Уверенность Цзинь Гуаншаня в собственной неотразимости никогда не была преувеличена: он прекрасно знал, кому действительно может понравиться, а кому — нет; он рано научился читать эмоции других людей, ловить подсказку в тени от ресниц или едва заметной полуулыбке. 

Ему нравились люди. Нравились женщины. Нравилось, когда они играли с ним, позволяя почувствовать тот странный трепет, который присущ всякой новой истории, — если Цзинь Гуаншань за них не платил; ему нравилось, когда женщины сдавались без боя и делали то, что он приобрел. 

Вэй Ин напрочь разрушал привычные для Цзинь Гуаншаня подходы. 

Минуло три месяца с их самой первой встречи, что положила начала этому странному и непривычному соглашению: Вэй Ин не позволит даже коснуться себя, пока не будет уверен в серьезности намерений Цзинь Гуаншаня. Глупость. Цзинь Гуаншань много раз думал об этих словах — и разве не показал он сразу, что ничего серьезного по отношению к Вэй Ину не имеет?

Возвращаясь утром после первой ночи домой, Цзинь Гуаншань чувствовал, как всё вокруг его раздражает. Солнце светило сквозь полог слишком сильно. Сидеть в кабинке — неудобно. Лошади били копытами слишком громко! 

Едва покинув повозку, Цзинь Гуаншань пнул замешкавшегося слугу, который стоял у него на проходе и даже не думал посторониться. Вместо завтрака Цзинь Гуаншань лег спать, бросив на Хэ Шуи — тот пришел полюбопытствовать подробностями ночного свидания — убийственный взгляд такой степени, что старый друг мгновенно скрылся за дверью и не трогал Цзинь Гуаншаня всю неделю — до второго свидания. 

Эти дни Цзинь Гуаншань проводил, в основном, раздумывая, как ему обойти собственное обещание и не стать центром ужасных сплетен. Не хотелось бы разрушать репутацию, которую создавал годами: если на поверхность всплывет, что Цзинь Гуаншань возлежал с мужчиной, он многое потеряет. 

Да и супруга страшно обидится. Женщин она еще соглашалась терпеть, но как объяснить ей переодетого барышней актера?

Способов не нашлось. Советоваться с Хэ Шуи и признавать поражение оказалось выше сил Цзинь Гуаншаня, и он решил: будь что будет. Он просто поплывет по этой реке, и куда течение его вынесет, там он и остановится. 

От второй встречи Цзинь Гуаншань не ждал ничего хорошего, и не зря: Вэй Ин продолжил настаивать на своих правилах игры. 

Их вновь встречал уже знакомый постоялый двор, и даже комната осталась прежней. Войдя, Цзинь Гуаншань тоскливо вздохнул, увидев нетронутую, аккуратно заправленную кровать. Вэй Ин сидел перед низким столиком и улыбался. 

Это сильно сбивало с толку. То, что он кокетничал, как женщина, оставаясь при этом мужчиной. Границы размывались. Цзинь Гуаншань ловил себя на том, что наслаждается даже взмахом темных, густых ресниц Вэй Ина, а его длинные, аккуратные пальцы точно создавались для любви. 

Вэй Ин расставил на столике чашки и чайник. 

— Этой ночью я приготовил для господина Цзиня новое развлечение, — с ласковой серьезностью сообщил Вэй Ин. 

На этот раз он надел немного другое платье и собрал волосы в пучок. На лбу серебрилось украшение, в ложбинке между тонких ключиц отдыхала нефритовая подвеска. Вэй Ин не сказал, но Цзинь Гуаншань догадался: всё это — подарки тех, кто тщетно добивался его внимания. Из уважения к чужой неопытности Цзинь Гуаншань не стал говорить, что выставлять так чужие подарки попросту некрасиво и что вид этой нефритовой подвески возмутил его до зубовного скрежета. 

На третью встречу — к тому моменту труппа покинула Ланьлин и отправилась гастролировать дальше, но Цзинь Гуаншань не позволил наставнику утаить маршрут — Цзинь Гуаншань привез Вэй Ину другую подвеску и новое налобное украшение: тонкую цепочку с нанизанными на нее серебристыми листочками. 

От каждого движения листья стукались друг о друга с мягким звоном. Цзинь Гуаншань купил украшение у иностранного купца, отдав за безделушку в полтора раза больше, чем она действительно стоила. 

— Уж не влюбился ли ты, дружище? — с сочувствием поинтересовался Хэ Шуи. 

— Уж не сделался тебе лишним язык? — спросил в ответ Цзинь Гуаншань и получил похлопывание по плечу. «Ты безнадежен», — говорил жест Хэ Шуи, пока он сам предусмотрительно хранил молчание. 

