В следующий призыв Юнхо чертит круг шире и убирает из него всё, что может пострадать от размаха крыльев. Безопаснее всего выходит захватить в круг кровать — Юнхо смеётся, поймав себя на мысли, что уж этого-то с Чонхо не выйдет точно, можно не беспокоиться. «Квартиру бы побольше, конечно», — хмыкает он про себя, привычным жестом складывая чешуйку на ладонь и зажимая её пальцами вместе с рукояткой скальпеля.

То ли Чонхо устал тратить на него спецэффекты, то ли в них пропала надобность — но высший проявляется сразу же, не размениваясь на густую дымку.

— Ты же знаешь, что не обязан каждый раз лить кровь ради меня? Наверное, это не слишком приятно, — он с привычной царственностью садится в высокое кресло, как на трон, и удобнее складывает крылья.

Юнхо озадаченно моргает, глядя на полупрозрачный пластырь, под которым едва заметно расползается кровавое пятно.

— Даже не задумывался об этом. Если ты хочешь, я сменю ритуал?

Чонхо молчит, наклонив голову, и смотрит на свою чешуйку, напитанную кровью.

— Да, — тянет он спустя несколько минут, — хочу. И ещё хочу, чтобы ты бережнее к себе относился, но, кажется, это что-то из разряда фантастики. 

— Что ты имеешь в виду?

— Призывы, — Чонхо пожимает плечами. — С твоей любовью рисковать самим собой вероятность наткнуться на сильного демона, который захочет твою душу, достаточно велика.

У Юнхо замирает сердце — и с оглушительным грохотом падает вниз.

— Ты только что попытался запретить мне призывать, я правильно тебя услышал? Хочешь запретить мне работать? — у него леденеет голос и взгляд и, наверное, Чонхо замечает и то, и другое — потому что вскидывается с видом глубоко оскорблённым и непонятым.

— Почему я должен хотеть ограничить твою свободу? Просто если тебе нет разницы, кого призывать, пусть это буду я.

Он смотрит прямо, с вызовом, только, кажется, этот вызов направлен не на Юнхо, а на него самого.

— А если разница есть?

Чонхо кивает почти сразу же, и это удивляет.

— Твоё право. Но будь осторожен. Мне нравится тебя узнавать, не хотелось бы заканчивать это так скоро.

У него слишком мягкий взгляд для существа, способного на такие эгоистичные выражения. Юнхо хочется его раскусить — но не будет ли слишком горьким то, до чего он дотянется?

— Ты не в праве мне указывать в принципе, — он складывает руки на груди и смотрит, нахмурившись. На Чонхо это будто не работает.

— Согласен. Но я всё ещё не отблагодарил тебя за крылья, и мне бы хотелось иметь возможность всё-таки это сделать… когда-нибудь. Да, я помню, что тебе ничего не нужно, — он вскидывает руку, останавливая Юнхо, собиравшегося что-то сказать. — Это не значит, что твоя позиция никогда не изменится.

Самоуверенный, властный и бескомпромиссный — и всё это было бы горячо, если бы не относилось к живому собеседнику, а представляло бы персонажа в кино лет десять назад. Но Юнхо уже не восемнадцать, а Чонхо не смотрит на него с экрана.

— Будешь и дальше пытаться запереть меня в рамках… — Юнхо поднимает руку с зажатой в пальцах чешуйкой. Чонхо усмехается ему в лицо.

— В прошлый раз ты удостоверился, что мне не нужно твоё приглашение, чтобы явиться на призыв. Подумай ещё.

Юнхо качает головой и оглядывается на подушку, которую предусмотрительно сложил на пол во внутреннем кругу: кажется, сегодня между ними не будет контракта.

— Я перестаю тебя понимать. Сначала ты сказал, что хотел бы общаться. Теперь пытаешься меня уязвить, поставить в зависимое положение, ограничить в моей же работе. Решаешь за меня, как я могу поступить, а как нет. И одновременно с этим говоришь что-то о благодарности. К твоему сведению, это ненормально, Чонхо, — сердито цедит он. — Люди так не поступают с теми, кто им дорог или приятен в общении. Может быть, конечно, ты забыл за время своего демонического существования, но мне несложно напомнить.

