Регулярные четверговые посиделки с Минги в этот раз начинаются весьма необычно.

— Ёсан-и просил передать, что твой высший хочет с тобой связаться, — улыбается Минги, вынимая из своей сумки, которая, кажется, состоит из одних только карманов, протектор с чем-то внутри.

— Он не мой высший. И, о, уже «Ёсан-и»?

Юнхо приглядывается к содержимому протектора — и прикладывается к бутылке, чтобы запить горький комок в горле. Даже такой, как он, человек, не связанный с изучением демонической природы, может отличить чешуйку с рога от чешуйки с крыла — и это, чёрт возьми, второе. Тускло переливающаяся, оторванная почти с мясом маленькая острая чешуйка выглядит как крик о помощи, который Чонхо в силу своего статуса не может себе позволить.

— А что такого? — Минги выглядит так, будто ничего не произошло — и, пожалуй, ему будет лучше продолжать так считать. Экзорцизм, конечно, связан непосредственно с демонами больше, чем химия обрядов, но вряд ли бескрылый демон беспокоит его так, как Юнхо… — Мы достаточно хорошо общаемся, я ему даже нравлюсь, вроде бы, — он улыбается легко и безмятежно, и Юнхо хочется завыть: друзья у него как на подбор, конечно.

— А ещё он наверняка старше тебя на пару десятков лет, ты уверен, что тебе позволительно звать его так неформально?

— Пока он сам не скажет, что ему не нравится — не перестану, — Минги улыбается шире и подмигивает Юнхо. — Какая разница, сколько ему лет, если он ведёт себя как мой ровесник, а иногда и так, будто младше? Приходит, когда вздумается, просит приготовить ему что-то вкусное, тырит мои кружки и оставляет где захочет… Иногда мне кажется, что Ёсан считает мою квартиру своей, — он смеётся и отпивает из своей бутылки, а потом цепляет из тарелки обжаренную креветку в соусе и хрустящей обсыпке.

Юнхо вздыхает про себя: они слишком давно и крепко дружат, не говоря уже о весёлых студенческих временах. И любовь Минги к обособленности личного пространства ему известна слишком хорошо: после Юнхо у него были только двое, кого он пускал жить с собой и чьё регулярное присутствие в квартире его не напрягало. А третий, вот, получается, «Ёсан-и», особенный во всех отношениях демон.

— А может, он и считает, — улыбается Юнхо, вертя в руках протектор со жгущей пальцы чешуйкой. — Кто их, этих драконов, разберёт.

Уён бы наверняка взялся за исследование таких демонов, как Ёсан, не будь по уши погружён в свою нынешнюю работу — и в Сана, наконец ставшего обратно человеком. Наличие хвоста, другой вид рогов, способность приходить во сны и нежелание поглощать души при явной возможности это делать — достаточный набор отличий от других демонов, чтобы заинтересоваться. А может быть, при дальнейшем исследовании нашлось ещё что-то.

***

Жадность в призыве до добра не доводит, этому Юнхо научил дедушка ещё тогда, когда остальная семья пыталась отвадить молодого служителя собора от поступления в богохульный колледж. Выпуск из колледжа дедушка уже не застал, но его наставления не прошли даром: Юнхо щедро льёт собственную кровь, держа на обратной стороне ладони тускло светящуюся чешуйку, и проговаривает слова призыва, пока круг медленно напитывается его силой.

Знакомые тёмные глаза спокойно смотрят на него из клубов черной демонической мощи, пока Чонхо проявляется за границей внутреннего круга. И крыльев у него всё ещё нет.

— Хотел меня видеть? — мягко улыбается Юнхо, складывая чешуйку обратно в протектор. Чонхо неотрывно следит за его движениями, и взгляд у него острый и отстранённый, почти ленивый, как у хищника, следящего за добычей, которой осталось жить несколько минут.

— Странный вопрос. Я думал, моя просьба была достаточно явной, — Чонхо складывает руки за спиной и чуть наклоняет голову. — Мне нужно, чтобы ты пустил меня за круг, чтобы вернуть крылья.

Юнхо давится воздухом: настолько невыполнимого контракта ему ещё не предлагали, не говоря уже о том, с какой уверенностью Чонхо говорит об этом. Так, будто это и правда возможно.

— Я не могу. Да и как ты себе это представляешь? Выпустить высшего демона в нестабильный мир без какого-либо контроля и в своём собственном теле… Ты умереть захотел, что ли?

Чонхо, кажется, еле сдерживается, чтобы не закатить глаза — во всяком случае, он прикрывает их с явной усталостью.

— Вот как раз нестабильность вашего мира и может помочь мне перераспределить энергию обратно в крылья.

— Ты долго не продержишься.

— Мне долго и не надо.

— Я не смогу дать никаких гарантий, и ты тоже, мне это просто невыгодно при любом раскладе.

— Ты даже не спросил, что я могу дать взамен.

Юнхо вздыхает и садится в кругу. Эта пикировка может продолжаться ещё долго.

— Мне ничего от тебя не нужно.

Он осознаёт вдруг так пугающе ясно, что это вводит в ступор: ему не нужен контракт с этим высшим. Всё, что можно получить от демона, не обязательно получать от конкретного, к тому же, у Чонхо с ним какая-то очень извращённая в самом своём понятии вендетта — чёрт возьми, этот высший разнёс по кирпичику собор, находясь в его теле! И, может быть, его помощь, как бы он ни хотел помочь, действительно принесёт больше вреда, чем пользы. 

— Ты думаешь, я поверю? — морщится Чонхо. — Чтобы смертный — и не соблазнился контрактом? Нужно быть или трусом, или сумасшедшим.

— Я готов быть для тебя любым из вариантов, — пожимает плечами Юнхо. — Твоя цена слишком высока, я не могу.

Чонхо проводит ладонью по воздуху, материализуя подобие кресла из переплетённых между собой сухих ветвей, и садится, царственно складывая руки перед собой.

— У нас есть достаточно времени, чтобы обсудить условия. Каких гарантий ты хочешь?

Чтоб его. Юнхо вздыхает и садится прямо на пол, пачкая джинсы восковыми и кровяными кляксами.

— Каких бы я ни хотел, ты не сможешь их дать. С контрактом демон не может выйти за круг в своём теле, без контракта — какие, ко всем чертям, от вас гарантии?

Улыбка на губах Чонхо горькая, как виски двойной выдержки. Юнхо никогда такое не нравилось.