Украшения Вэй Ину понравились. Но вместо поцелуя, который Цзинь Гуаншань — на свой скромный взгляд — более чем заслуживал, его удостоили лишь порозовевшими щеками. Вэй Ин скрылся за ширмой и вернулся, сменив оба украшения. 

— Тебе понравилось? — поинтересовался Цзинь Гуаншань, не в силах справиться с зудящим неприятным чувством внутри. 

— Почти так же хороши, как предыдущие, — с широкой улыбкой заверил его Вэй Ин.

Палочка, которую Цзинь Гуаншань сжимал в тот момент в руке, треснула на две неровные части. 

В третью встречу не случилось ничего. И в четвертую. И в пятую. 

Вэй Ин развлекал Цзинь Гуаншаня на все лады: играл на цине, на пипе, пел. Он разыгрывал перед ним сценки из классической литературы и то, что сочиняли бродячие артисты, в лицах — да так, что Цзинь Гуаншань, отчаянно державший скорбное выражение на лице, начинал смеяться. Довольный таким результатом Вэй Ин обычно ласково улыбался ему в ответ, но не позволял одного — трогать. 

От такого положения вещей голова взрывалась. Цзинь Гуаншань смотрел на прекрасный цветок — и не мог его даже понюхать, фигурально выражаясь! Вэй Ин был — и не был: протяни руку — отгрызет пальцы. 

С каждым свиданием в сердце Цзинь Гуаншаня закрадывалось подозрение, что он действительно так и будет ходить к Вэй Ину на встречи до скончания веков и ничего, совсем ничего, не получит. 

Это бы не так беспокоило Цзинь Гуаншаня, если бы не одно обстоятельство: за последние три месяца он почти перестал посещать бордели — теперь заходил лишь послушать музыку или поглазеть на красивые танцы, общался с хозяевами и хозяйками, чтобы те о нем не позабыли и не перестали считать важным клиентом, но для утех больше никого не брал. 

Так, бывало, забирал на несколько часов пару-тройку женщин, но вел с ними беседы о жизни или слушал, как они воркуют, расписывая, как хороши его черты, а сам при этом думал об одном — как завоевать расположение Вэй Ина. 

Подарки не действовали. Комплименты Цзинь Гуаншань тоже отмел: Вэй Ин принимал их с легкой улыбкой на губах и тут же забывал, что вообще кому-то симпатичен. О себе он ничего не рассказывал, о Цзинь Гуаншане — не спрашивал. 

Ничего, кроме соглашения и купленного права лишить Вэй Ина невинности, между ними общего не находилось, как Цзинь Гуаншань не ломал голову. Тело жаждало большего. Но разумом Цзинь Гуаншань всё сильнее понимал — эту битву он проиграл с позором. 

Возможно, его унылый вид и погруженность в тяжелые мысли в конце концов допекли Хэ Шуи. 

Однажды вечером тот подстерег Цзинь Гуаншаня прямо у кабинета и, схватив за руку, потащил к выходу из башни. 

— Изволь объясниться, что ты себе позволяешь! — выдохнул Цзинь Гуаншань, сощурившись от злости. 

Хэ Шуи остановился, кинул на него глубоко задумчивый взгляд и ответил как ни в чем не бывало:

— Достало. — На этих словах Хэ Шуи сделал рывок всем телом. Забуксовавший Цзинь Гуаншань попробовал выдернуть руку, но хватка у этого человека отличалась удивительной силой. Он только крепче стиснул ладонь Цзинь Гуаншаня в своей. 

— За такую дерзость я тебя казню, — зашипел Цзинь Гуаншань, всерьез разозлившись. 

Неважно, что он никогда бы всерьез не осмелился причинить вред Хэ Шуи — он едва ли не единственный, кто оставался рядом с Цзинь Гуаншанем всегда. Защищал его и его клан всеми доступными ему способами. Чужак, привезенный с пограничных земель — он обучился грамоте благодаря Цзинь Гуаншаню, получил свободу благодаря ему и остался в клане, даже женившись. 

И уж если кому-то, кроме супруги, Цзинь Гуаншань мог позволить непочтительное отношение к себе, так это Хэ Шуи — в конце концов, тот никогда не отличался ласковым нравом. 

— Ладно, — усмехнулся в ответ Хэ Шуи и благополучно подтолкнул Цзинь Гуаншаня вперед — из башни. 

Устав сопротивляться — если Хэ Шуи что-то решал, он позволял себе игнорировать приказы, и как Цзинь Гуаншань его за такое ни наказывал, всё равно каждый раз делал по-своему, — Цзинь Гуаншань выдернул руку и пошел к дверям сам. 

Спускались Хэ Шуи и Цзинь Гуаншань в гробовом молчании. Лестница вниз никогда еще не казалась такой бесконечной. Стоило проверить, не уходят ли ступени куда-нибудь в Царство Демонов… 

После того, как они миновали ворота, Хэ Шуи, наконец, остановился, ухватил Цзинь Гуаншаня за плечи и повернул к себе лицом.