Чёрная дымка взвивается вокруг демона, заволакивает глаза.

— Я хочу тебя уберечь!

— Уберечь от чего? От рисков моей профессии, которую я сам осознанно выбрал?! Ты нигде не ошибся?

Чонхо стекает с высокого кресла и подходит ближе. Распахивает крылья, опирается ладонью о барьер внутреннего круга — тот натужно скрипит, идёт трещинами, но держится, и Юнхо даже не отшатывается уже, он слишком зол сейчас, чтобы дать Чонхо и здесь ему указать его место.

— У тебя нет средства против демона, который захочет твою душу, — медленно и размеренно чеканит Чонхо. — Ты призываешь кровью, это привлекает более древних — призывай ты как большинство из вас, свечами и песком, я бы тебя до собственной смерти не нашёл. А чем древнее демон, тем он хитрее и изворотливее, уж это-то ты, надеюсь, знаешь? Тогда к чему кровь, Чон Юнхо? К чему рисковать собой каждый раз? Я бы сказал, что ты поступаешь так, потому что давно себя похоронил уже, но более живого человека, чем ты, ещё поискать нужно.

Он замолкает, поджав губы, и отодвигается, оставляя между ними горечь и бесшумные грозовые раскаты. А ещё — зажжённый фитиль, который в секунду доходит до Юнхо, и становится как-то очень горячо и пусто в голове, когда он подаётся вперёд, выходя из круга в обжигающее демоническое пространство, хватает Чонхо за жесткий воротник рубашки и впечатывает кулак в чужую челюсть, не замечая ни боли в обожжённых костяшках, ни того, как Чонхо спешно убирает клубящуюся тьму подальше от него, ни самой тьмы, которая рвётся к нему вопреки воле хозяина, слишком могущественная, чтобы целиком переходить под его контроль. Демон отшатывается назад, покачнувшись от удара, оступается на собственном крыле и едва не падает на пол, в последний момент опираясь на внешний круг.

— Если ты так выражаешь беспокойство и заботу, то у тебя херово получается, — Юнхо почти шипит, скалясь, и даже не отслеживает дрожащий от гнева голос. — А если ты решил, что моё согласие общаться с тобой можно приравнять к согласию стать твоей домашней зверушкой, то иди нахуй.

— Назад, — голос у Чонхо мёртвый, в отличие от потоков тьмы, которая, почувствовав слабость демона, устремляется вперед. — Юнхо, пожалуйста.

Юнхо медлит всего секунду, и не успевает сделать и шага — его отшвыривает за внешний круг взмахом крыла, и, проморгавшись, он видит распластавшуюся по стенке барьера голодную чёрную дымку, такую густую, что Чонхо за ней почти не видно.

— Прости. Ты в порядке? — и слышно его тоже едва-едва, а языки тёмного вязкого тумана лижут прозрачную стену, будто только они в кругу и остались. — Может быть, всё же контракт?

Контракт. Что-то, что усмирит демоническую силу, едва не лишившую его жизни. Звучит довольно здраво. Юнхо обессиленно валится обратно на пол, с которого так и не поднялся, и отстранённо наблюдает, как темнота у барьера редеет и становится различим силуэт демона. Всё слишком быстро меняется, включая его поведение: то он пытался напугать, а теперь вот уберёг от самого себя. Опасное щекочущее любопытство сворачивается клубком в груди Юнхо и не даёт отступить.

— Идёт. И спасибо.

— Не стоит благодарности, — глухо отзывается Чонхо. — Надеюсь, ты не думаешь, что я сочту это за ответную моим крыльям услугу?

Юнхо разбирает смех:

— У тебя очень странное понятие справедливости, Чонхо. Может, ответной услугой ты не будешь ужимать мои личные границы? Буду весьма признателен.

— Твои личные границы, в которых ты только что чуть с жизнью не простился, поддавшись желанию меня побить? Я правильно понял?

И вот он снова холоден и язвителен. Юнхо приподнимается на локтях, вздыхая — и тушуется тут же. У Чонхо красный след на скуле, говорит он чуть медленнее обычного, и в груди Юнхо горячей волной поднимается стыд.

