Примечание
модерн!николи
Нико сонно приоткрыл один глаз и смешно сморщил нос, любуясь на открывшееся перед ним зрелище.
Он лежал на двуспальном диване, сбив простынь так, что один ее угол свешивался с края, обняв подушку и задрав ногу - он иногда так и спал, с согнутой в колене и задранной вверх ногой. Смятое белое одеяло комом валялось на полу. Прямо у кровати стоял платяной шкаф с зеркальной дверцей. Около нее стоял Василь, одетый в классические серые брюки, и методично застегивал белую рубашку, начиная с нижней пуговицы. Нико цыкнул и дернул за ее край. Единственная реакция? Холодно брошенный в зеркало взгляд.
Нико привык к такому, Василь всегда был скуп на эмоции в общем и целом, и обычно Нико это не смущало. Однако сегодня в строгом взгляде он увидел какой-то намек на раздражение, и в сердце больно толкнулся всегда носимый глубоко внутри страх щенка, который уже однажды был брошен и не перенес бы второго незаслуженного одиночества.
- Спи, восемь утра.
- Я вижу, - за окном серое небо, укрытое облаками, уныло роняло на землю мелкий противный дождик, - Вась, ты такой зануда, что даже в день твоего выпускного погода серая. И чего ты напялил эти серые штаны? Хотя задницу твою они обтягивают неплохо.
Василь увернулся от озорного щипка за левую ягодицу и поморщился. Нико встревоженно приподнял голову, увенчанную дикой копной смоляных кудряшек.
Судя по еще более замкнутому выражению сурового лица с точеными чертами, Василь уже встал сразу не с той ноги, хотя вчера ложился в сносном настроении. Нико оперся на локоть и приподнялся, спуская с дивана длинные худые ноги.
- Сними рубашку-то, рукав плохо прогладился, и внизу мятое.
- Я все равно ее в брюки заправлю.
Нико наклонил голову, поднимая брови - “серьезно?” Василь с неохотой вздохнул, расстегнул рубашку и тут же принялся поправлять сбитую наискось постель.
Нико прожил с ним уже достаточно времени, чтобы понять - сейчас с вопросами лезть не стоит. Он одернул серые семейники, купленные когда-то в подземном переходе, взял рубашку и, оставив на бледном плече рассеянный поцелуй, набросил белую ткань на всегда разложенную гладильную доску, бесцеремонно спихнув с нее на стул кучу недавно выстиранной одежды. Василь раздраженно вздохнул и начал прибираться и там. Иногда он напоминал того маленького недовольного робота из “Валли”, который ездил за всеми и подтирал грязные следы, сердито попискивая на своем роботячьем языке. Нико молча продолжал возить утюгом по рукаву, настроившись на Василя не зрением, а всем телом - на ощущение его тепла рядом, звуки неодобрительной возни и вздохи. Гадая, что же делать.
- Вась, - Нико прошлепал босыми ногами на кухню, держа рубашку за плечики, - надевай, ударник медицинского труда.
- Почему опять раковина забита посудой? - Василь обернулся к нему, плотно сжав губы. На бледном лице карие глаза особенно явственно выделялись полыхающим в них гневом. Нико растерянно моргнул.
- Я не успел вчера…
Василь резко вырвал из его рук рубашку.
- Опять? Как и почти две недели до этого? Почему я все успеваю, скажи на милость? А впрочем, не отвечай - потому что у тебя ветер в голове! Сколько можно напоминать тебе делать простейшие вещи - выносить мусор тогда, когда идешь на улицу, а не когда он вываливается из ведра, мыть посуду сразу после еды, а не когда нападет вдохновение, убирать постель!
Нико будто пригвоздило к полу, а его взгляд - к Василю. Как загнанный зверь, увидевший опасность, он не мог перевести глаза с его раздраженного лица на киснувшие со вчерашнего дня в раковине две тарелки, кружку, нож и кастрюлю. Василь не кричал - он в принципе будто не в состоянии был орать, он лишь немного повысил голос. От спокойного Василя этого, впрочем, хватило. Нико чувствовал, что у него дрожат губы, и никак не мог это остановить. Глаза будто засыпало песком - хотя плакать не хотелось. Он настолько не ожидал подобного нападения, что сейчас банально не находил, что на него ответить.
