Реджинальд Комптон покидает поместье Бентлея, недовольно хмурясь. Вся его фигура выражает напряжение. Проходя мимо солдат, он ощущает на затылке презрительный взгляд, но то, он уверен, не унылые солдафоны провожают его, а отпечатался взгляд Бентлея Кеннета — его дорогого кумира.

С того самого дня, как Комптон впервые видел лорда Кеннета в конторе, куда пытался устроиться, тот стал для него, выходца из низшего сословия, подобием Бога. Молодой, амбициозный и предприимчивый Бентлей, очень энергично раздавал поручения, распоряжаясь активами конторы Кеннетов. И до того органично он вписывался в царящую в конторе атмосферу, что Реджинальд поклялся себе, когда-нибудь стать таким же успешным, найти своё место в этом мире. Или занять место Бентлея, если судьба дарует ему такую возможность.

Много лет он наблюдал за работой Бентлея, интересовался самыми свежими новостями из его жизни и всё пытался уличить момент, дабы встретиться лично и попытать счастья во второй раз стать человеком, хотя бы юристом, работающим под протекцией такого влиятельного и умного не по годам мужчины. Но лорда Кеннета всё не было в Лондоне, он смотрел намного дальше. И лишь успехи Ост-Индской Торговой Компании под руководством Бентлея говорили о том, что Кеннет заберётся ещё выше, чем есть сейчас. Если бы Кеннет смог, а Реджинальд до последнего был уверен, что тот сможет, он бы смести и старого короля с трона, с которым был в хороших отношениях во все времена, но смерть распорядилась иначе.

Новость о крушение «Приговаривающего» и кончине своего кумира Реджинальд Компон воспринял болезненно остро, как воспринимает влюблённая девушка измену пообещавшего на ней жениться. И всё же Реджинальд расценил это, как шанс и возможность забраться выше. Поместье Кеннета, прекрасный особняк, достроенный не до конца, должен был стать демонстрацией его величия и состояния.

Кучер спешит открыть ему дверь, но Реджинальд останавливает его тростью, намеренно болезненно ударив по рукам. Он забирается в карету и садится напротив Люси. Ударив набалдашником трости по крыше несколько раз, Реджинальд заставляет карету тронуться с места.

— Подумать только, мертвецы воскресают. Неровен час, судный день настанет, — с каким-то горьким ехидством говорит Люси. Она кладет свои некрасивые руки и обхватывает ими одно колено. В серых глазах кузины, неизменно пустых и глупых, Реджинальд читает насмешку.

— Никакой он не мертвец. Просто пережил крушение корабля и, вероятно, пил с отребьем несколько лет. Знала бы ты, с кем он связался, сейчас бы так не улыбалась. Но я правда до последнего думал, что О`Райли с ним кончила.

Люси ведет плечом.

— И что ты собираешься делать? Это подрывает все твои планы, верно?

— Милая Люси, — на губах Джеймса появляется гаденькая улыбка, — ты еще не знаешь, насколько я могу испортить ему жизнь.

***

Тревога утихает. И постепенно дом наполняет жизнь, ещё только в разрозненных уголках: таких как гостевая спальня на втором этаже, выполнения в голубых тонах подстать вкусам покойной леди Кеннет, заправлявшей поместьем в последние годы жизни Лоуренса Кеннета; в кабинете Бентлея, где хозяин перебирает накопившиеся бумаги; да в малой гостиной, но всё же это лучше, чем тишина, царившая здесь несколько лет. Спокойнее только от этого становится не слишком сильно. Бентлея всё ещё чувствует, как над ним дамокловым мечом висит завтрашний аукцион. И решать что-то с ним нужно немедленно. Рассчитывать на помощь короля Англии не приходится, ведь Валерия только-только закончила писать письмо, и хоть его отправили, неизвестно, как долго его величество сочтёт правильным томить Кеннета ожиданием. Может пройти ни одна неделя, и с домом придётся попрощаться. Они не окажутся на улице, но положение их будет крайне плачевным. В первую очередь лишь потому, что Бентлей будет воспринимать поражение, как плевок в и без того растерзанную Морганой душу.