— Скажи мне, чем тебе помочь, и я это сделаю, — потребовал Хэ Шуи, нахмурившись. 

У Цзинь Гуаншаня задергалась бровь. 

— Ты со своей цинъи, — продолжал он, — совсем смурным сделался. Объяснишь ты или нет, что у вас за роман такой нелепый? Он тебя шантажирует?

— Нет, — ответил Цзинь Гуаншань и попробовал вырваться. Хэ Шуи не позволил. 

— Я тебя казню, — повторил Цзинь Гуаншань. 

— Да я сам с этой комедией покончу, если ты не прекратишь, — совершенно серьезно отозвался Хэ Шуи. 

Ну что за глупые шутки… Цзинь Гуаншань со вздохом закрыл глаза, а потом, краснея, выпалил:

— Нет у нас никакого романа. 

От удивления Хэ Шуи ослабил захват — и Цзинь Гуаншань тотчас же ринулся прочь. 

Тропа от Башни Золотого Цилиня уходила вниз, и Цзинь Гуаншань шел не разбирая дороги и не обращая внимания, что безлюдное место — небольшой пролесок за рыночной площадью — уже кончилось и что теперь на него смотрят торгаши да лавочники. 

Хэ Шуи нагнал его в чайной и усадил за стол, согласившись попробовать новый-старый напиток, лишь бы хозяин, любезный донельзя, скорее убрался. 

— Ты же его купил, — наконец, когда хозяин скрылся, выдавил из себя Хэ Шуи. Он явно радовался, что рядом никого в такой час не оказалось. 

— Купил, — согласился Цзинь Гуаншань. Потом сдался и всё изложил. 

К моменту, когда он закончил жаловаться на чужой дурной нрав, чай уже приготовили. Цзинь Гуаншань принял из рук хозяина чашку и жестом попросил оставить их с Хэ Шуи вдвоем. 

— Ну и что же, ты совсем ничего не думаешь предпринять? Просто распрощаешься с актером? — уточнил Хэ Шуи, подув на плававшие на поверхности листья. 

Цзинь Гуаншань взглянул на отражение своих усталых глаз в воде и кивнул. 

— Да. В следующую встречу оставлю подарок на память обо мне и закончу эти свидания. 

Хэ Шуи понимающе кивнул и не стал ни отговаривать, ни разубеждать — за что Цзинь Гуаншань был ему благодарен. 

— А подарок уже выбрал? — поинтересовался Хэ Шуи. 

Цзинь Гуаншань лишь отрицательно покачал головой. 

— Тогда у меня есть идея, — довольно ухмыльнулся Хэ Шуи. — После чайной направимся в одну лавку. Там выберешь. 

— Украшения я уже дарил, — безнадежно отозвался Цзинь Гуаншань, смекнув, о какой лавке говорит Хэ Шуи: в Ланьлине он просто обожал один магазинчик.

— Это гораздо лучше! — ответил ему Хэ Шуи и улыбнулся. 

Что же, по крайней мере, с другом Цзинь Гуаншаню действительно повезло. 

~***~

Ночью Цзинь Гуаншань привычно отправился в путь — на сей раз ехать пришлось целых три дня, и он предпочел не расходовать духовную энергию на путешествие на мече. Лошади, как всегда, очень спасали в такие минуты. 

Актерская труппа остановилась в лучшем из постоялых домов небольшого городка вверх по течению Янцзы. Лучший из постоялых домов занимал всего три этажа и снаружи казалось, что комнатушки там — попробуй развернись. С ужасом Цзинь Гуаншань представил, что в этом убогом месте ему предстоит провести целую ночь, а ведь он изрядно устал за время пути. 

В дневное время в постоялом дворе пустовал даже обеденный зал. Молодая и очень симпатичная хозяйка с роскошной белой кожей вежливо приветствовала Цзинь Гуаншаня у входа. 

— Что пожелает знатный господин? — спросила она, склоняясь так, что Цзинь Гуаншаню открылся вид на ее грудь. 

В любое другое время он сказал бы: «Комнату. И вас, госпожа». И наверняка провел время в просто замечательной компании красивейшей женщины — однако сейчас желание забраться под одежды этой барышни уступало желанию, наконец, покончить с сидевшей в печенках цинъи. 

А вот завтра… завтра Цзинь Гуаншань будет сжимать и эти пышные груди, и эти округлые бедра в своих руках. Все три месяца нерастраченной нежности достанутся красавице-хозяйке. Что же, не самый дурной выбор за неимением лучшего. 

Молодая хозяйка провела Цзинь Гуаншаня в комнату наверху, выслушала его пожелание помыться с дороги и отдохнуть и заверила, что вскоре всё будет готово. 