— Не все демоны жаждут сеять разрушение и пожирать чужие души без разбора, ты и сам, я полагаю, знаком с несколькими исключениями из собственных правил. Так к чему такое обобщение? Ты ксенофоб или просто обжёгся несколько раз? — он наклоняет голову и смотрит слишком внимательно, слишком остро, будто вспарывает наживую.

— Ни то, ни другое. Но если нет контракта — нет и безопасности. Прости.

Чонхо как будто удивляется извинениям: вскидывает брови, приоткрывает рот и смягчает взгляд. Даже садится как-то расслабленно, не давит больше своей силой, так и не приглушённой контрактом.

— Интересно, что сломается быстрее, твои моральные принципы или желание помочь тому, кого ты даже не знаешь? Я готов подождать.

Этот чёртов демон явно развлекается, наблюдая за ним. Юнхо сжимает губы: вот чем он не собирался быть, так это подопытным кроликом или цирковой зверушкой.

— Я действительно хочу тебе помочь. Несмотря на то, что ты не просишь об этом нормально — гордость не даёт, а? — он злится и непроизвольно раздувает ноздри, даже не глядя на замершего в своём кресле Чонхо. — Но подвергать опасности других людей недопустимо, я не могу на это пойти.

Чонхо кивает, но в его глазах слишком много темноты, чтобы Юнхо поверил его смирению.

— Мне хватит минуты в вашем мире, чтобы умереть. А мгновенно перемещаться мы не умеем. Понимаешь, к чему я?

Юнхо воет внутри себя: хотел бы он не понимать.

— Я свяжусь с тобой, как только найду место и подберу нужные составы, — он протягивает руку. — Способ связи?

Взгляд, которым награждает его Чонхо, выживает в нём сквозную дыру.

— Одной чешуйки тебе мало? Жадность до добра не доведёт, Чон Юнхо.

И у Юнхо гулко бухает сердце где-то в горле: «она не одноразовая». Чешуйка, выданная ему через Ёсана и через Минги — чёрт, да её было проще простого потерять! — была многоразовой, не зачарованной, видимо, никак… или всё же..?

— Не делай из меня благородного или простодушного, — Чонхо, видимо, безо всякого удовольствия наблюдавший за внутренними метаниями Юнхо, неприязненно морщится. — Никто, кроме тебя, не сможет призвать меня через эту чешуйку. Она зачарована твоей кровью.

Юнхо вздыхает: легче не стало.

— Хорошо. Тогда я свяжусь с тобой.

Когда пропадает Чонхо — и вместе с ним пропадает ощущение мягкой, но давящей мощи — Юнхо падает спиной на пол и выдыхает в ладони. Он опять ввязался в чёрт знает что, что будет иметь охренительные последствия, и лучше, если об этом никто и никогда не узнает.

***

Разумеется, Минги он рассказывает в первую очередь. Это воспринимается проще, чем он боялся: друг смотрит на него с вежливо-недоумённой полуулыбкой, а потом хлопает по плечу и улыбается шире, заявляя, что если уж они справились с тем, чтобы выкрасть из собора крылья, то с тем, чтобы приделать их на место, тем более не должно возникнуть проблем. Правда, после объяснений Юнхо о бессмысленности контракта в этом случае и о последствиях, которые ждут его, улыбка Минги угасает.

— Юю, я помню о твоих сложностях с контрактами, но не настолько же.

— У меня нет другого выбора.

— Есть, — Минги подаётся вперёд, протягивая руки через стол, и бережно берет Юнхо за запястья. — Ты можешь послать этого высшего нахер, он тебе никто, как и ты ему. Он просто играет на твоём чувстве вины за действия твоего прадеда, ты что, не видишь?

Юнхо отводит взгляд и вздыхает: к такому Минги он не смог привыкнуть за десяток лет знакомства и за три года их совместной жизни. До сих пор. Слишком сильно бьёт по сердцу заботливая нежность в остро смотрящих глазах, чтобы считать её чем-то обычным.

— Не вижу. Почему-то я не могу его бросить. Что-то мне не даёт.

Он не удивляется, когда Минги ставит ту же пластинку, что и Уён, но от него она звучит иначе и цепляет больнее.

— Понимаю, ты знаком с демонами не так тесно, как я, и, наверное, поэтому думаешь о них лучше. Но «Сумерки» это фэнтези, Юю, в жизни так не выйдет. У Уёна получилось лишь потому, что Сан был его ровесником и не сожрал ничью душу, это исключение из правила, а не само правило. Твой высший с огромной вероятностью тебя сожрёт, представься ему возможность. И он не станет относиться к тебе иначе после того, как ты попытаешься ему помочь — он слишком давно уже демон, ты для него просто способ продлить себе жизнь в здравом рассудке, не больше.

Юнхо поджимает губы и медленно высвобождает руки из осторожной хватки друга.

— Я всё это понимаю, Минги, и всё равно не могу его оставить. И он не мой высший.

В глазах напротив читается отчётливое «попизди мне тут», но вслух Минги ничего не говорит и руки больше не тянет. Тишина, заполняющая пространство между ними, кажется тяжёлой и давящей, как взгляд Чонхо, почти траурной. И если у Юнхо что-нибудь пойдёт не так, этот траур будет оправданным.

— Знаешь, — вздыхает Минги через несколько минут, — я вряд ли смогу тебя понять. Но ты всегда можешь на меня рассчитывать, окей? И если есть какой-нибудь способ обезопасить тебя, ты только скажи. Договорились?

Кивнув, Юнхо тепло улыбается ему и гладит по руке. Таких способов у него пока нет.

***

За городом запросто находится поле, за которым никто давно не ухаживал — и Юнхо, съездив на место, отмечает его геопозицию в своём телефоне. Заодно ставит разметку, чтобы понять, какого размера ему нужно полотно, чтобы вычертить на нём круг — не на земле же его рисовать, верно? «Мою машину можно будет сразу опечатать и использовать в суде против меня же», — невесело усмехается Юнхо, выезжая обратно на дорогу, а потом включает музыку, чтобы заглушить собственные мысли. Он точно останется жив. Он должен остаться живым. Да, это рискованное мероприятие, за которое ему абсолютно точно прилетит от Уёна, может быть, даже от господина Кима, если тот узнает — но его итогом будет один вновь обретший крылья демон и успокоившаяся совесть Юнхо. Наверное, достаточно, чтобы он на это решился, да ведь?