Потира переносицу, Бентлей тяжело выдыхает, когда в его кабинет заходит Девон. Мужчина выглядит даже слишком бодрым и счастливым для одиннадцати часов вечера, хотя и скрывает радость, соблюдая некоторую официальность отношений между работником и его господином. И хоть Бентлей вырос на глазах Девона, дворецкий с учтивым поклоном и вежливым «на ваше имя, сэр» передаёт ему конверт.

Почту привозят по утру, но то, что доставляет Девон лорду Кеннету в кабинет — это не почта. На пухлом конверте, запечатанном красным, словно венозная кровь, сургучом, не значится ни отправителя, ни даже адреса получателя. Лишь правильный титул и его фамилия с инициалами. Бентлей уверен, что в конверте нет ничего хорошего.

Нетерпеливо отодрав печать ногтем большого пальца, Кеннет достаёт сложенный пополам листок, внутри идеально выверенные, ровные буквы складываются в слова:

      «Уважаемый лорд Бентлей Кеннет,

      Наше знакомство не заладилось с самого начала. И мне очень прискорбно осознавать сей факт. Потому что вы всегда были кумиром для меня, тем человеком, на которого очень хотелось ровняться, чьих высот я всегда желал достичь. Но я не буду томить, дабы вы не сожгли это письмо прежде, чем дочитаете до конца.

      К сожалению, у вас больше нет власти в Лондоне. И я был бы рад помочь вам её восстановить, если бы не сегодняшний инцидент. Посему, если не хотите, чтобы я очернил вашу и так не чистую репутацию, рекомендую завтра не являться на торги.

      Иначе, смею заверить, король в ту же секунду, как вы посмеете переступить порог зала аукциона, получит письмо с информацией, что лорд Кеннет пропал на долгие одиннадцать лет, связавшись с хорошо известной пираткой и мошенницей — Морганой О’Райли, сбежавшей в 1956 году с эшафота в г. Лондон.

      Я надеюсь, вы будете благоразумны, лорд Кеннет. Иначе, я буду вынужден действовать радикально.

      Искренне ваш,

      лорд Джеймс Реджинальд Комптон»

Бентлей готов был выбросить письмо в камин ещё на первом предложение, но терпеливость играет ему на руку. И он читает, его невозмутимое лицо, не выражающее практически ничего в обычное время, багровеет от злости с каждым словом. Надменный выскочка решил его шантажировать, чего никак нельзя допустить. Реджинальд Комптон не доживёт до утра, Кеннет лично готов задушить его во сне. Перо в руке Бентлея ломается от той силы, с какой он его сжимает, пачкает чернилами ладонь.

Внутри конверта лежит ещё один листок. Его Кеннет узнает из тысячи других, сам он когда-то подписал не один десяток подобных документов — распоряжение на арест.

      Миссис Моргана Кеннет.

Он не успел подарить ей свою фамилию, да и она бы вряд ли отказалась от той, под которой прославилась в море. Но слова, выведенные красиво на такой некрасивой бумажке, подобны ножу, вонзившемуся под рёбра. И чем больше он смотрит на надпись, тем старательнее незримый убийца проворачивает лезвие, загоняя его всё глубже и глубже, норовя проткнуть отравленным кончиком сердце.

И сердце Бентлея отзывается, как отзывается и его память, воскрешая образ Морганы. Опять и опять. От неё нет спасения, перед глазами — серьёзное лицо, рассечённое шрамом, который временами, когда О`Райли была особенно смурной, напоминал унылую дорожную колею, но никогда не портил красоты, не влиял на то, что Бентлей ощущал по отношению к ней.

Реджинальд Комптон подготовился, надо это признать. И почему Бентлей думал, что по возвращению в Лондон ему станет легче? Столица не тот город, где жизнь всегда текла размеренно своим чередом. Нет, здесь всегда каждый будет драться за место под солнцем, моститься друг у друга на головах, вгрызаться зубами в плоть и отдирать её от белоснежных костей.