Вечером, спускаясь в обеденный зал для ужина, Цзинь Гуаншань в самом деле чувствовал себя куда лучше. Кровать оказалась сносной, простыни — чистыми, а воду в лохани нагрели до нужной температуры, так что Цзинь Гуаншань почти не чувствовал себя обделенным. 

Разве что мысль о прощании с цинъи неприятно впивалась в грудь, но с этим ничего не поделаешь: ему следовало отступить. 

Хотя не видеть больше Вэй Ина, не слышать его тихого, легкого и ласкового пения, не смотреть, как он корчит смешные рожи, — это кого угодно могло бы вогнать в тоску. И не то чтобы Вэй Ин обладал каким-то уникальным талантом, кроме одного — завоевывать сердца. 

Спроси Хэ Шуи Цзинь Гуаншаня, не влюбился ли он, сейчас бы он и не нашелся с ответом. 

За одним из столиков уже сидели наставник с женой. Перед ними лежали разложенные дощечки из уже знакомого Цзинь Гуаншаню кисет. Судя по озабоченному лицу жены наставника и его напряженной, скрюченной спине, шло обсуждение какой-то важной проблемы деликатного характера — и Цзинь Гуаншаню пришлось сжать кулаки, чтобы не скрипнуть зубами от мысли, что проблема касалась Вэй Ина. 

Даже не пытаясь скрыть свое присутствие, Цзинь Гуаншань вальяжно прошелся мимо супружеской четы. В этот момент хозяйка наставника заметила его и поспешила толкнуть мужа, чтобы тот приветствовал Цзинь Гуаншаня как положено. 

— Господин Цзинь, — обратился к нему наставник с вежливой, но холодной улыбкой. 

Краем глаза Цзинь Гуаншань уловил движение: жена наставника с тихим постукиванием торопливо собирала дощечки в кисет, лежавший на столе. 

— Наставник, — поклонился в ответ на приветствие Цзинь Гуаншань. 

— Отужинаете с нами? — предложил наставник. 

Цзинь Гуаншань покачал головой:

— Мой стол уже накрыт. 

— Господин Цзинь, должно быть, сильно спешит? — спросила жена наставника. Когда Цзинь Гуаншань повернулся к ней с вежливой улыбкой, то заметил: мешочек уже исчез. 

— Как и всегда, когда речь касается свидания с лучшим воспитанником столь почтенного наставника, — ответил Цзинь Гуаншань, но его похвала, кажется, произвела не совсем то впечатление: наставник несколько побледнел, а его жена принялась за ужин с двойным упорством. 

Цзинь Гуаншань недолго возился с ужином: прощание не хотелось откладывать в долгий ящик. И после того, как на столе ничего не осталось, Цзинь Гуаншань поднялся на ноги и проследовал наверх, следом за уже поджидавшим его слугой и под внимательным взглядом старого наставника. 

Что-то выглядело не так, неправильно. Но Цзинь Гуаншань искренне счел свои ощущения не более чем проявлением страха Вэй Ина больше не увидеть никогда — кто знает, что ждет каждого из них завтра?.. 

Отделавшись от волнения и лишних мыслей, Цзинь Гуаншань поднялся наверх по узкой скрипучей лестнице, дал немного денег слуге за его исполнительность и попробовал открыть дверь. 

Комната была заперта. 

Последние свидания всегда проходили одинаково: Цзинь Гуаншань просто входил в помещение, где его ждал Вэй Ин — обязательно с чем-то, заранее заготовленным для хорошего вечера. Комната никогда не запиралась. Тем более изнутри. 

— Эй! — окликнул слугу Цзинь Гуаншань, решив, что, должно быть, в постоялом дворе приняли такие меры предосторожности и по ошибке заперли комнату. 

Слуга остановился и поклонился Цзинь Гуаншаню. 

— Господину нужно что-то еще?

— Кто запер дверь? — спросил Цзинь Гуаншань. — Хозяйка?

Изрядно удивившись, слуга подбежал ко входу в покои и покачал головой.

— Нет, господин. Двери заперли изнутри. 

Вот проклятье! 

— Иди, — бросил Цзинь Гуаншань слуге и нахмурился. 

Уж он-то думал, что только ему пришла в голову мысль проститься. А, оказывается, Вэй Ин всё это время вынашивал план, как его бросить и исчезнуть. Такой подлости Цзинь Гуаншань не ожидал, но прежде, чем что-либо предпринимать, постучал еще раз. 

За дверью послушался какой-то легкий шум, едва различимый, но всё-таки существовавший. 

— Вэй Ин, если ты не отопрешь дверь, я использую талисманы и войду, — предупредил Цзинь Гуаншань. Этот хлипкий замок, который повесили на двери с той стороны, едва ли сумеет выдержать духовную энергию заклинателя такого уровня, к которому Цзинь Гуаншань относил себя совершенно справедливо. 

Снова послышался шум: топот босых ног, шорох. 