— Извини. Я принесу лёд.

— Лежи уже, — усмехается Чонхо, и теперь он звучит куда теплее. — Значит, всё-таки инстинкт самосохранения у тебя где-то, но есть, да?

— А ты думал, я совсем отбитый?

— Если честно, был в этом уверен.

Послушно улёгшийся на пол Юнхо снова садится и возмущённо вскидывает брови. Чонхо пожимает плечами, кривовато улыбаясь, и опускается в своё высокое кресло, с усилием — Юнхо замечает — снова усмиряя собственную силу:

— Ты не реагируешь на опасность в свою сторону. В соборе ты боялся за друга. В поле — за тех, кого я мог задеть, и за меня самого, — его внимательный взгляд прожигает насквозь, и Юнхо неуютно ёжится. — Значит, ты или неуязвим, или бесстрашен, или дурак, или чокнутый. Первое отметается — ты смертен. Второе тоже — ты умеешь бояться. Третье под сомнением — вряд ли дурак был бы так талантлив, как ты, — Юнхо чувствует, как щёки заливает жар — Чонхо не стал бы ему льстить, неужели он действительно так считает? — Значит, либо четвёртое, либо пятое: я просто не тем тебя пугал. Ты ценишь свободу больше жизни. Это интересно. Но и жизнь тоже терять не намерен просто так. Это радует.

Что-то не сходится. Юнхо, зажмурившись, трёт пальцами лоб и задумчиво жуёт губу.

— А ты не думал, что меня в принципе пугать не надо? Ты это делал, чтобы меня понять, так, что ли? Заняться больше нечем?

— Скажи, — тон Чонхо становится вкрадчивым, а голос более тихим — правда, приоткрыв один глаз, Юнхо понимает, что того снова закрыла непроглядная дымка. — Вы же классифицируете демонов, так? Сортируете по отличительным признакам, чтобы знать, от кого чего ждать. Мы занимаемся ровно тем же. И ты, — Чонхо выдерживает паузу, во время которой рассеивает собственную силу достаточно, чтобы встретиться с ним взглядом, — пока ни в одну категорию не уложился, Чон Юнхо.

— И поэтому тебе хочется, чтобы я себя берёг? Пока ты не разгадаешь, к какому виду людей я отношусь? — он открывает глаза и укоризненно смотрит на полускрытого за собственной силой демона.

Чонхо закатывает глаза.

— Мне хочется, чтобы ты себя берёг, потому что приятно видеть тебя живым. Оклемался уже? Заключим контракт? Говорить через туман несколько непривычно.

Юнхо, кряхтя, поднимается на ноги и подходит ближе к барьеру. То, как от него отшатывается Чонхо, расправляя крылья и сметая ими черноту назад, оставляет тлеющее тепло где-то в груди.

— Я не собираюсь в круг. Что бы ты ни думал, я точно не самоубийца. Просто мне несложно идти на риски иногда, — Юнхо улыбается, пожимая плечами, и глубоко вдыхает, формулируя условия сделки со своей стороны.

Чонхо смотрит на него непроницаемым взглядом, а потом на полу между ними проявляются строчки контракта.

— Ты серьёзно? — Юнхо поднимает глаза и видит, как Чонхо едва сдерживает смех.

— Неужели слишком сложно?

— Как я выполнять это, по-твоему, должен? А если обраткой шарахнет?

— Не шарахнет, — и тут Чонхо ему улыбается — открыто, тепло, почти по-человечески, даже острые черты демонического лица сглаживаются до приятной мягкости.

Юнхо снова переводит взгляд на сияющие золотом строки: «Жизнь смертного не заканчивается до следующего заключённого контракта». В мыслях заводится нехорошее, неправильное, не мог же демон в самом деле...

— Значит, после следующего контракта я умру? Раз уж условие такое?

— С чего вдруг? — неподдельно удивляется Чонхо. — Контракт — не джинн из легенд, он не будет выворачивать условия, ухудшая их, так что можешь не беспокоиться.

— То есть… твоего условия толком и нет?

Сердце подскакивает у Юнхо в груди, начинает панически колотиться. Чонхо теперь самому ничего от него не нужно, он это пытается показать? Но зачем?