Чтобы удержать и отвоевать уже когда-то сданные не им самим позиции, ему придётся вспомнить то, что завещали римляне — «divide et impera».

— Мистер Девон! — Бентлей поднимает взгляд на дворецкого, молчаливо стоящего всё это время перед столом.

— Сэр?

Выдохнув, Бентлей поднимается из кресла и подходит ближе к камину. Его голос звучит спокойно, хоть он и находится в шаге от объявления официальной войны Комптону:

— Наш противник пожелал быть уничтоженным. Созовите всех, кто на данный момент руководит Компанией. Всех. Без исключения. Мне всё равно, какой на дворе час и чем они заняты: спят ли в своих мягких постелях, проигрывают ли деньги в салонах, или совокупляются со служанками. Все они должны быть здесь. Немедленно.

Бентлей бросает письмо в огонь. Он смотрит как бумагу охватывает пламя, представляя, как в нем горит сам Реджинальд.

— Сэр, позвольте спросить, но что было в письме?

— Шантаж, мистер Девон. Шантаж.

Спустя два часа члены совета директоров Ост-Индской Торговой Компании собираются за длинным столом. Их жаркий спор и бурные обсуждения превращают большой зал, построенный Кеннетом специально для подобных случаев, в поле битвы, на котором Кеннет пытается настроить всех против Комптона. И это оказывается сложнее, чем можно было бы предположить на первый взгляд. Комптон, как надоедливый сорняк, очень крепко пустил корни. И теперь его так просто не выдрать.

Будто следуя пути Бентлея, Реджинальд уверенными шагами год за годом, пока Кеннет покоился на дне морском, захватывал всё то, что ему не принадлежало. Небольшие вложения превратились в целый капитал. И теперь он не просто пешка, потерю которой не заметит старшая фигура, он приблизился к положению ферзя, что Бентлея совершенно не радует, как не радует присутствующих то, что он столь бесцеремонно нарушил их покой.

Для толстосумов, порядком располневшим и обленившимся за столько лет его отсутствия, всё, о чём рассказывает Бентлей, пытаясь выставить Реджинальда негодяем, лишь суета, на стоящая и крупицы внимания.

— Он вложил в компанию большие средства. Если мы их отзовем, наши облигации, акции, да любые ценные бумаги не будут стоить и фунта. К вашему сведению, Лорд Кеннет, пока вы отсутствовали, мистер Комптон спонсировал. И благодаря ему, в том числе, Ост-Индская Торговая Компания продержалась.

Не слушая слова мистера Кобблпота, Кеннет окидывает присутствующих взглядом. Странно, в прошлый раз их было явно больше, были и те, кто точно поддержали бы его. Бентлей хмурится, обращаясь к гостям:

— А где ещё трое?

Их должно быть десять, включая самого Бентлея, но он может насчитать лишь семь. Присутствующие поджимают губы, бегая взглядом друг по другу, не решаются сообщить неприятные новости. Но Кеннет и так весь день только и получает негативные сообщения, и вряд ли что-то ещё его удивит.

— Сэр, мистер Кантуэлл умер два года назад, оставив всё своему сыну, но тот продал всё мистеру Комптону, тоже самое с Финчем и Уэсли. Они постепенно отошли от дел, часть их акций получил мистер Комптон и часть мы разделили между собой.

Бентлей сцепляет руки в замок за спиной. И как сам только не догадался. Прежде он — самый молодой акционер компании, член совета директоров амбициозно следовал таким же схемам. Он вытеснил Томаса Янга, Марка Бэйли запугал, наняв людей, перевернувших его карету. И в целом шёл по головам, не сомневаясь в своём успехе. Кеннет не сильно, но ощутимо прикусывает кончик языка.