— Подождите, пожалуйста, господин Цзинь! — попросили его из-за двери, и голос казался глухим и хриплым, словно Вэй Ин только что проснулся. 

Или словно он занимался чем-то еще: к тому же явный шорох одежды Цзинь Гуаншаня смутил. 

Он напрягся, прогоняя отвратительную картинку — чьи-то сильные руки на белых бедрах. И синяки, расцветшие под пальцами. 

Цзинь Гуаншань тряхнул головой, постучался еще раз — за дверью что-то грохнуло. Ставни. 

— Я вхожу, — сухо предупредил Цзинь Гуаншань и достал из рукава талисман.

Снова послышался топот босых ног, и в тот момент, когда Цзинь Гуаншань уже приложил бумажку, накаченную духовной энергией, двери распахнулись. 

За спиной Вэй Ина, с плеча которого вот-вот должен был съехать его халат, выделялось усыпанное звездами небо — в прорезь распахнутого окна. Никогда еще Вэй Ин не выглядел таким… несобранным. Его лицо не украшала косметика, лишь губы алели в полутьме комнаты. 

У Цзинь Гуаншаня по спине покатился холодный пот, а руки непроизвольно сжались на веере, который он носил с собой даже чаще, чем меч. 

— Простите, что заставил вас ждать, — хрипло произнес Вэй Ин, склоняя голову низко-низко: кончики его длинных волос почти достали ему до ступней. 

— Где он? — спросил Цзинь Гуаншань и решительно шагнул вперед. 

Вэй Ин невольно отпрыгнул, пропуская его в комнату, и закрыл двери. А Цзинь Гуаншаннь скользнул взглядом по полкам, кровати, столику и неаккуратно сложенными на полу вещами, поверх которых валялся замок, всё это время удерживавший двери открытыми. Кровь отлила от лица. Цзинь Гуаншань почувствовал, как кружится голова и ринулся к окну. 

Обернувшийся Вэй Ин вскрикнул. Подонок. 

— Господин Цзинь! 

Буквально свесившийся вниз Цзинь Гуаншань увидел только крышу, на которую можно было встать, и уже собирался перекинуть ногу через невысокую деревянную раму, когда в него вцепились горячие ладони. 

— Господин Цзинь, — снова позвал его Вэй Ин. — Что вы такое делаете, господин Цзинь?

Интонации Вэй Ина приняли вид речи капризной молодой барышни, и за этот трюк захотелось вжать его лицом в стенку и заставить хныкать совсем по другому поводу. Цзинь Гуаншань был с ним так обходителен и нежен — чем он заслужил подобное отношение?! 

— Пусти меня, — холодно отозвался Цзинь Гуаншань и попробовал Вэй Ина оттолкнуть, однако тот прочно повис на его руке и потянул в комнату. 

— Вы упадете, господин Цзинь!.. 

— Я заклинатель, — возразил Цзинь Гуаншань, рывком попробовав освободиться и снова толкнув Вэй Ина прочь от себя. 

Тот вскрикнул, обнял руку Цзинь Гуаншаня — и они вместе упали. Действительно упали. Только не из окна, а повалились назад, прямо на пол, стукаясь лбами до искр в глазах. 

— Ой-ой-ой-ой-ой! — послышался голос Вэй Ина. 

Сам Цзинь Гуаншань ограничился лаконичным и строгим:

— А!

После удара звенело в ушах, и пока он смаргивал темноту и красные пятна, плывущие поверх темного дерева, Вэй Ин принялся тараторить, опустившись на коленях рядом с Цзинь Гуаншанем. Теплые ладони сжали его руку. 

— Господин Цзинь, не знаю, кого вы искали, но здесь никого нет. 

Цзинь Гуаншань всё еще тяжело дышал и смотрел в это озадаченное, красивое, несмотря на отсутствие косметики, лицо с подозрением. Не без оснований. Теперь-то ему стало ясно, почему эти двое, наставник и его жена, так себя вели. 

— Ну конечно, — ответил на это Цзинь Гуаншань, щурясь и кривя губы. — Так никого нет, что этот господин Вэй стремился нацепить на себя одежду побыстрее и кого-то выпроваживал из окна, пока я томился под дверью, словно какой-то уличный бродяжка, что просит о милости! 

Брови Вэй Ина взметнулись вверх, а голова наклонилась вбок, в то время как лицо из удивленного приняло скорбное выражение. 

— Господин Цзинь, этот ничтожнейший актер совсем не хотел вас оскорбить, — осторожно произнес Вэй Ин. — Но он…

— Но он оскорбил, — выдохнул Цзинь Гуаншань и, почувствовав мягкое поглаживание на своей ладони, опустил взгляд. 

Вэй Ин держал его за руку. Гладил пальцами бестолково и беспорядочно, задевая то запястье, то внутреннюю сторону ладони, но безотрывно. Сердце сжалось. Значит, кому-то пир на весь мир и право на невинность, а кому-то жалкие объедки — поглаживание руки спустя три месяца?

