылать в другую кровать, комнату или клан, но это ничего не изменит.

      Тварь на плечах свернулась вокруг шеи нежными кольцами. Не Минцзюэ снова тяжело кивнул.

      Они просидели так ещё несколько минут, прежде чем Не Минцзюэ тихо сказал:

      — Что ж, пора ложиться. Пускай эта ночь поскорее закончится.

༺🌸༻

      Широкие длинные рукава белоснежного ханьфу плавно взметнулись вверх. Лань Ванцзи со всей учтивостью поклонился Не Минцзюэ, выставив вперёд прямые руки. Они стояли на выходе из зала советов. Едва ли выспавшиеся, но предельно собранные и готовые отбыть каждый в свою сторону.

      Не Хуайсан держал дагэ за край рукава, и многие смотрели на него неодобрительно. Их осуждающие взгляды говорили А-Сану всё, о чём они думают. Ничтожество, вечно держащееся за спиной старшего брата. Бесполезное украшение Нечистой Юдоли. Побрякушка клана Цинхэ Не, принцесса — Не Хуайсану доводилось слышать это и много чего другого, но все эти слова ничем его не задевали. Были люди — среди них и Лань Цижэнь — которые знали, что А-Сан способен на большее. Остальным вовсе необязательно знать всё, иначе их носы очень скоро окажутся сожранными за чрезмерное самодовольство и неуёмное любопытство.

      — Глава Не, — обратился Лань Ванцзи, выпрямляясь обратно. — Если это уместно, я хотел бы попросить вас передать это моему сюнчжану.

      Лань Ванцзи достал из-за пазухи свёрток, обмотанный пропитанной воском бумагой. Вероятно, послание, упрятанное от внешних возможных повреждений. Не Минцзюэ прошёлся тяжёлым взглядом по Лань Ванцзи. Он не хотел брать послание. «Нет, это не было бы уместно», — застыло у него на языке, но поскольку рядом стоял уважаемый Лань Цижэнь и поскольку этот Второй воистину Нефрит стал диди близкими другом, ему пришлось взять бумагу и спрятать в запахе ханьфу на груди. Не Минцзюэ коротко кивнул, и Лань Ванцзи, выпестованный своим кланом, как болванчик, вновь вежливо и довольно глубоко поклонился ему.

      — Благодарю главу клана Не. Сан-эр.

      — Надеюсь на скорую встречу, Ванцзи-сюн, — Не Хуайсан ласково улыбнулся другу. Он хотел бы сжать руку Лань Ванцзи в мягкой ласке, но дагэ, стоящий рядом, исходил таким кислым недовольством, что от этих паров почти щипало глаза.

      Лань Цижэнь, попрощавшись, первым направился к выходу из Башни. Многие главы кланов уже отбыли в свои владения, хотя рассвет только занимался. Цзинь Гуаншань так и не показался, зато Цзинь Гуанъяо провожал всех, помогая снарядиться в путь с наилучшими пожеланиями, и успевал всюду без всякой спешки и суеты.

      Дождь всё ещё шёл. Не бешенный, но довольно ощутимый, чтобы каждая его капля становилась лишней в уже переполненных реках и озёрах. В воздухе клубился туман — его плотное кружево затянуло не только всю бесконечную лестницу, ведущую к богатой Башне, но и саму Башню вплоть до самых высоких резных украшений на её крыше.

      Пришло время вновь прощаться. Не Минцзюэ вынул из ножен Бася, и Не Хуайсан посмотрел на неё с ненавистью. Свой меч доставать не спешил. Вокруг сновали люди, загружая в повозки пищу, свечи и тёплую сухую одежду. Переговаривались отбывающие главы кланов — безликие, фоновые, как скрытые тучами горы. Не Хуайсан смотрел на дагэ и ненавидел то, что не мог поцеловать его хотя бы раз. Не мог коснуться его щеки своей — Не Минцзюэ бы никогда не позволил этой нежности при всех — и даже не мог взять за руку. Он мог только сильнее сжать братский рукав, чтобы хотя бы кончиком мизинца дотронуться до тёплой родной кожи.

      — Дагэ, пожалуйста, заботься о своём здоровье. Не позволяй Бася управлять тобой.

      Бася грозно задребезжала. Проклятый кусок железа. Проклятый!..

      Не Минцзюэ тяжело кивнул.

      — Будь разумным. Я рассчитываю на тебя. И не позволяй никому, младше двадцати, вызываться добровольцем.

      Не Хуайсан послушно кивнул.

      — Да, дагэ.

      Не Минцзюэ неожиданно бережно вытянул свой рукав из пальцев А-Сана. Встал на Бася и присоединился к клину заклинателей в золотых ханьфу. Не Хуайсан стоял и смотрел ему вслед, не веря, что вот это — всё прощание, которое они смогли себе позволить. Он стоял, совершенно один, среди всех готовящихся к отбытию и отбывающих в эту самую минуту. Смотрел на мельтешение пурпура, изумруда и золота, на блестящие драгоценности глав и скромные одежды обычных адептов. И будто расслаивался на отдельные фрагменты, состоящие из печали, горя, надежды и ожидания.