Сначала это показалось всего лишь войной за дом — его поместье с несколькими десятками комнат и садом, но теперь Бентлей хорошо видит — дом всего лишь предлог, ему придётся вести войну за себя самого, за свою личность. И если Реджинальд, пришедший из ниоткуда, хочет отправиться обратно в никуда, то Кеннет обязательно устроит ему путешествие в один конец. Кеннет не надеется на тех, кто сидит перед ним. Ещё можно было бы заручиться поддержкой Финча. Но с того света он вряд ли чем-нибудь поможет лорду Кеннету. Однако, даже глупцы способны направить мысли умного человека в нужное русло.

Глядя на этих людей можно сделать только один вывод: они все дорожат лишь своими деньгами. Ничего их не интересует, кроме возможности набить кошельки и поживиться чем-нибудь роскошным. Бентлей жалеет, что сейчас рядом с ним нет банкира его конторы. Сколько он мог потерять от контрольного пакета акций за одиннадцать лет своего отсутствия? При учёте всех последствий и возможных падений, где-то около сорока процентов.

— Вот как? Что же… тогда не стану мешать…

Бентлей подзывает к себе Девона, тот подносит стопку бумаг и письменные принадлежности, но Кеннет отрицательно качает головой.

— Позовите Валерию, пусть пишет она, — он берёт с маленького столика чашку с чаем и делает глоток. Война будет безжалостной.

Спустя несколько минут дворецкий приводит заспанную испанку. Валерия несколько секунд топчется в дверях, неловко убирая от лица спутанные пряди, но Бентлей подзывает её ближе к себе и протягивает руку.

— Извините, что поднял вас в столь поздний час, но без вашей помощи мне не обойтись.

Лорд усаживает испанку на своё место, придвигает к ней бумагу и перо.

— Пишите с моих слов, Валерия. Я, Лорд Бентлей Кеннет, отзываю весь свой капитал из Ост-Индской Торговой Компании, включая средства, полученные ОИТК от регулярных инвестиций конторой Кеннетов, все средства, вложенные в акции, облигации и иные ценные бумаги. А также я требую вернуть все корабли, состоящие на службе во флоте Ост-Индской Торговой Компании, которые документально закреплены за мной, как за единственным владельцем. В случае, если корабли были ликвидированы, списаны или утрачены по иным причинам, я требую возмещения номинальной стоимости на момент поступления на службу каждого судна.

Лица присутствующих сияют недоумением. Но Бентлей не собирается отказываться от своего капитала. Если всё будет сделано правильно, то этим утром на одного богатого человека в Лондоне станет меньше.

— А теперь, джентльмены, — Кеннет шепчет на ухо Валерии тихое «спасибо», пока капает воском на угол бумаги, чтобы поставить свою печать и подпись, — возьмите самых быстрых лошадей и поспешите продать акции, потому что в скором времени они не будут стоить не единого фунта.

***

Такая дерзость может дорого обойтись ему, экономика Великобритании, и так пошатнувшаяся от начала семилетней войны, может треснуть и разойтись по шву, если содрогнётся Ост-Индская Торговая Компания, но иногда, чтобы победить противника, приходится пойти на жертвы, даже если на дело была положена вся твоя жизнь.

Как бы Бентлей не старался, уснуть в эту ночь он не смог. И потому с пяти часов утра при полном параде, облачившись в один из своих самых дорогих и уцелевших камзолов, расхаживает по кабинету, меряя шагами то ковёр, то комнату от угла до угла. Он выходил и на балкон, и брался пить чай, и даже стоял перед картиной, но вплоть до десяти часов утра — времени отбытия из поместья, не находит себе места.

— Валерия, готовы стать свидетелем того, как жизнь влиятельного человека рушится? — интересуется он у девушки, когда помогает той забраться в экипаж. Валерия лишь неопределённо улыбается и кивает головой. Слишком много потрясений для столь короткого пребывания в Лондоне. Молодой особе просто страшно, и Бентлей может её понять.