Только больше разъярившись, Цзинь Гуаншань одернул руку и поднялся на ноги. Принялся отряхивать и без того чистые одежды. 

— Этот ничтожнейший актер понимает, как всё выглядит, — спокойно и тихо сказал Вэй Ин, наклоняясь вновь: теперь его руки лежали на полу, а лоб почти упирался в половицы. 

У Цзинь Гуаншаня сердце подпрыгнуло в горло. 

— Позвольте ему всё объяснить, — не поднимая головы попросил Вэй Ин. 

Когда он наклонялся, волосы соскользнули на один бок, а с другого всё-таки слезла часть халата, обнажая не только плечо, но и свежий, огромный синяк. Цзинь Гуаншань сглотнул: желание пнуть Вэй Ина испарилось, будто и не было, и вместо этого он наклонился и протянул ему руку. 

— Встань. 

Вэй Ин не шелохнулся. 

— Вэй Усянь, встань, — повторил Цзинь Гуаншань настойчиво. 

В ответ Вэй Ин приподнял голову и посмотрел на Цзинь Гуаншаня снизу вверх. И на руку — недоверчиво, удивленно, будто побитый палкой пес на угощение из чужих рук. 

— Встань, — закатив глаза, повторил Цзинь Гуаншань третий раз. 

На этот раз Вэй Ин его послушался и ухватился ладонью за ладонь, чтобы подняться на ноги. 

— Если господин Цзинь позволит мне доделать то, что я не успел, я всё ему объясню, — очень тихо произнес Вэй Ин. 

Цзинь Гуаншань просто молча кивнул и пошел к столику, на котором стояло вино. 

В этот раз Вэй Ин сначала поставил ширму, а потом скрылся за ней, и вернулся, когда сгорела палочка для благовоний, а Цзинь Гуаншань успел допить вторую чашу вина и стащить с себя верхнюю накидку. 

Вэй Ин мягко улыбнулся и сел напротив. 

— Я видел таблички с именами, — сказал Цзинь Гуаншань, и Вэй Ин болезненно дернул краем рта, словно от пощечины. — Видел, как вели себя твой наставник со своей женой. Может быть, я чего-то не знаю, но я не дурак: продай они чью-то еще невинность, стали бы так на меня смотреть? 

Вэй Ин молча наливал в его чашу вино из сосуда, но «Улыбка императора» еще никогда не казалась Цзинь Гуаншаню такой горькой, как в этот миг. 

— Стали бы? Отвечай! 

Чаша опустилась на стол с глухим стуком. Вэй Ин поднял вверх голову, виновато улыбнулся и, сдвинув к переносице брови, покачал головой:

— Нет, — сказал он еле слышно. 

Сказал — что стрелой пронзил. Цзинь Гуаншань подался вперед, сметая чашу с вином со стола, и та грохнулась об пол. Вэй Ин вздрогнул, но не отстранился, и только его темные глаза странно пульсировали в эту секунду. 

— Повтори, — потребовал Цзинь Гуаншань, но собственные слова показались ему хрипом умирающего. Пальцы у него подрагивали от одной только мысли… от одной мысли… 

— Нет, не стали бы, — повторил Вэй Ин громче. 

— Повтори! — вскрикнул Цзинь Гуаншань. 

— Не стали бы! Не стали! — тоже закричал на него Вэй Ин. Оба они поднялись на ноги. — Но я отказался! Тут никого не было, потому что я отказался, господин Цзинь! 

— Ты… — выдохнул Цзинь Гуаншань, запутавшись, куда ему идти — к двери или прочь. Вэй Ин прожигал его болезненным взглядом. — Кому ты морочишь голову? Разве есть у тебя право на отказ?

Выпалив это, он достал из рукава аккуратно свернутый подарок: заколку, шпильки и гребень из слоновой кости. Действительно изящный и полезный подарок. Цзинь Гуаншань выбрал самое лучшее, что было в той лавочке, легко представив, как красиво будет смотреться этот гребень, когда Вэй Ин примется расчесывать свои длинные волосы. 

— Что это? — спросил Вэй Ин. 

— Посмотри, — ответил ему Цзинь Гуаншань и принялся расправлять накидку, пока Вэй Ин, наклонившись, распутывал узелок. 

Цзинь Гуаншань не повернулся, когда услышал короткий вздох. Не повернулся, когда Вэй Ин произнес слова благодарности и поклонился. Только одевшись, Цзинь Гуаншань, наконец, развернулся — и ударился взглядом о спину Вэй Ина. 