Уён будто чует что-то: не успевает Юнхо доехать до строительного магазина, его телефон коротко трижды вибрирует пришедшими в какао сообщениями. «Ты дома сейчас? Хочешь с нами выпить? Была трудная неделя». Юнхо хмыкает себе под нос и кивает, паркуясь: не то слово трудная, но пить сейчас нецелесообразно — ему ещё Чонхо вызывать, а в пьяном состоянии это делать… у них уже был подобный опыт, и никому не понравилось, включая Чана, который приехал их спасать тогда. А ведь в тот раз они умудрились призвать даже не высшего, это был совсем молодой демонёнок, и то ему почти удалось их всех убить!

Домой Юнхо возвращается в растрёпанных чувствах и с полным багажником стройматериала: свёрнутый в рулон кусок плотного линолеума, широкие деревянные балки для каркаса и — на всякий случай — газовая горелка с баллоном и бутылка с жидкостью для розжига. Чтобы уж точно никто не пострадал, кроме, максимум, его самого.

Круг, даром что нарисован поверх его прожжёного и проплавленного тысячи раз линолеума, выходит неровным и каким-то дрожащим, и Юнхо тихо матерится про себя, стирая совсем уж не получившийся кусок. Воск жжётся, пачкает пальцы и рукав кофты, но при этом как будто отрезвляет и даёт прийти в себя. Юнхо медленно вдыхает через нос, закрывает глаза и поудобнее перехватывает в руке стилет: они просто поговорят. Не обязательно даже заключать контракт, ему просто нужно рассказать Чонхо, что получилось найти и сделать. Тогда почему он так волнуется?

Кровь льётся на пол, в прорези символов в восковой кляксе, и Юнхо отстранённо следит за тонкими тёмными струйками, стекающими по его ладони, мерно выговаривая слова призыва. На возможные оговорки от усталости и нервов он даже не обращает внимания — за сотни призывов и десятки контрактов выучил, что мелочи не так важны в самом начале, когда ещё ничья цена не указана.

Чонхо постепенно проявляется перед ним, буравя внимательными тёмными глазами его окровавленную ладонь с лежащей на ней чешуйкой.

— Никогда ещё не видел такой щедрости от призывающего, кто не был бы фанатиком, — тягуче произносит он, скрещивая руки на груди, и наконец поднимает взгляд на Юнхо. — Ты так не выглядишь. Будь мне достаточно твоей крови для существования, ты бы со мной расплатился ещё в прошлый раз, а это уже, я даже не знаю… перебор?

Юнхо криво улыбается и садится на предусмотрительно принесённую во внутренний круг подушку: ноги не держат, а ведь ему пока всего-то и нужно, что поддерживать барьер.

— То есть, просьба пустить тебя за круг без контракта нормальна, а лить кровь — перебор? Я запомню, — хмыкает он, протирая порез салфеткой и шлёпая сверху пухлый гидрогелевый пластырь с заживляющим слоем. — Странная у тебя градация.

— То есть, мне не стоит переживать, что ты скончаешься раньше, чем доведёшь дело до конца? — невозмутимо парирует Чонхо, материализуя под собой кресло за секунду до того как сесть. — Договорились. Зачем вызвал?

«Вызвал». Почему-то это греет Юнхо в глубине души. Может быть, то, что он всё ещё влияет на ситуацию, пусть и так опосредованно. Или что Чонхо пришёл, несмотря на то, что его вызвали — он явно старается избегать такого стечения обстоятельств, даже прошлый призыв умудрился обставить так, будто бы делал Юнхо одолжение. Улыбнувшись, Юнхо вздыхает и поднимает на Чонхо глаза.

— Я всё подготовил. Тебе нужно будет только… не делать ничего, о чём мы не договаривались, — смущается он в последнюю секунду, отводя взгляд. — Потому что если ты решишь, что твоих сил хватит на вселение, то проживёшь в моем теле не дольше той же самой минуты, — Юнхо, будто извиняясь — хотя за что ему извиняться? — пожимает плечами.

Ему победоносно улыбаются, будто Чонхо добился чего-то, чего хотел, а потом улыбка становится горькой и сожалеющей. Юнхо озадаченно моргает.

— Ты так хорош в договорённостях с демонами, Чон Юнхо, — бархатно рокочет Чонхо, и в голосе чувствуется опасность, способная похоронить под собой. — Всё предусмотрел, кроме собственной безопасности, будто тебе на неё плевать. Или тебе в самом деле плевать? Удивительно.

Не плевать. Юнхо вздыхает: просто нет другого выхода, в этой ситуации он не может действовать иначе. Голос разума, который почему-то звучит как Минги, едко ввинчивается в мозг: «Ты мог бы просто отказать ему, уничтожить чешуйку и никогда больше об этом не вспоминать, он найдёт себе другую жертву». И кто знает, может быть, всё пройдёт гладко. А если нет?

— Тебя это не должно волновать, — наверное, чересчур резко отзывается Юнхо, успокоив собственные мысли, и тушуется, увидев оторопь на чужом лице. — Прости. Но, правда, почему ты так обеспокоен этим? Жалеешь, что душа достанется не тебе в случае моей смерти?

Чонхо медленно качает головой, не сводя с него взгляда, который вдавливает Юнхо в подушку и дальше, в пол.

— Ты прав. Мне нет до этого никакого дела. Так что у нас по планам?

Вздохнув, Юнхо откладывает в сторону печати для контракта — даже лучше, если они обойдутся без него.

— Я нашёл подходящее место. Тебе нужно будет взять с собой крылья на следующий призыв, и… поскольку я не нашёл ничего похожего на твой случай, то смешал собственные составы, чтобы помочь стабилизировать твою энергию, чтобы она не потерялась где-нибудь в пути между твоим телом и твоими крыльями. Не уверен, что они подействуют, в крайнем случае, можешь просто их не использовать, — Юнхо пожимает плечами. — Но, как ты понимаешь, навредить тебе у меня цели нет.

— Понимаю, — как-то чересчур мягко отзывается Чонхо, глядя на него с очень сложным лицом. Юнхо кивает и продолжает.

— Так вот. Ты сказал — минута, заложим хотя бы пять на всякий случай. Этот воск продержится ровно столько, — Юнхо встряхивает баночкой в руке — по праву или нет, но он гордится своей разработкой, что бы там Чонхо о нём ни думал. — После этого круг исчезнет, и вернуться обратно ты уже не сможешь, если всё ещё будешь за его пределами… — он проглатывает непроизнесённое «…и вдруг решишь устроить второй Разрыв» и отводит взгляд, не видя, как на него смотрит Чонхо. — Как видишь, я всё предусмотрел. И даже выгоду с этого поимею: ко мне уже обращались с просьбой разработать нечто подобное, так что, ну. Спасибо за стимул, что ли.

