Скверна чернела повсюду.

Скользкими пятнами вязкой слизи она висела на стенах и расползалась по земле, сочилась смертельным ядом. Кираш в ужасе глядела на знакомые дома, которые теперь были похожи тошнотворного вида чернильные, истекающие слизью коконы. По земле приходилось ступать осторожно: стоит только наступить хотя бы даже в самую небольшую лужу этой дряни — и ты пропал. Сумеречная скверна не только захватывала дома и отравляла почву: это болезнь, и любой заражённый был обречён на мучительную гибель.

Сначала больной мучился от тошноты и жара, и крохотные тёмно-зелёные пятнышки появлялись на белках глаз. Затем тело постепенно покрывалось мягкими, водянистыми язвами. Иногда они лопались и разливали скверну по телу, а затем набухали вновь. Заражённый сгорал за считанные дни.

Скверна никого не щадила. Кираш до сих пор с содроганием вспоминала, как умирал А’алех, gikil shesh*. Его изуродованное болезнью тело до сих пор снилось ей каждую ночь в кошмарах — будто из каждой язвочки на его почерневшей коже вырывалось тонкое, длинное, гадкое щупальце и натужно тянулось, чтобы схватить Кираш, осквернить и её тоже. Она кричала, пыталась убежать, но щупальца неизменно оказывались ловчее и длиннее, нежели на первый взгляд; они хватали и душили её — и она просыпалась среди ночи с громким, отчаянным криком.

Теперь, поневоле вернувшись в поселение, которое клану пришлось покинуть из-за сумеречной дряни, она с трудом сдерживала дрожь в теле и рвотные позывы.

Кираш медленно, внимательно глядя под ноги, ступала по редким нетронутым участкам дороги. Она то и дело с робкой надеждой оглядывалась назад, в сторону моста, который соединял этот остров с соседним, куда скверна ещё не добралась. Если что-то случится, она просто побежит назад. В деревне всего одна дорога; в случае опасности нужно будет всего-то вновь добраться до моста. Только если Кираш удастся забрать то, зачем она пришла, мост этот она сожжёт.

Чем дальше она уходила в глубь леса, где располагалась деревня, тем явственней ощущала она влажный, гнилостный запах — как на болоте, только во много раз хуже. Тягучие, склизские следы скверны висели даже на деревьях. Остров умирал. Кираш знала, что племя её и без того жило на больной, раненой земле: острова, подобные этому, откололись от terakh al** и парили в воздухе прямо над нею из-за давней катастрофы, а на их месте зияли и пылали огнём широкие, глубокие разломы. Но несколько месяцев назад земле стало хуже. Вода внизу почернела и стала гуще; чёрная слизь поползла на берег, а потом, подобно живому, разумному существу, потянулась сюда, наверх, на terakh tur***. И как только она коснулась острова снизу, почва уже заразилась скверной. Гибель острова стала лишь вопросом времени.

Как, вероятно, и медленное умирание всего материка. Но Кираш пока не было до этого дела. Terkahash, «землян» можно предупредить и позже — у них, в отличие от племени, всё ещё есть время. А вот если Кираш не отыщет сферу, их единственную связь с богом, khashi’dro обречены. Их некому будет спасать. Terkahash не придут им на помощь — скорее, сделают всё, чтобы отгородиться от них и не пустить в свои поселения. Так уже было несколько десятилетий назад, когда наверху бушевала эпидемия грудного червя****.

Вдруг что-то зашуршало в пожухлой, иссушенной траве справа от дороги. Тёмная кожа Кираш мигом покрылась мурашками; длинные острые уши дёрнулись от внезапного звука; звякнули металлически друг о друга многочисленные серьги-кольца. Кираш замерла и осмотрелась по сторонам.

— Gip gaakam, Ljue a Ud-Nur…***** — прошептала она испуганно, но усилием воли заставила себя двигаться дальше. В ушах зашумело, и Кираш уже не слышала ничего, кроме этого навязчивого гула и собственного тяжёлого дыхания.

Как же она доберётся до храма, если даже мост позади ещё не скрылся из виду, а ей уже так невыносимо страшно?

Когда Кираш обернулась назад в последний раз и наконец более не увидела моста, шорох повторился вновь. Она резко развернулась обратно и вскрикнула: прямо из травы к ней медленно, но верно потянулся отросток вязкой чёрной слизи. Взгляд Кираш метнулся вниз, к собственным ногам. И тогда она поняла, что наступила прямиком в скверну. Её правая нога в сапоге из плотной кожи птицы-шергала будто прижимала толстый змеиных хвост. Громко завизжав, Кираш отмахнулась от скверны факелом, но тут же заметила, что вся скверна, висевшая на деревьях, затянувшая разрушенную хижину неподалёку, расползавшаяся по земле, неумолимо ползла к ней. Дряни становилось всё больше; она множилась и растекалась по округе.

И тогда Кираш бросила факел и побежала.

Она мчалась обратно к мосту, убегая от скверны и от огня. Слизь горела, источая тошнотворный запах, будто от затхлого гнилого тряпья — но всё равно текла, волочилась следом, набирая скорость с каждой секундой. Кираш знала, что огонь лишь немного сдерживал скверну, но не мог уничтожить; знала, что манёвр с факелом нужен был для того, чтобы выиграть время, а не сразить врага. Пока что этот враг казался бессмертным.

Вид приближавшегося моста придавал Кираш сил. Она задыхалась; лицо её запылало, в груди надсадно скребло, но она всё подгоняла себя мысленно, надеясь успеть.

Когда сапоги из шергала застучали высокими подошвами по деревянным планкам моста, Кираш испытала невероятное облегчение. Она даже остановилась на секунду, чтобы отдышаться, и взглянула назад, на остров. Издалека он казался безжизненным скелетом, на костях которого висели ошмётки чёрного, склизкого от гнили мяса.

А потом мост на том конце вспыхнул, и Кираш побежала с новой силой, чувствуя, как тошнота подступила к горлу, а в висках противно заломило от стыда. Она поняла, что она натворила. Худые, тонкие ноги в массивных сапогах едва успели сделать последний прыжок на соседний остров, в высокую траву, в безопасность — и Кираш повалилась на землю, разодрав локти в кровь, а мост оборвался и повис догорать, покачиваясь на ветру.

Опасно сидя на самом краю острова и едва успевая хватать ртом воздух, Кираш вдруг опомнилась и принялась дрожащими руками стаскивать с правой ноги сапог. Скверна успела частично переварить подошву, но внутрь не добралась — однако Кираш всё равно придирчиво осматривала свою ступню, сидя в траве, а сапог в ужасе, с криком: «Narrashan!»****** — скинула вниз, прямиком в разлом, пылавший огнём.

А остров вспыхнул еле-еле, но вскоре снова затих и по-прежнему зачернел гнилостно, подёрнутый вечерним туманом. Скверна никого не щадила — и даже огонь быстро угасал там, где властвовала она.

Кираш сидела на краю, высоко над разломом и над догоравшим мостом — и плакала как никогда в жизни. Она всё испортила. Ей поручили такое ответственное задание, а она испугалась и сделала только хуже, ведь путь назад, в старое поселение отныне отрезан.

Inim’zu-gal, сферу Льюэ им больше никогда не вернуть.