Шелестела одежда. И развязанный пояс скользнул куда-то вниз. Словно во сне, Цзинь Гуаншань следил, как оголяется кожа — и перестал дышать, увидев, как по белому расцветали узоры: лиловый и синий — синяки; черный — кровоподтеки; красный — царапины; белый — старые шрамы. Каждый удар отпечатался на нежной коже, а на плечах не осталось живого места. 

И хуже того — эти синяки и ссадины выглядели абсолютно свежими. 

Цзинь Гуаншань выронил веер из рук и шагнул вперед, вплотную к дрогнувшему Вэй Ину. 

— Я могу?.. — спросил. 

Вэй Ин кивнул и придержал волосы, позволяя рассматривать совершенный изгиб спины, испорченный чужой злой рукой. Цзинь Гуаншань пальцами, не касаясь, принялся изучать следы, и под каждым видел шрамы, старые и не очень. 

— У меня нет права отказа, — прошептал Вэй Ин, — и потому за каждое «нет» мне приходится расплачиваться… 

— Я убью его, — сказал Цзинь Гуаншань, коснувшись Вэй Ина чуть выше поясницы: всё, что находилось ниже, до сих пор скрывала одежда, которую Вэй Ин удерживал второй рукой, не занятой волосами. 

— Нет, — покачал головой Вэй Ин. 

— Убью, — выдохнул Цзинь Гуаншань в шею Вэй Ина, и тот издал тихий стон от погладившей его руки и весь задрожал. 

— Если наставника не станет, Вэй Ин умрет от голода. Или его продадут в рабство или бордель. 

Я заберу тебя, хотел сказать Цзинь Гуаншань, но прикусил язык: не стоило давать такого обещания. Слишком серьезное. Он ведь пришел проститься — и теперь станет обещать того, что ни одной женщине, которой плел о любви или всерьез признавался в чувствах, не говорил… Смешно. 

— Станешь свободным. Будешь работать в другой театральной труппе. Будешь делать что хочешь, — продолжал Цзинь Гуаншань: уговаривать и гладить горячую под тканью кожу, вжавшись пахом бедрами в бедра. И хотя Вэй Ин попытался немного отстраниться, Цзинь Гуаншань его удержал. 

— Я не накопил еще на свою свободу, — ответил ему Вэй Ин и вдруг прижался обнаженной спиной к груди, в которой бешено колотилось сердце. Зашипел от боли. Цзинь Гуаншань поспешил его утешить, обняв одной рукой за пояс, а другой — погладив по обнаженной груди. — И даже если продам все украшения, включая эту замечательную заколку, не выручу достаточно, чтобы заплатить за свою жизнь. 

— За жизнь? — спросил Цзинь Гуаншань и прижался носом к теплой, одуряюще сладко пахнувшей шее. Ему сделалось так жарко, так невыносимо горячо во всем теле, что даже холодный ветер из окна не помогал остыть, и щеки горели. Вэй Ин тоже казался горячим, словно совсем не мерз.

— За жизнь и свободу. Никто не станет выкупать этого актера, кроме него самого. Он ведь всем отказывает. 

У Цзинь Гуаншаня второй раз за вечер сжалось сердце. Он тяжело вздохнул, потерся носом о напряженную шею Вэй Ина, и тот застонал, прижимаясь к нему теснее. Цзинь Гуаншань и думать забыл, что раньше они никогда друг друга не касались. Его так повело, что он, облизнув губы, едва приподнял голову и встретился с таким же блуждающим взглядом Вэй Ина. 

— А-Сянь, — произнес Цзинь Гуаншань, едва совладав с негнущимися пальцами. Нижняя рубаха намокла и липла к спине.

Вэй Ин вздрогнул. С тихим шорохом его одежда скользнула ниже, и Цзинь Гуаншань чуть не одурел от вида показавшейся поясницы. 

Он сам не понял, как это произошло — пальцы сомкнулись на подбородке Вэй Ина, а губы прижались к губам. Поцелуй вышел неловкий. Они тыкались друг в друга ртами, словно слепые котята, пока Цзинь Гуаншань сам не накрыл губы Вэй Ина своими в долгом поцелуе. 

По коже пробежали мурашки. И еще. Губы Вэй Ина оказались мягкими, горькими от «Улыбки императора» и абсолютно неумелыми. Эта его невинность только больше распаляла, и Цзинь Гуаншань, на миг прервавшись, поцеловал еще раз. И еще раз. И потом прикусил губу, попытавшись дернуть остатки одежды, которые Вэй Ина удерживал до сих пор в руках, вниз. 

— Господин Цзинь, — выдохнул Вэй Ин. 

Но Цзинь Гуаншань, уже прижав его к себе, принялся целовать его тонкую, теплую шею, перемежая каждый поцелуй с горячим, нетерпеливым вздохом. Вэй Ин пошатнулся в его руках. 

— Господин Цзинь, — позвал он еще раз и издал короткий стон. — Гуаншань…

— А-Шань.