Получив большую часть своих средств, вложенных в Компанию, Бентлей чувствует себя увереннее. И всё же подъезжая к Аукционному Дому в роскошной карете, он дрожит всем нутром. Проблема вовсе не в уверенности торгов, а в злосчастном письме, которое Реджинальд так любезно представил ему накануне. Распоряжение об аресте, приказ расправиться с ней, вздёрнув на виселице.

Под руку с Валерией, осматривающейся по сторонам, Бентлей поднимается по лестнице. Он замечает Комптона. Тот пунктуален, как и любые уважающие время люди.

— Мистер Комптон, смотрю вы удивлены меня видеть?

Реджинальд слащаво улыбается, глядя на Бентлея, опирается двумя руками на свою трость, и набалдашник её напоминает голову змеи с разинутой пастью. С лёгкой грустью Кеннет отмечает — его трость была потеряна в суматохе побега от мёртвых. А голова змеи — самое то для Реджинальда, идеально описывает, какой он человек по своей натуре.

— А, лорд Кеннет, доброе… — он кидает взгляд на часы, — доброе утро. Вижу, вы решили ослушаться моих рекомендаций. Видимо, жизнь вас ничему не учит, да? Знаете, я уже было подумал, что вы мудрый человек, но, — он оборачивается к сопровождающей его блондинке, — вероятно, я вас переоценил. Позвольте, Боже правый, что я говорю… Люси, подай мне пожалуйста письмо, — Комптон усмехается. И Люси достаёт папку с бумагами, — возможно, вы просто мазохист, который хочет посмотреть, как его дом уходит с молотка.

Девушка пролистывает что-то, после чего протягивает конверт, немного пожелтевший от времени, но все же еще живой.

— Прежде чем мы зайдем внутрь, не желаете еще кое с чем ознакомиться? — его холодная ухмылка буквально кричит о том, что жизнь Кеннета в его руках, да и вопрос скорее формальность. Комптон покажет всё и так, он мучительно медленно открывает не запечатанный конверт и извлекает из него исписанный округлыми буквами лист. — Я подчеркнул самые интересные моменты, если вы не возражаете.

Из своих рук Реджинальдж демонстрирует Бентлею то, что никогда не должно было оказаться у него — неоспоримое доказательство, датированное сорок третьим годом.

— «Дорогой отец… я знаю, что ты меня не простил… всегда желал мне добра…», — упиваясь трофеем и мнимой властью над Бентлеем, Комптон начинает зачитывать текст, — О, вот мой любимый момент: «сообщи Кэт, что я, наконец, исполню её мечту — выйду замуж за достойного человека, лорда Ост-Индской Торговой Компании… звучит, крайне неправдоподобно… Бентлей Кеннет».

Комптон осторожно складывает письмо и возвращает его в конверт, а у Бентлея начинают дрожать руки. Не от наплыва эмоций, не из-за грызущей совести и даже не из-за утраты любимого человека.

— Ваша супруга такая… сентиментальная. Хотя, наверное, это черта всех женщин. Не так ли, мисс? — Реджинальд нахально интересуется у Валерии, но та брезгливо закрывает лицо веером.

Желание вырвать письмо из рук Комптона остаётся неосуществлённым. Бентлей не смотрит в глаза оппоненту, лишь тихо произносит, но так, чтобы Реджинальд его услышал:

— Придет время и я тебя уничтожу, Комптон.

Кеннет входит в Аукционный Дом, словно на плаху. Но Моргана убьёт его на том свете, если он сдастся и примет поражение. Если она позволила всадить себе в грудь шпагу, значит, она знала что-то неизвестное всем остальным. А она всегда знала больше других. И получив второй шанс Бентлею меньше всего хочется растрачивать возможности на поражения. Лорд держится ровно, пока Валерия, вцепившись в его локоть, как в спасительную соломинку, бормочет себе под нос:

— Какой неприятный тип…

Но «неприятный» не то прилагательное, которым стоит характеризовать Комптона. Его можно назвать «омерзительным», «отталкивающим», «ненавистным» и «постылым», но точно не неприятным.