Он смущается окончательно, когда, подняв взгляд, видит бледное от напряжения лицо демона прямо перед собой. И когда только он успел подняться с кресла и подойти ближе?

— Всё предусмотрел, значит, — мёртвым голосом повторяет Чонхо, сверля его глазами. — Кроме себя.

Юнхо хочется закатить глаза.

— Что ты предлагаешь сделать? Тебе нужно за круг? Я готов предоставить такую возможность, скажи спасибо, что не передумал всё ещё, — он начинает злиться. —  Хватит, может  быть, тыкать в меня тем, что я никак не могу защитить себя, а? Просто не убивай меня, буду благодарен, — Юнхо, сощурившись, скалится, получая в ответ абсолютно непроницаемое лицо высшего демона, который медленно кивает ему и отстраняется.

— Надеюсь, ты понимаешь, что у тебя всё ещё есть выбор.

Что-то горячее, почти горящее бессильной обидой вздымается у Юнхо в груди. Он хватает с пола залитую кровью чешуйку и поднимает ее на уровень глаз Чонхо.

— Я её в кислоте растворю сейчас, и тогда выбора не будет у тебя. Хватит меня дразнить.

Чонхо хмурится как будто недоумённо, наклоняет голову и смотрит так, что Юнхо почему-то хочется лечь и заплакать от горечи в его взгляде.

— Тебя никто не дразнит, Чон Юнхо. Я пытаюсь тебя понять. До встречи.

Он пропадает так внезапно, что Юнхо сначала думает, что у него мутнеет перед глазами от усталости. Но нет — тёмная дымка рассеивается, и в кругу больше никого нет, кроме него и несчастной подушки, уголок которой оказался за внутренним кругом и успел обуглиться. То ли Чонхо настолько не сдерживает свою силу, то ли выпендривается просто: Юнхо ещё помнит, как чуть не зашёл в круг к Сану, который, кажется, был напуган тогда сильнее него. Сан, конечно, совсем молодой демон, но его сила клубилась вокруг и не задевала окружающие его предметы, не говоря уже о том, чтобы как-то их повреждать. Но если Чонхо это нарочно, то тогда зачем? Напугать? Всё-таки подразниться? Указать Юнхо на его место в этой пищевой цепочке?

— Тебя бы тоже понять, — усмехается он собственным мыслям, откидываясь на спину и пачкая затылок воском.

***

Сложенные крылья лежат мёртвым грузом между кроватью и окном в пол. Портят вид и нервы, и поутихшая радость от их обретения уже не перекрывает раздражение. Чонхо проходит мимо, пытаясь не смотреть, распахивает створки, впуская в комнату озоновый предгрозовой воздух, и вдыхает полной грудью. Если всё получится, ему больше не придётся выгрызать признание среди себе подобных. Если всё получится, его крылья скажут всё за него. И, может быть, этот непонятный смертный начнёт наконец ценить свою жизнь, которую Чонхо ему сохранит, конечно — должен же кто-то это сделать, раз смертный сам не в состоянии.

Что будет, если эта попытка не увенчается успехом, Чонхо тоже знает. Может быть, ему с самого начала нужно было умереть в мире людей, ещё тогда, когда он так позорно попался и дал лишить себя крыльев. Жаль смертного — нарвётся на очередного высшего, который его сожрёт и не подавится, а мог бы достичь многого. Уже достиг — наверняка востребован среди таких же, как он. Чонхо усмехается сам себе: этому смертному не нужны крылья, чтобы взлететь, он прекрасно справляется и без них.

***

Чем ближе день, который Юнхо отметил у себя в ежедневнике совершенно не подозрительным "Крылья. Чешуйку тоже отдать", тем страшнее становится. Не за себя — за последствия, которые в самом худшем случае придётся разгребать кому-нибудь другому. И страшно вовсе не оттого, что Чонхо приходит к нему во снах. Сияющий всей полнотой своего демонического могущества, величественный, монументальный, с крыльями, возвышающимися за спиной и метущими пол. Улыбающийся ему так мягко, как наяву никогда не улыбнётся. Легко и царственно касающийся губами его руки, в которой зажата треклятая чешуйка. "Оставь себе". Каждый раз, просыпаясь, Юнхо хочется привести собственную угрозу в исполнение и растворить её в кислоте — но после чашки кофе и разбора почты эта мысль отступает на второй план. Кислоту лучше использовать для приготовления нужных составов, которые у него заказали полчаса назад, чешуйка подождёт. Да и мысли о собственных чувствах, вызванных сном, забываются за работой. До следующего такого же утра.

Сумку с составами и свечами Юнхо в багажник не складывает — кладёт на переднее пассажирское сиденье и пристёгивает, чтобы не растрясло на дороге. И звонит Минги, выезжая с парковки.

— Не занят?

— Что случилось?

— Пока что — ничего, — уклончиво отвечает Юнхо, с сожалением слыша напряжение в голосе друга. — Минги, у тебя же есть ключи от моей квартиры, если что? 

— Юнхо.

— Я буду в порядке. Но если вдруг, — он бросает взгляд на экран: десять утра, — до трёх не выйду на связь, форматни мой комп, ладно? На всякий случай. Там нет ничего незаконного, просто недоделанные составы, которые могут выглядеть… не как составы, — удручённо заканчивает он.

Минги в динамике молчит очень, очень долго — Юнхо успевает отстоять светофор и вывернуть на трассу.

— Ты что, отключил геопозицию? — наконец слышит он — и не может не рассмеяться.

— Я люблю тебя, честное слово, Минги. Думал сорваться за мной? Зачем? Чтобы, если вдруг, пострадали мы оба?

Клекочущие ругательства на чужом языке прерываются помехами, но, когда Минги снова переходит на корейский, связь успевает восстановиться.

— Нет, чтобы у тебя был шанс! И теперь ты просто предлагаешь мне сидеть и ждать? 

— Всё будет в порядке, — Юнхо кажется, что он уговаривает больше сам себя, чем Минги. — Это просто на крайний случай, хорошо? Не волнуйся за меня так, ты всё равно не сможешь ничего сделать.