— Если такое не ущемляет твои границы, то да, — улыбка становится откровенно ехидной, и это… что-то новое. Что-то, что щекочет осознанием затылок, не даётся в руки или в мысли, оставаясь только непонятным ощущением, которое хочется испытывать ещё и ещё.

Демон не сводит с него взгляда, и его улыбка медленно сходит на нет. Но прежде чем он успевает что-то сказать, Юнхо качает головой и с мягкой усмешкой припечатывает строки на полу ладонью.

— Только не говори, что будешь ставить это условием каждого нашего контракта.

— Вообще-то собирался, а что?

— Тогда зачем тебе приходить на мои призывы, если ничего, кроме огрызка моей души, ты с них не получаешь?

— Получаю. Тебя. Ну, то есть, — Чонхо усмехается, когда Юнхо поражённо распахивает глаза и отступает на шаг, — не буквально, конечно. Но меня вполне устраивает вариант, когда ты жив и готов со мной общаться.

Удивительно, как быстро он меняет линию поведения. Юнхо зачарованно наклоняет голову, неуверенно улыбаясь, и наблюдает, как Чонхо легко касается контракта пальцами. Тот вспыхивает золотом и гаснет, и густой туман, окружавший демона, редеет до вполне безопасной неосязаемой дымки. Юнхо выдыхает — и идёт, наконец, к кровати, забираясь с ногами на пушистое серое покрывало.

Чонхо ведёт себя так, будто не контактировал с людьми нормально уже долгое время — и Юнхо бы поставил на отшельничество, не общайся они довольно плотно в течение той недели, когда готовились к собору. Хотя, наверное, дело в том, что тогда они для Чонхо были инструментами достижения цели, а сейчас… Юнхо подпирает кулаком щёку и поднимает взгляд на Чонхо. Кто он для демона сейчас? Раз тот сознательно отказался от выгоды, ещё и с перспективой делать так каждую их встречу. Чонхо хочется разгадать, только вот он слишком быстро надстраивает себе новые уровни головоломок, не давая добраться до ответа.

— Скажи, почему ты поставил другое условие? — вдруг произносит он, и Юнхо кривит губы в неловкой улыбке, отводя взгляд.

Конечно. Он не мог не заметить, что первоначальный посыл контракта изменился. Совсем радикально его сменить нельзя, но можно конкретизировать иначе. Область контракта «помощь с исследованием» была достаточно широкой, чтобы можно было трактовать её минимум двумя способами — и, пожалуй, разговор был одним из них.

— Подумал, что после… того, что произошло, будет не слишком учтиво просить побыть моим подопытным, а узнать тебя получше мне хочется не меньше. Десять вопросов — конечно, не слишком много, но…

Чонхо подаётся вперёд, заинтересованно сощурившись.

— Ну, тогда задавай. Если будут не скучные, я даже собьюсь со счёта.

Он всё ещё улыбается, и у Юнхо мягко ёкает сердце.

***

Наверное, будь рядом Уён, он бы закатил глаза и выдал, что Юнхо наёбывают на контракт, выдавая общеизвестные факты о демонической жизни, которые можно в книгах вычитать, а не узнавать у демона напрямую. Но Юнхо слишком опосредованно связан с демонами, чтобы всё это знать — да и слушать Чонхо интересно. Они давно уже перешли планку в десять вопросов, условленных контрактом, так что если кто и наёбывает здесь, то это Юнхо — но, кажется, Чонхо не против. Наблюдать за эмоциями и внимательным взглядом на живом лице почти так же увлекательно, как слушать об иерархии демонической стороны, мироустройстве и деталях, кардинально отличающих их существование. Чонхо рассказывает захватывающе, не скупясь на подробности, пусть иногда его повествование и становится суховатым, а взгляд темнеет и затуманивается.

— Это задевает тебя лично? — когда лицо демона в очередной раз становится непроницаемым, Юнхо не сдерживается и вклинивается в его монолог.

— Что именно? — Чонхо сжимает губы и смотрит, наклонив голову.

— Неизменная градация власти в зависимости от статуса. Я же правильно понимаю, что без опекунства вышестоящего демона у вас даже выжить сложновато, не то чтобы пробиться куда-то? И поэтому ты так хотел вернуть крылья, что… готов был умереть без них?