— А ведь когда-то я на вас ровнялся, — доносится со спины. Бентлей не поворачивает головы.

В помещение нет никого кроме них, да джентльмена, отвечающего сегодня за аукцион. Большой зал с длинными рядами из аккуратных стульев выглядит одиноко и уныло. Бентлей и Валерия занимают свои места в первом ряду, а новое чудовище уходит на соседний ряд. Несколько солдат Бентлея остаются стоять в дверях, но не поднимают оружия.

— Джентльмены, думаю, что больше никого нам ждать не следует. Поэтому начнем, — мужчина за низким пьедесталом неловко поправляет на голове парик, явно ему мешающий. Он сверяется с часами, прежде чем ударяет небольшим молоточком, чем знаменует начало торгов. На войне и то спокойнее, чем сейчас на душе у Бентлея. — Сегодня мы здесь, чтобы с разрешения Короны выставить на продажу имущество лорда Бентлея Кеннета. В которое входит… — аукционист делает паузу и сверяется с документами перед собой: коллекция картин в размере сорока полотен общей стоимостью сто пятьдесят тысяч фунтов, поместье «Morning Star» в стиле барокко, с прилегающим к нему садом и оранжереей, а так же линейный корабль первого ранга.

Если Бентлей лишится всего этого он обеднеет не слишком сильно, но потерять свою историю равносильно потери части самого себя. Кеннет переживает о том, что будет дальше, но его научили не сдаваться. Никогда. Не перед чем. Даже, когда судьба ехидно намекает, что он в положении лежащего в грязи, а не сидящего на белом коне.

— Стартовая цена шестьсот тысяч фунтов.

Не очень то много, если вспомнить, что двести пятьдесят тысяч фунтов составляет ежегодный доход герцога Вестминстера от лондонских владений, но Бентлей и не рассчитывал, что его владения расценят по достоинству.

— Шестьсот одна тысяча, — с ласковой улыбкой произносит Комптон, кинув взгляд на Бентлея, но тот сидит смирно, не поведя даже бровью.

— Шестьсот одна тысяча раз, шестьсот одна тысяча два…

Бентлей поднимает указательный палец и бесцветным, совершенно спокойным голосом произносит, хотя кишки у него, по ощущениям, сворачиваются и завязываются в тугой клубок:

— Шестьсот одна тысяча двести пятьдесят.

Даже направленное в лоб дуло пистолета не вызывало такое волнение, даже близость к смерти и сама смерть отзывались лишь в сознание полной парализацией конечностей и болью в кончиках пальцев. Аукционист даже не успевает начать отсчёт, как Реджинальд уже выпаливает:

— Шестьсот две тысячи… и один фунт.

В Реджинальде вскипает его нетерпеливость. Может он и научился ждать удобного момента, но сохранять самообладание, чувствуя превосходство над противником, ему явно тяжело. И он готов демонстрировать, какой же он великолепный, лишь бы пустить пыль в глаза.

— Семьсот тысяч, — Бентлей переводит взгляд на Комптона и добродушно добавляет, — Чего мелочиться, верно, мистер Комптон?

По виску аукциониста скатывается крупная капля пота, поблескивая в свете лучей бледного сентябрьского солнца. Бентлей не может его винить, мужчина даже не успевает начать отсчёт. И потому нервно поправляет очки на переносице.

— Вы правы, мистер Кеннет. Нечего мучать несчастных людей, исполняющих нашу прихоть. Семьсот восемьдесят тысяч. И закончим на сегодня.

Люси поднимает взгляд на Джеймса, на её бледном, болезненном лице, украшенном рубцами старой болезни, искреннее и неподдельное изумление, но Реджинальд лишь элегантно откидывает сюртук, стискивая ладонью в перчатке набалдашник. Хмыкнув, Бентлей поднимается со стула и скрещивает руки за спиной. Если он продолжит и дальше сидеть, то все увидят, особенно Валерия, как он нервно стучит носком туфли по полу, а коленка ходит вверх-вниз. Он не кусает губы только по тому, что зуб на зуб не попадает.