Ему почти стыдно за это: о, он позаботился, чтобы его нельзя было найти раньше времени. Ещё минимум два часа у него есть — как раз полутора из них хватит, чтобы доехать до места и подготовить всё к призыву. Сам призыв — дело пяти минут, тут и говорить не о чем, он успеет, даже если Минги вместе с Уёном прямо сейчас рванут к нему в квартиру и примутся рыться на жёстких дисках и в истории браузера. Но так и правда будет безопаснее для всех, включая Чонхо.

Лишь когда он доезжает до точки в автонавигаторе, отмеченной им самим неделю назад, становится страшно и за себя тоже. Машина стоит по зеркала в высокой сухой траве, почти незаметная со стороны дороги — только солнце бликует на капоте. "Начинается самое скучное", — вздыхает Юнхо, выбираясь всё-таки из салона и открывая багажник. Перетащить поглубже в поле всё необходимое, выкосить участок травы — зря он, что ли, тащил с собой электрокосу? — и натянуть линолеум на каркас, который ещё и сбить нужно сначала. Свой телефон Юнхо, вздохнув, отключает: во-первых, не хватало ему ещё Уёна, гневно орущего в трубку, как он посмел так себя подставлять. Во-вторых, пробить геопозицию телефона, у которого она отключена, тоже возможно, пусть он сам и не знает, как, и выяснять на собственном опыте не особенно хочется. Не сегодня, как минимум. Ну и в-третьих… Юнхо вздыхает и вытаскивает свёрнутый линолеум из багажника. В-третьих, если он не включит свой телефон через два часа, тот отформатирует сам себя. Полезная фича, о которой ему со вздохами рассказывал консультант, и из-за которой ещё и цену телефона снизили на пару десятков тысяч йен. Юнхо тогда изо всех сил пытался сделать вид, что этот досадный недостаток вызовет у него все возможные неудобства, но внутри себя очень радовался.

Через полчаса на готовый деревянный каркас ложится линолеум, и Юнхо достаёт из сумки заветную баночку с воском, кисть и горелку. Круг, набросанный мелом ещё дома, почти светится белым на тёмно-зелёном полотне, и, открыв нагретую баночку, Юнхо покрепче перехватывает кисть: время пошло.

То, что Чонхо придётся слепо и быстро следовать его указаниям, тихо веселит и греет душу. Юнхо закрывает баночку и откидывает её куда-то в траву, привычно вспарывая свою ладонь по рубцу вдоль и напитывая чешуйку кровью — но стоит ему замолчать, произнеся последние слова призыва, как Чонхо тут же появляется. Весь, целиком, сразу, не как обычно. В тёмном с золотом коротком ханбоке, который Юнхо на нём ещё ни разу не видел. С крыльями, которые он едва удерживает в руках, сложенными в несколько раз — Юнхо очень надеется, что посуставно, и что они будут функционировать, если у них всё получится.

— В сторону отойди, я разорву круг, — кивает Юнхо вместо приветствия.

Он видел такое десятки раз, когда такое проделывал господин Ким. Бесстрашный, конечно, человек: заходил в круг к демону, почти по-гладиаторски безоружный, и в несколько секунд изгонял его так легко, будто занимался подобным каждое утро за завтраком. Чонхо куда опаснее всех тех демонов, что появлялись на зачёте у господина Кима, вместе взятых, но и Юнхо уже не зелёный первокурсник, верно?

К чести Чонхо, он даже не пытается напасть, когда явно чует рядом — только руку протяни — человеческую душу. Откупорив бутылочку с замешанным на ацетоне раствором, Юнхо морщится от резкого запаха и выливает почти всё на восковую полосу, стирая остатки платком. Круг разрывается.

— А теперь сам отойди в сторону, — гортанно взрыкивает Чонхо. И отталкивает, не дождавшись реакции в следующую же секунду. Следом на линолеум летит снятый ханбок.

Приподнявшись на локтях, Юнхо будто в замедленной съёмке наблюдает, как весь облик Чонхо идёт рябью, а потом от его спины начинает подниматься пар. И дело вряд ли в палящем солнце — ещё даже полудня нет. Тихий задушенный рык, сперва едва слышный, постепенно становится громче. Из Чонхо рвутся души, давно уже ставшие частью его самого, раздирают изнутри, и, если то, что Юнхо рассказывали родители и преподаватели, правда, от такого можно и раньше, чем через минуту, умереть. А прошло уже…

— Ты ведь не засёк время, правда? — обречённо вздыхает Юнхо, поднимаясь на ноги и бросаясь к Чонхо, чтобы схватить его за руку и затащить обратно в круг. Чужая раскалённая кожа обжигает, но ещё больнее почему-то от очень, очень мёртвого взгляда выцветших глаз, которые смотрят на него с полуобуглившегося лица.

— Крылья, — хрипит Чонхо, падая в круг лицом вниз.

Юнхо кивает и разворачивает левое крыло, которое как будто стало легче, чем было в тот день в храме. Как там говорил Уён? Из энергетической составляющей вернулось к физике? Может быть, они всё-таки смогли в обратный процесс? А потом он замечает раскрошенное основание: на месте ровного спила теперь — осколочные зазубрины, будто кто-то огромный пытался разгрызть кость.

— Ты что наделал? — шепчет он, переводя взгляд с раскуроченного крыла на спину Чонхо и обратно. Демон уже не реагирует, а его спина почти не двигается, только кожа будто светится изнутри, готовая вскипеть. И вскипает, расползаясь и оголяя острые лопатки. Стоп. Не лопатки. — Вот же пиздец.

Слепяще-белая нежная кость обхватывает зазубренный спил, будто обнимает собой, и Юнхо торопливо разворачивает второе крыло, прикладывая с другой стороны. Ему всё ещё не верится в происходящее, а Чонхо так и не подаёт признаков жизни. Кругу остаётся существовать, по подсчётам, меньше минуты, и если он не очнётся до его исчезновения, чёрт знает, что с ним произойдёт по возвращении к себе.

— Пожалуйста, давай ты придёшь в себя? — Юнхо сжимает зубы, чтобы не дать голосу сорваться в последний момент, и очень осторожно разводит крылья в стороны. В кругу, где демоническая сила возвращается к Чонхо и окутывает его плотным коконом, его кожа медленно, но заметно приходит в норму, затягивает основания крыльев, темнея от карамельного до багрово-чёрного. Не сумев перебороть себя, Юнхо кладёт ладонь на неподвижную спину и замирает, не смея издать облегчённый вздох: где-то за рёбрами едва-едва бьётся чужое сердце.