— Ты утрируешь, — демон нехорошо щурится. — Жил же я без них как-то эти две сотни лет.

Юнхо поджимает губы: то, что от Чонхо осталось к концу его выхода из круга, всё ещё стоит у него перед глазами, и меньше всего это похоже на желающее жить существо. Хорошо, что сейчас он выглядит иначе.

— Это другая ситуация, — демон, будто прочитав его мысли, закатывает глаза. — Представь, что ты обрёл давно утерянное сокровище, любовь всей жизни или желанное признание в обществе — что тебе ближе. На секунду. А потом это снова отняли, поставили между вами стеклянную стену и не дают обрести полноценно, заставляя наблюдать каждую секунду своего существования за тем, что никогда твоим не станет. Воспользовался бы ты возможностью разбить эту стену, рискуя собственной жизнью? Хотя ты и ради меньшего рискуешь. Например, ради демонов, да?

Юнхо тяжело вздыхает. Голову переполняют вопросы, которые, он знает, если задаст, почти наверняка получит ответ: "Прошлый вопрос был десятым, хватит с тебя, пожалуй", — несмотря на то, что они обсудили куда больше. Почему Чонхо так нравится указывать ему, что от него исходит смертельная опасность, а Юнхо как будто ведёт себя как безрассудный дурак? Это механизм защиты или неумение проявлять эмоции?

Он выбирает наиболее безопасный из вопросов, когда снова поднимает на Чонхо взгляд:

— Ты поэтому ждал столько времени, чтобы прийти на мой призыв и потребовать крылья назад? Чтобы понять, что ты и без крыльев неплохо справляешься?

Чонхо усмехается и качает головой.

— Я призывался и к другим. Потом перестал. Ты был чуть ли не последним шансом, потому что все до тебя разрывали контракт. Не понимаю, кстати, почему: или им слишком страшна была перспектива ограбленного собора, или не так боялись обратки, как ты.

— Я не боюсь обратки, — чуть улыбается Юнхо. — Это для вас она почти смертельна, мы… мы просто очень тяжело её переносим. Смертельные случаи тоже бывают, но для этого нужно быть очень истощённым и очень одиноким, а я, как понимаешь… — он разводит руками. — Думаю, все те, кто отказался от контракта, боялись исключительно тебя.

Чонхо заметно приосанивается и расправляет крылья, подтверждая подозрения Юнхо: страх для него равен признанию, не больше и не меньше. Учить трёхсотлетнего демона другим языкам взаимодействия? Что ж.

— Поэтому тебя так уязвляет, что мне ты не страшен?

Взгляд, которым демон одаривает его, мог бы сжечь дотла за пару секунд, и Юнхо малодушно радуется заключённому контракту, примирительно поднимая руки:

— Стой-стой, погоди. Я не имел в виду, что не воспринимаю тебя всерьёз, ты же понимаешь? Не обязательно бояться кого-то, чтобы иметь с ним дело. Да, у вас в мире это привычно и резонно, с вашей-то структурой общества, но у людей всё несколько сложнее. И, ну… ты же меня не боишься? И мы вполне нормально общаемся… уже? — он едва улыбается.

Чонхо молчит несколько минут, сверля его непроницаемым взглядом, но потом всё же кивает.

— Хорошо. Допустим.

— И… — Юнхо чувствует, что должен сказать что-то ещё, но на ум приходит только очевидное. — И ты даже знаешь причину, по которой это происходит без фактора страха. Любопытство, интерес. Это всё тоже неплохо двигает общение, да? И не ставит одного из собеседников выше другого, что тоже хорошо, потому что в подчиняемой позиции комфортно не всем…

— Включая тебя.

— Включая очень многих, — он пожимает плечами. — Я не против быть ведомым в некоторых вопросах, но не на постоянной основе. Это морально лишает свободы в очень многих вещах, а я, как ты заметил, свою свободу ценю.

Чонхо кивает снова и улыбается уголками губ.

— Хватит вопросов на сегодня.