Самое-то интересное? Василь был прав. В последние недели Нико пропадал на новой работе, а после нее сразу же садился учить ирландский - просто так, для души. Он просиживал над столом до ночи, согнувшись в три погибели и сдувая с синих глаз особенно непокорную кудряшку.
Нико попытался вспомнить, когда он в последний раз мыл посуду, смотрел, что у него оказывается во рту или заглядывал в мусорное ведро. Оно все само как-то…
“Само”, вконец устав от этого, резко надело рубашку, серый пиджак и молча удалилось в направлении своего университета, оставив Нико стоять посреди кухни в обществе посуды, взиравшей на хозяина в молчаливом осуждении.
Отмерев, он отмыл всю посуду, почистил плиту, выкинул мусор, немного осмотрелся и отдраил всю квартиру. На работу сегодня было не нужно, а ирландский учить и тем более не было настроения. Квартира была маленькая, и на все про все у Нико ушло часа три, тем более что постель Василь расправил с методичностью истинного душнилы. Управившись, Нико сел на сложенный диван и растерянно огляделся. Однокомнатная съемная квартира, в которую они переехали совсем недавно, с на редкость страшной чехословацкой стенкой и чуть кривыми полами, была для него гаванью, тылом, укрытием, самым любимым и стабильным местом в этом чудаковатом мире, где его всегда ждали домой - каким бы он ни был, в каком бы он ни был настроении, Василь всегда относился к его эмоциональности, его причудам спокойно и ровно - поддерживал одни из них, вовремя осаждал другие. Нико чувствовал себя на своем месте - впервые с того вечера, как собрал вещи и отправился в казенное здание, похожее на школу или детский сад - если честно, веселенькая желтая раскраска нихрена не помогала, лишь служила топливом для шуток про желтый дом. А теперь он чувствовал себя в своем, родном, выстраданном у мира доме лишним. В памяти резко прозвучали полузабытые, казалось бы, голоса - “да тебя все равно никто не возьмет, даун!” Он зябко обхватил себя за плечи, вспоминая неприязнь в любимых глазах, усталость, черное раздражение, которое залепляло рот, нос, глаза, не давало вздохнуть, бороться.
Сидеть в четырех стенах было невыносимо, вспоминать утреннюю ссору - и тем более. Нико выудил из шкафа джинсы и уже натянул одну штанину, когда в дверном замке повернулся ключ. Нико медленно вынул ногу из штанины.
“Не успел удрать”.
Хотя почему удрать? Поговорить им в любом случае было надо. Со сжавшимся сердцем он вышел в коридор.
Василь стряхнул с очков и волос мелкие капли, медленно снял пиджак с потемневшими от дождевой влаги плечами и аккуратно развесил ее на плечике. Он повернулся к Нико, не снимая ботинок и произнес сдавленным, каким-то чужим голосом:
- Извини, пожалуйста.
Если бы у ног Нико ударила молния, перед ним появился Макс и сообщил, что им срочно нужно спасать мир от злого колдуна, Лисавцов бы удивился меньше. Он сглотнул и растерянно, по привычке пробормотал:
- Да ладно… А ты чего так быстро вернулся? У тебя же выпускной… Праздник там, все дела…
Василь опять раздраженно сморщился, снял ботинки, бросив их кое-как у порога, прошел в комнату и швырнул на диван диплом в синей корочке.
- Да пошел бы он… Я приехал, забрал диплом, осознал, что я свинья, и вернулся.
- Ну свинья тут скорее я, - осторожно вставил Нико. Василь покачал головой и повернулся к нему, не поднимая головы. Подошел и осторожно коснулся его пальцев. Нико переплел их со своими.
- В любом случае мне не следовало так резко выражать свое недовольство… сложившимся положением дел, - тихо и медленно, разделяя слова, сказал Василь. Он начинал говорить медленно, выверенно, четко, напоминая Википедию, когда сильно уставал или был расстроен. Нико, который все еще рассекал по дому в трусах, неловко обнял его за плечи одной рукой, другой все еще держа его прохладные пальцы. Василь уткнулся в его плечо и вздохнул.