Он не успевает заметить, когда воск начинает испаряться. Чонхо, так и пришедший в себя, пропадает вместе с последним росчерком иероглифа на внешнем круге, и только тогда Юнхо закрывает лицо ладонями и кричит: от пережитого страха за этого неудавшегося самоубийцу, который, похоже, решил прикончить себя его руками, от ужаса произошедшего, от облегчения, что всё получилось, оттого, в конце концов, что он сам остался жив. Он остался жив, выполнил, что от него требовалось, и больше он Чонхо не нужен. Тот наконец перестанет приходить на его призывы и смотреть так, будто хочет убить.

— Твою мать, надеюсь, ты выжил, — вздыхает Юнхо, ожесточённо потирая лицо. — Иначе всё это было настолько зря, насколько возможно.

Этот призыв, чисто технически, не должен был отнимать у него силы: ему не нужно было ни барьер поддерживать, ни в контракт отдавать часть своей души. Но когда Юнхо пытается подняться, его будто сбивает с ног головокружением и тошнотой. «Так, нет, до машины точно нужно дойти, включить телефон, и вообще…» Ему кажется, что во второй раз он поднимается на чистой силе воли — и на собственном упрямстве идёт, спотыкаясь через шаг, к еле виднеющемуся в траве тёмному пятну. С одной стороны, у него в дверце точно была вода. С другой, поможет ли она? С третьей, с чего вообще ему так поплохело…

Он валится поперёк передних сидений, кое-как открыв дверь, и включает телефон. Двух часов не прошло — и его приветствуют улыбающиеся мультяшные щенки, которых он поставил на экран блокировки ещё несколько лет назад. Не форматнулся. Хорошо. Дождавшись появления сигнала сети, Юнхо отбивает Минги короткое «я в норме, буду позже» — и его будто выключает в ту же секунду. На неудобных сиденьях, под выходящим в зенит солнцем, посреди поля. Идеально.

***

— …и, наверное, надо в магазин заскочить, что думаешь?

Чужой голос врывается в сознание за долю секунды до того, как пробуждаются остальные органы чувств, давая осознать, что вокруг — тихо гудящее и немного дрожащее пространство, на нём — его же дорожный плед, а под щекой — тонкий свёрток из какой-то гладкой ткани.

— Можно. Минги-я, не гони так, я только недавно права получил, а это ещё и машина не моя, — раздаётся приглушённое и с помехами. Юнхо осторожно открывает один глаз.

Его переложили на заднее сиденье, разули и укрыли пледом, подложив под щёку обёрнутую чёрно-золотым ханбоком полусдутую уже дорожную подушку. Юнхо на секунду залипает на точёном профиле Минги за рулём его огромного внедорожника: закатное солнце высвечивает высокие скулы, нос и разлёт бровей, и это выглядит слишком красиво, чтобы не любоваться. Стоп. Закатное солнце?

— Окей, — Минги смотрит в зеркало — и его взгляд из сосредоточенного становится одновременно мягким и пугающе-суровым. — Тормози, Ёна, он очнулся.

Минги успевает сбросить звонок за полсекунды до того, как Уён в трубке начинает радостно вопить: кажется, Юнхо слышит его крик через спинку сидений. Машину ведёт вправо, слышится шуршание гравия, а потом Минги жмёт на тормоз и дёргает передачу, тут же разворачиваясь назад всем телом и опираясь на соседнее сиденье.

— Пить хочешь? Не тошнит? Голова не кружится?

Юнхо мотает головой на оба вопроса сразу и утыкается носом в ханбок: тот пахнет пеплом и перцем, а ещё неуловимо — ладаном, и это почему-то смешит.

— Да, это мы забрали, как и чешуйку твою. Мало ли что, — вздыхает Минги. 

А потом задняя дверь распахивается, и над головой Юнхо нависает очень возбуждённый и немного сердитый Уён.

— Юю, ты ебанутый, вот скажи? То есть, когда я хотел провести абсолютно безопасный — ладно, не морщи так нос, чуть-чуть опасный, но не настолько же! — обряд, так ты настоял на том, чтобы быть рядом, а когда ты свою жизнь под угрозу ставишь, так мы с Минги чуть ли не в чс улетаем? 

Юнхо обречённо смеётся: стоило ожидать, что присутствие Уёна разбудит его в несколько раз быстрее, чем что угодно другое.

— Так было безопаснее, — он с трудом и поддержкой Уёна садится, освобождая ему место, и слабо улыбается. — Рассказывайте.

Когда Минги упоминает, что координаты ему сбросил «Ёсан-и», которого он призвал сразу же, как получил сообщение от Юнхо — и попытался ему позвонить, а тот не ответил, — на самого Юнхо накатывает облегчение. Кто ещё мог сообщить ему местоположение, кроме Чонхо, который, видать, таки выжил? Правда, ничего больше Ёсан не передал, и это неожиданно горько колет Юнхо где-то в горле. Наверное, и не должен был. Юнхо сделал всё, что нужно, и теперь они, вероятно, не увидятся больше. И к лучшему.

— Эй, ты куда залип? Тебе нехорошо? — Уён толкает его плечом и обеспокоенно наклоняет голову. — Да убери ты эту несчастную тряпку, никуда она не убежит. Твой высший оставил сувенир на память? — друг криво усмехается и выгибает бровь, и Юнхо переводит взгляд на ханбок, который сжимает в руках.

— Он не мой высший.

— Ага. А я не оставил Ёсана дома наедине с пирогом, который он наверняка уже съел, и именно поэтому нам не нужно заехать сейчас в магазин, поскольку еды дома нет, — Минги закатывает глаза и вздыхает. — Ты бы не пошёл проворачивать всё это из чистого любопытства, как у тебя обычно бывает, Юю, слишком высока ставка. В разы выше, чем была с собором. Что он тебе наобещал?

Юнхо чувствует, как щёки теплеют почти до жара, и хочется спрятать лицо в черно-золотом шёлке.

— Вы же не поверите в то, что меня заела совесть?

— Нет! — слаженно отзываются оба, и Юнхо кивает с улыбкой.

— А придётся. Я ничего у него не просил. Мне, в общем-то, ничего и не надо, спасибо, что в живых оставил.

Минги смотрит на него как-то очень уж несчастно, и Юнхо переводит взгляд на Уёна, медленно и с поджатыми губами качающего головой.