***

Это становится привычным и даже приятным. Юнхо уже не удивляется строчкам о продолжении собственной жизни, а Чонхо, судя по реакции, ответным строчкам о десяти вопросах не удивляется тоже. Правда, иногда выходит иначе: Юнхо тяжело вздыхает, наблюдая знакомую дымку в кругу для рабочего призыва, и разводит руками: «Сегодня без вопросов, мне нужны препараты». Но, к его удивлению, Чонхо кивает и приносит нужное по списку, в ответ всё так же запрашивая, по сути, ничего. На робкие попытки Юнхо объяснить, что это всё же неравноценно, только отмахивается: «Всё равноценно, пока работает». 

И это и правда работает почти полгода — ровно до тех пор, пока Юнхо не находит в своём почтовом ящике среди рассылочных газет увесистый объёмный конверт, больше похожий на бандероль. Плотный картон выбивается из привычной хрупкой стопки, а точный адрес и его имя на бланке не даёт предположить возможную ошибку.

В конверте — документы на недвижимость. Договор дарения, договор купли-продажи, свидетельство о полной оплате, погашенные налоговые счета... Юнхо, затаив дыхание, пробивает адрес — и выдыхает. Если всё всерьёз, то кто-то подарил ему… это. Люксовые апартаменты на двадцатом этаже нового небоскрёба, который только в прошлом году сдали в эксплуатацию — Юнхо ещё помнит, как ненавидел наспех переразмеченные дорожные полосы и участившиеся из-за этого пробки, которые чуть не сорвали ему несколько хороших сделок. А теперь — вот. Либо он стал объектом чьей-то нереалистичной и в то же время жестокой шутки, либо….

Он переворачивает конверт — и на клавиатуру с глухим звоном падает пара ключей и таблетка от электронного замка. Что-то скребётся под рёбрами и тянет так, что становится жутковато. Юнхо вчитывается в документацию и щурится. Нет, не показалось: его ID и контактные данные, которые он даже заказчикам не выдаёт — есть рабочий телефон, пусть его раздают среди соискателей. Шутка, если это она, приобретает весьма опасный характер. Имя дарителя нигде не указано, только компания, в которой он числится — или которую учредил, так и не понятно. Поиск по названию компании даёт немногое — инвестиционный фонд с обширным списком организаций, вычислить, "откуда дует" — невозможно. Юнхо вздыхает и оседает в своём игровом кресле.

Догадка, пришедшая на ум и сначала кажущаяся невероятной, назойливо сверлит мозг, пока он выворачивает с парковки и выезжает на дорогу, включив навигатор. Безрассудно, конечно, в одиночку тащиться в незнакомое место — но лучше уж одному, чем брать с собой Минги или Уёна. Особенно если его подозрения о том, кто бы мог оставить такой подарок, верны — правда, почему тогда не передал лично? Загадочно. Боялся, что Юнхо откажет? Правильно боялся, но это же не повод поступать так.

Спустя полчаса езды пять застеклённых высоток, стоящих в круг, вырастают перед ним за очередным поворотом. Хотел бы он при других обстоятельствах увидеть это, но что есть, то есть. Что-то нехорошее и неправильное ворочается в груди: будто сейчас он добровольно отдаёт в чужие руки свою так тщательно оберегаемую свободу, сам себя заводит в золотую клетку и вручает кому-то ключ. Юнхо фыркает сам себе: «Не будь таким драматичным. Вам же удавалось приходить к компромиссу всё это время».

Деликатный стук в боковое стекло вырывает его из размышлений и заставляет вздрогнуть. Неулыбчивый охранник приветственно кивает ему и машет рукой, требуя открыть окно.

— Ваши документы?

Юнхо вдруг начинает волноваться: а вдруг это всё же чья-то глупая шутка, и сейчас его развернут и отправят домой? Было бы неплохо, в целом, но ему как будто заранее становится обидно — не за то, что его обдурили, а за свою доверчивость. Он заторможенно кивает и достаёт из сумки холдер с ID.

Напряжённое лицо охранника разглаживается спустя пару секунд:

— Добро пожаловать. Прошу прощения, ваш автомобиль ещё не занесён в базу, советую исправить это при выезде. С собой советую взять документы на авто и ваши собственные.