Одежда окончательно упала вниз — но не успел Цзинь Гуаншань обрадоваться, как стало понятно, зачем Вэй Ин выпустил свое платье: он принялся вовсю отцеплять пальцы Цзинь Гуаншаня, чтобы избавиться от его объятий. 

— А-Шань! — запротестовал на очередной поцелуй Вэй Ин и, наконец, вырвался из объятий. 

Цзинь Гуаншань скользнул взглядом по нагому телу, но не успел рассмотреть ничего толком: Вэй Ин слишком резво схватил с пола ткань и прикрылся. 

— А-Шань, — раскрасневшийся, с блестящими влагой глазами, Вэй Ин выглядел диво как хорошо. Цзинь Гуаншань был готов ему за это всё сейчас простить, даже болезненно нывший член. — Не сейчас. 

— Ты совсем меня не балуешь, — усмехнулся Цзинь Гуаншань, — а ведь я не железный. 

Щеки Вэй Ина зарделись, когда он заметил, что Цзинь Гуаншань возбужден. 

— Но я понимаю, — продолжил тот. — Сегодня не время. Чем ты хочешь заняться?

— Сегодня не время, — с благодарной улыбкой повторил Вэй Ин. — Могу я попросить господина Цзиня… — Вэй Ин покосился на заколку с гребнем, — причесать мои волосы сегодня?

Цзинь Гуаншань усмехнулся и кивнул. 

— Тогда… 

— Приведи себя в порядок, — сказал он прежде, чем прозвучала просьба. 

Вэй Ин снова благодарно улыбнулся и, удерживая свое платье, вновь скрылся из вида, а Цзинь Гуаншань выдохнул, принявшись развязывать пояс. 

В конце концов, он не первый раз собирался это делать в присутствии Вэй Ина совсем рядом. Иной раз тот просил паузу, чтобы поменять костюмы, и Цзинь Гуаншань проделывал тот же трюк, что и сейчас. Но сейчас… сейчас ему было особенно нужно. 

Избавившись от верхних одежд, Цзинь Гуаншань приспустил штаны и обнял ладонью горячий и твердый член. Чтобы не застонать, закусил губу. 

Ладонь привычно задвигалась вверх-вниз, так быстро и сильно, как нравилось Цзинь Гуаншаню больше всего. Его не смущал неудобный и прохладный пол. И хорошо только, что уходя, Вэй Ин прикрыл створки окна, иначе бы сквозняк действительно испортил всякое удовольствие, а пока Цзинь Гуаншань лишь чувствовал прилив жара. 

Он вошел в раж, и вдруг услышал странный звук, похожий на стон. Остановился, испугавшись, что сам сорвался. Но звук повторился, и тогда Цзинь Гуаншань повернул голову в сторону ширмы. 

Он видел только смазанную тень, но отлично угадал, что происходит. Вэй Ин… Цзинь Гуаншань усмехнулся: отлично, два взрослых человека тайно удовлетворяют каждый себя в надежде, что о шалости никто никогда не узнает. 

Но видеть даже такую смазанную картинку — это было слишком горячо, слишком… неправильно, но отзывалось желанием во всем теле. Цзинь Гуаншань снова обхватил член ладонью и принялся сбивчиво толкаться в собственную ладонь. 

Всего несколько движений — и он замер, заткнув второй рукой себе рот. Звуки за ширмой тоже изменились: теперь Цзинь Гуаншань точно слышал, что Вэй Ин приводит себя в порядок и переодевается. 

Следы своего бесстыдства Цзинь Гуаншань стер платком, который носил с собой в рукаве. Потом натянул штаны и даже не став надевать верхние одежды, плеснул себе вина. 

Вскоре Вэй Ин появился из-за ширмы и, судя по тому, как расцвел румянец на его щеках, всё и сам понял, но не стал ничего говорить. 

Длинные волосы он распустил и сразу же сел рядом и подал Цзинь Гуаншаню гребень. 

— Спой мне что-нибудь, — попросил Цзинь Гуаншань, поворачиваясь боком — так удобнее. 

Вэй Ин кивнул и сказал:

— Спою. А завтра сыграю на флейте. 

И запел, заставив Цзинь Гуаншаня улыбнуться: этот трюк он уже знал наизусть. 

— Только выбери кого-то из моих любимых поэтов, — сказал он, пропуская легкие, мягкие пряди сквозь зубцы гребня. 

Вэй Ин засмеялся.

— Непременно, господин Цзинь, — пообещал он. 

— Не дергайся, — посоветовал ему Цзинь Гуаншань, разделив локоны. 

Эта ночь прошла на удивление легко и спокойно, и когда Цзинь Гуаншань, одевшись, покидал покои Вэй Ина — утренние сумерки медленно уступали рассвету, — то его хорошее настроение ничто не могло бы испортить. Даже странное, почти непреодолимое желание выкупить Вэй Ина.