— Ладно. Хорошо, — он гладит Юнхо по плечу и кивает, будто смиряется с неизбежным — только вот с чем? Всё в порядке, этот ужас закончился и больше никогда не повторится.

Минги кивает тоже:

— Поехали уже. Юю, ты остаёшься здесь, я тебя в таком состоянии за руль не пущу, — он пытается напустить на себя суровый вид, но выглядит это больше забавно, чем пугающе, и Юнхо тихо коротко смеётся, поднимая руки вместе с несчастным ханбоком.

— Как скажете, господин экзорцист! Даже сопротивляться не буду, Ёна, прости, тебе придётся дотянуть мою малышку до дома.

Смех заполняет салон авто, и куда-то сразу девается та горечь, которая, казалось, мешала Юнхо дышать. Минги хлопает ладонью по спинке переднего сиденья и широко улыбается:

— Пересаживайся — и двинем.

***

Чешуйка вместе с ханбоком лежит в коробке высоко на шкафу, куда Юнхо даже не смотрит лишний раз, не то чтобы забираться туда и что-то доставать. Убранная туда в тот же день, когда они вернули Чонхо крылья — в этот раз окончательно и, Юнхо очень надеется, качественно. Не хотелось бы снова оказываться под тяжёлым взглядом демона, у которого, например, оторвалось крыло в процессе полёта. Он и так всё ещё видит его во снах — и просыпается с гудящей головой и трепещущим сердцем, не знающим, куда деваться от намешанных в несколько слоёв противоречивых чувств.

Сложно возвращаться в привычный рабочий ритм, но у Юнхо получается — и уже через неделю он чертит новый круг. Простой призыв для того, чтобы восполнить запасы кончающихся демонических ингредиентов для его составов, ничего особенного. Он мог бы и раньше, наверное — но хотелось дать себе перерыв. Коротко вздохнув, Юнхо привычно вскрывает белый выпуклый шрам на ладони и напитывает кровью круг, чуть покачиваясь в такт собственному речитативу. Медленно густеющая дымка демонической силы кажется почти безопасной.

А потом в дымке проявляются знакомые глаза.

— Рад видеть, что ты в норме, — нараспев тянет Чонхо, постепенно материализуясь, и Юнхо сперва слышит стеклянный звон разбивающегося плафона, а потом только видит огромные крылья, упирающиеся верхним сгибом в потолок и заполняющие весь внешний круг целиком. Комната погружается в полумрак, и спасает только солнце, косо пробивающееся в окно между высоток. — Хм. Мне жаль, этого я не предусмотрел.

Чонхо держит в клубке своей тьмы осколки, не касаясь их, и спустя несколько секунд резко сжимает пальцы. Тьма захлебывается стеклом, мгновенно сжигает его, и Юнхо некстати вспоминает свою обуглившуюся подушку.

— У меня не того уровня призыв, чтобы ты… чтобы на тебя… — он сглатывает и отступает, но — барьер предупредительно жжёт спину — отступать, в общем-то, некуда.

— И что? — Чонхо обнимает внутренний круг крыльями, лишая Юнхо той малой толики солнца, которой и так не хватало, и подходит ближе, наклоняя голову. Так кажется, что он улыбается.

— И я не думал, что мы ещё увидимся.

— Но хотел? 

Юнхо качает головой и отводит взгляд, чтобы не видеть, как лицо высшего заостряется и сереет — от гнева, наверное.

— Мне от тебя ничего не нужно, я думал, мы это выяснили ещё тогда. Я не понимаю, для чего ты пытаешься напугать меня каждый раз, когда мы видимся, ты же вроде не из тех, что питаются страхом, если это не миф вообще. Так нравится, когда тебя боятся? Зачем тогда ты пришёл?

Чонхо шевелит крылом — и Юнхо слышит треск барьера внешнего круга. Слова закрывающего ритуала всплывают в голове быстрее, чем он успевает их обдумать, и он почти успевает, но-

— Стой! …пожалуйста.

Юнхо давится вздохом. Нет, Чонхо не звучит иначе, просяще или заискивающе, это всё тот же тон, доминирующий каждым звуком. Но услышать от этого демона «пожалуйста» равносильно смене тона, решает Юнхо, замирая и глядя, как Чонхо безрезультатно пытается сжать крылья так, чтобы они не давили на барьер.

— Правда думаешь, что спустя неделю после обретения крыльев, которые ты с таким трудом мне вернул, я решу устроить второй Разрыв и потерять больше, чем в первый раз? — Чонхо смотрит внимательно и укоризненно и, наверное, он прав. Но доверять демонам… «себе дороже», — заученно отзывается внутренний голос, и Юнхо не может его винить.

— Думаю, нет, — вздыхает он. — Но чем скорее мы заключим контракт, тем безопаснее будет нам обоим, не говоря уже о том, что за кругом. Правда, я не планировал, что это будешь ты…

— Почему?

Он звучит так, будто… Юнхо поражённо открывает рот: да нет, не будто. Чонхо обижен?

— Потому что это обычный призыв, и… зачем нам ещё видеться?

Барьер снова натужно скрипит, и Чонхо поджимает губы.

— Контракт, Чон Юнхо. И поговорим.

Контракт. Чонхо криво усмехается, читая условия, и кивает, припечатывая невидимые постороннему взгляду строчки ладонью. Юнхо только тяжело сглатывает, уставившись на пол: а когда демоны ставили условием контракта разговор? Простой разговор? Без дополнительных условий? Без просьб нарушить собственные моральные принципы, без переступания через самого себя, без… 

— Ну? Ты согласен?

— Да, — удивлённо отзывается Юнхо, садясь напротив и тоже прижимая ладонь к полу. — И ничего больше? А как же, не знаю, требование ограбить или разрушить ещё один собор?

Взглядом Чонхо, кажется, можно замораживать океаны.

— В этом больше нет необходимости, а часть твоей души я по контракту и так получу, — медленно произносит он, не сводя с Юнхо глаз. — Но я запомню, что просить с тебя в следующий раз.

«У нас будет следующий раз?» — вздыхает Юнхо про себя, сам не зная, с предвкушением или обречённостью. Ему всё сложнее с этим непонятным демоном, и, ох, если бы он сам чуть яснее понимал, что ощущает, было бы куда проще. Но Чонхо как будто спутывает его собственные чувства, и это одновременно будоражит и вводит в ступор.

— Хорошо, — произносит он вслух, кивая, и выходит за круг. — Пусти, я расширю, чтобы тебе… не пришлось держать крылья напряжёнными. Наверное, это не очень комфортно, да?