- Ничего. Ну, то есть, я немного об… Расстроился, конечно, но…
Василь ступил ближе, обнимая Нико сильнее. Провел руками по выступающему от худобы позвоночнику.
- Прости. Я… Я не хотел тебя обидеть.
- Дело ведь было не совсем в посуде? - Тихо спросил Нико, держа Василя в руках, как хрупкую хрустальную фигуру - или заминированную бомбу.
Ты не можешь бросить бомбу. когда любишь ее.
Василь мотнул головой, потом кивнул. Нико мягко отстранился и потянул его на кухню.
- Пошли.
Сидя на кухне, уже в домашней футболке и штанах, заставив Нико влезть хотя бы в пижаму, Василь сбивчиво начал, глядя в белую кружку с розовым цветочком - одна из немногих вещей, оставшихся у него от бабушки.
- Я просто… Когда я еще жил с ней…
Нико без уточнений понял, о ком речь. Пальцы Василя стиснули кружку крепче.
- Она всегда хотела, чтобы я хорошо учился. Чтобы не оставался в этой клоаке, опустившись, как родители, чтобы у меня были знания, возможности, связи. Я всегда был лучше всех в классе - медаль, все дела… Я хотел закончить с красным дипломом, чтобы она мной гордилась. Я знаю, это глупо, - он махнул рукой, будто предупреждая возражения Лисавцова, - но… Для меня это было важно. Как бы… Чтобы доказать, что я способен. И я не смог.
Нико молчал, подперев голову рукой. Он знал - Василь еще не закончил.
- А теперь первичная аккредитация, ординатура… Что, если все знания, которые я получил, не нужны, устарели, не пригодятся? Мне сейчас кажется, что шесть лет жизни просто… Насмарку. Я шел по улице и пытался вспомнить все причины количественной белковой недостаточности и вспомнил всего три. Еще тарелки эти…
Василь осекся.
- Я сорвался на тебе. Все, что я сказал, не является оправданием, но может сойти хотя бы за объяснение.
Нико протянул руку и осторожно коснулся теплой щеки. Василь накрыл его руку своей, сжал его пальцы. Нико подался вперед и прижался лбом ко лбу Василя.
- Я тоже виноват. В детдоме…
Он тяжело сглотнул. Говорить о том времени все еще тяжело.
- Я отвык от того, чтобы помнить такие вещи. Я помнил, пока жил один. Мне помогала рутина. Пары. Расписание. Тогда - учеба, тогда - уборка. А потом как-то… Я увлекся работой, учебой, забыл, что это все само себя не убирает. У меня иногда действительно… Выпадают такие вещи из головы.
- Потому что голова забита ирландскими словами, - Василь слабо улыбнулся, и подвижное лицо Нико тут же откликнулось, расплываясь в широкой улыбке, обнажая чуть сколотый клык. Василь погладил его щеки, подбородок, взъерошил кудряшки.
- Скажи мне что-нибудь?
Нико хитро блеснул глазами, сдвигая стул ближе и утыкаясь в колени Василя своими.
- Is breá liom tú.
Васил немного подумал, рисуя на колене Нико узоры пальцем.
- Звучит… Необычно.
- Ой, брось, я уже понял, что тебя бесит ирландский, - Нико шутливо пихнул его ногу. Василь слабо улыбнулся.
- Не французский, и слава богу. А что ты сказал-то?
Нико улыбнулся в ответ - чуть грустно и очень нежно.
“То же, что и всегда говорил тебе, с тех пор как притащил в твою комнату это пюре со скумбрией”.
- В жопу послал? - Василь отхлебнул остывший чай. - Звучало именно так.
- Что ты понимать-то в этом можешь?
Нико положил голову на плечо Василю, тот ласково впутал пальцы в его кудряшки. Их тощие колени стукнулись друг о друга.
- Нико, даже если я разозлюсь на что-нибудь, сорвусь, сглуплю… Это всегда будет твой дом, пока я здесь.
Руки Василя сжали его плечи. Нико сглотнул вязкий ком в горле и несколько раз быстро моргнул - только расплакаться сейчас не хватало.
На диване лежал забытый синий диплом, а в сушке вода медленно капала с двух тарелок, ножа и кастрюли.