— Семьсот восе…

— Восемьсот тысяч, — Бентлей не узнаёт своего собственного голоса. Настолько он кажется ему треснутым и надломленным, неестественно звучащим. Слова падают на пол с грохотом обвалившегося с башни колокола, и ещё несколько секунд отдаются в ушах у Кеннета.

— Один миллион и два процента от контрольного пакета акций Ост-Индской Торговой Компании, — в голосе Реджинальда есть торжество тщеславного успеха, власть и нахальство, всё то, что было в самом Кеннете десять лет назад. Но смерть очень сильно меняет людей, особенно если эта твоя собственная смерть.

Бентлей не скрывает довольной улыбки. Вот для чего вчера ночью он обвалил акции, вот для чего он устроил суматоху в Центральном Банке и вот почему вся площадь сегодня ревела, пока его люди сундуками вывозили все его деньги, вложенные когда-либо в контору. То ли ещё должно произойти в будущем, ведь с ним рассчитались только по чистому капиталу и ценным бумагам, а впереди оценка стоимости судов. Весь риск ради того, чтобы удержаться на твёрдой земле.

— Два миллиона.

Он знает, что говорит, но вот аукционист впадает в ступор. Он несколько раз моргает, смотрит на Реджинальда, затем переводит взгляд на Кеннета. Проплаченный человек не успевает и слова сказать, как Комптон поднимается со своего места, вытягиваясь и гордо задирая голову.

— Лорд Кеннет, вас не было десять лет. Но я и подумать не мог, что вы разучились считать. Моя ставка больше.

На это Кеннет рассчитывал, и он не ошибся. Легко предсказать действия противника, который пытается играть против тебя твоими же фигурами. Валерия стискивает двумя руками веер, не зная, что ей делать. Пока ещё никто не осознал, победа опьяняет Бентлея, но ему нужно красиво завершить представление.

— Вашу ставку перебил фунт, который я дал почтальону, чтобы не приносил сегодня газет. Но не переживайте, — Кеннет достаёт из-под кафтана газету и бесцеремонно небрежно швыряет её в ноги Комптону. На первой странице крупными буквами чернеет заголовок «Обвал бумаг Ост-Индской Торговой Компании. Акционеры отзывают капитал. Биржа в панике». — Возвращаю. И, кажется, время для ставки вышло.

— Да… да… — аукционист прочищает горло, ударяет молотком по крохотной деревянной подставке с медным кружочком на ней, и объявляет, — Продано. За два миллиона фунтов стерлингов лорду Бентлею Кеннету.

Из рук Комптона ускользает мечта. Но если решил бороться со львом, то нужно учитывать не только его зубы и грозный рёв, но и не малые когти. А когти Бентлея впились в артерии Лондона. Валерия подскакивает со своего места, и слабые аплодисменты раздаются на весь зал.

— Дом по праву ваш, Кеннет. Надеюсь, вы этому рады, — Реджинальд делает несколько шагов к Бентлею, пока Люси подбирает папки и бумаги. Мужчина протягивает руку, хотя бы здесь Реджинальд не забывает о манерах, но вместо рукопожатия Бентлей опускает свою ладонь тому на плечо.

— Полагаю, увидимся на суде? Вам есть где заночевать? В моем поместье есть прекрасная гостевая комната.

— Лорд Бентлей Кеннет. Именем короля, вы арестованы за пособничество и сделку с пиратами, — громоподобно рокочет офицер у дверей. Зал заполняют солдаты британской армии, все вооруженные шпагами и мушкетами, облачённые в красную форму.

— На три минуты раньше, — Бентлей щёлкает языком и разворачивается на пятках, чтобы направиться к ожидающей его толпе с поднятой головой, словно на ней покоится вовсе не треуголка, а королевский венец. — Валерия, милая, заберите документ и верните их в моё поместье.