Пока Юнхо торопливо расчерчивает пол, ему кажется, будто футболка на спине вот-вот покроется коркой льда и одновременно расплавится от взгляда Чонхо. Почему же всё так… Так. Юнхо даже не может определить, как именно.

— Вот, — он неловко пожимает плечами, поднимаясь и стирая ненужные уже линии. Чонхо оказывается слишком близко к нему, смотрит снизу вверх с полным пониманием своего превосходства и, наверное, сейчас Юнхо спасает только наличие контракта.

— Спасибо, — демон расправляет крылья — и случайно задевает краем стоящую на полке коллекционную фигурку Человека-паука.

У Юнхо вздох замирает в горле. Дело даже не в четырёхста долларах, которые он выложил за это произведение искусства, дело в том, сколько времени он потратил на то, чтобы найти новую фигурку из уже не выпускающейся серии. И вот теперь…

— Я бы на твоём месте поставил её поглубже в шкаф, — Чонхо бережно ловит фигурку, вывернув крыло под каким-то неестественным углом, чтобы не мешалось, а потом, как ни в чём не бывало, возвращает обратно, протягивая Человека-паука Юнхо. — Чего замер? Забирай.

— Да что с тобой такое? — не выдерживает Юнхо, бережно принимая спасённую фигурку и отставляя её за пределы круга — пожалуй, его кровать сейчас максимально безопасна, как минимум потому, что не входит в зону риска разрушений от крыльев. — То тебе плевать на жизнь и сознание человека, то внезапно ты пытаешься его уберечь от… от чего-то?

— Тебя, — прерывает его Чонхо, глядя так, будто он должен прямо сейчас заткнуться — и больше не открывать рот, если хочет остаться жив. Не то чтобы Юнхо собирался.

— Меня?

— Давай проясним, Чон Юнхо, — Чонхо щёлкает пальцами, снова воплощая под собой кресло — правда, теперь оно выше и больше напоминает высокий барный стул, пусть всё так же состоящий из крепко переплетённых ветвей неизвестного Юнхо дерева. — Я не отношусь к людям в целом как к чему-то, заслуживающему моего положительного отношения. Но я знаю, что такое быть благодарным. И понимаю, что ты не обязан был делать всё то, что в итоге сделал, после возвращения мне крыльев. Это была моя проблема, и я благодарен тебе за помощь. А ещё чертовски зол на тебя за то, как безалаберно ты к себе отнёсся, зная, что я могу тебя убить. Поэтому, пока ты не решишь, чего хочешь взамен, мы не перестанем видеться, и если тебе хочется прекратить наши встречи, потому что я тебя пугаю, думай быстрее.

Юнхо ошалело хлопает глазами, переваривая эту тираду, произнесённую сквозь зубы — Чонхо и правда злится на него. Но почему? Неужели настолько обижен, что его не хотят видеть?

— Я… Ты меня не пугаешь, — произносит он наконец. «Понимал бы я ещё, что тогда чувствую, если не испуг».

— Правда? Почему тогда ты открещиваешься от любых контактов со мной? Я уже исчерпал свой ресурс интересной основы для исследований, и никак больше тебе не интересен? — он смотрит с вызовом, вздёрнув подбородок, и щурится почти презрительно. Юнхо чувствует себя ниже его, даром что Чонхо даже сидя приходится поднимать голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Но это не имеет значения, пока у Юнхо в голове крутится последняя произнесённая демоном фраза.

— Давай по порядку? — сердце колотится где-то в горле. — Ты… ты мне интересен. И я не считал тебя «основой для исследований». Хотя пару диссертаций по тому, что случилось, можно и написать, не спорю, — Юнхо натянуто смеётся, стараясь не смотреть в глаза Чонхо. — Прости. Так вот. Тебя это задевает так сильно, что…

— Меня это не задевает.

— Лжец.

Воздух между ними раскаляется и кружит голову усиливающимся запахом озона. Юнхо замирает, не зная, почему вообще сказал то, что сказал, и как теперь отмотать время назад, и…

— Повтори? — Чонхо, на которого он всё ещё не смотрит, звучит удивительно мягко, почти нежно, не будь он самим собой. Звеняще-опасно.

— Лжец, — послушно повторяет Юнхо. — Тебя это ещё как задевает. Только ты не хочешь говорить, почему.

— А если я скажу, что изменится? — цедит демон наконец, и желчью в его голосе можно захлебнуться. Только вот Юнхо уже захлёбывается собственным смятением.

— Ну, даже не знаю. Может быть, я смогу лучше тебя понять, наконец, потому что сейчас… — он наконец поднимает на Чонхо взгляд и видит в глазах напротив то, чего ожидал меньше всего: сомнение, так похожее на его собственное, и почти робкую надежду. — Потому что сейчас, — с усилием повторяет он, заставляя себя, — я нихрена не понимаю, кроме того, что ты, кажется, понимаешь ещё меньше.

Запах озона пропадает, как и горькая складка у поджатых губ Чонхо, но проще не становится.

— Удивительно, как ты ещё жив, с твоей-то проницательностью, — тихо замечает демон, и Юнхо хочется взвыть. Конечно, зачем отвечать на прямо поставленный вопрос, когда можно увести тему разговора в сторону? Зачем мучить собеседника и мучиться самому, если не готов разговаривать? — Что ж. Хорошо. Да. Я хочу быть тебе взаимно интересен. Как кто-то, кого хочется узнать ближе. Доволен?

В голове Юнхо становится пусто и воздушно-легко, как после бутылки шампанского. Всё оказалось ещё проще, по крайней мере, со стороны Чонхо. Хочется смеяться, но, наверное, его собеседник вряд ли оценит, раз уж он сидит с таким серьёзным видом до сих пор.

— Ты мог просто предложить общаться и дальше, Чонхо. А не городить многоэтажную драму.

— Так говоришь, будто это могло сработать, — демон почти фыркает, снова сжимая губы в тонкую полоску.

— Это уже сработало.

Юнхо всё-таки смеётся, протягивая руку и легко хлопая Чонхо по плечу — тот отшатывается, наверное, от неожиданности, не из страха же, правда?

— Значит… — он неуверенно ведёт крылом, наклоняет голову и хмурится, глядя на Юнхо. — Ты согласен?

— Я согласен, — широко улыбается Юнхо. — А реагенты всё-таки принеси, пожалуйста.