Скомканно поблагодарив его, Юнхо проезжает под шлагбаумом, пытаясь успокоить бурю в голове..

Значит, не шутка?

Значит, не шутка. Блядь. 

Он паркуется под нужным зданием и выходит. Всё вокруг прямо-таки дышит едва ли не престижем: чистая полупустая парковка с яркими световыми дорожками, обшитый тёмным деревом изнутри бесшумный лифт, движение которого почти не ощущается, а зайти в него можно только открыв магнитный замок, длинный коридор со встроенным в стены мягким освещением и одинаковые двери, выделяющиеся из стен только контуром и дверными ручками. Юнхо останавливается перед одной из них и на всякий случай сверяет номер — не хотелось бы ворваться к кому-то в квартиру. Но номер совпадает, в коридоре никого, и отговорок не остаётся. Юнхо осторожно проворачивает ключ.

Пусто. Просторно. Свет в коридоре приветственно включается, стоит зайти, и Юнхо с интересом разглядывает широкие светлые панели с вмонтированными в них длинными лампами. Зеркало на стене выглядит темноватым для отражающей поверхности, будто за ним что-то есть, но, пройдя дальше, Юнхо обнаруживает сплошную стену с другой стороны. А ещё — плотно закрывающиеся двери, ведущие в жилые комнаты, и арку, за которой угадывается кухня.

В одной из комнат — в спальне — обнаруживается большая кровать у стены, встроенный в эту же стену шкаф, на полу — то ли каменная плитка, имитирующая дерево, то ли ламинат, имитирующий камень (пожалуй, всё же первое — слишком тёплое для камня покрытие), а ещё — плотные тяжёлые шторы против утреннего солнца. Вторая же комната… Юнхо опирается на дверной косяк и обречённо стонет.

Это лаборатория. Обустроенная так, что он сам бы не смог сделать лучше. Чётко разделённое на рабочие зоны пространство. У одной стены — стол с вмонтированной раковиной и два канала для слива — чтобы остатки реагентов не смешивались. Набор инструментов, дорогой даже на вид. Большой застеклённый шкаф, достаточно вместительный, чтобы туда влезли все наработки. Компьютерный стол, подозрительно похожий на тот, что Юнхо давно себе присматривал, но всё никак не мог решиться купить. Слишком… Юнхо вздыхает и садится на пол — и здесь попадание в точку. Гладкое цельное покрытие, которое не страшно залить химикатами или прожечь. Слишком много хорошего, чересчур точного, прямо для него. Выглядит как идеальная приманка, он бы в жизни на такую не повёлся — но так хочется… Его взгляд падает на компьютерный стол: ещё какие-то бумаги. Может быть, там написано, что Юнхо развели и он вломился в чужое жильё, пусть оно и не выглядит жилым, а полицию уже вызвали, и ему придётся отвечать. А может быть… Юнхо не даёт себе загнаться ещё сильнее, вскакивает на ноги и хватает конверт со стола, надрывая его у края и быстро распечатывая. Увиденное оказывается невероятнее любых его предположений.

Это оплаченные счета. На… сколько лет вперёд?!

Тяжело сглотнув, он вглядывается в документы. На пятнадцать. Ну нихера ж себе. Такая неоправданная щедрость…

— Чонхо, чтоб тебя и твоё понимание благодарности, — шепчет Юнхо, откладывая конверт с бумагами обратно на стол.

Он возвращается в спальню и долго смотрит на пол — чистый, ровный, не испоганенный воском, кровью или огнём. Призывать в лаборатории небезопасно, мало ли что попадёт под удар крыла, но и здесь этого делать не хочется, слишком уж всё… новое. Не его. Юнхо ожесточённо трёт пальцами виски и выходит из квартиры, погасив везде свет и забрав ключи.

***

— Я думал, что увижу тебя быстрее и в другой обстановке.

— Чонхо-я.

Демон замирает и еле ведёт крылом, прислушиваясь к чему-то.

— Зови меня так и дальше, — тягуче произносит он через секунду. — Что-то не так? Ты недоволен?

Юнхо поджимает губы, разглядывая его, будто видит впервые, хотя в облике демона ничего не изменилось даже на толику. Те же огромные багровые крылья, спускающиеся до пола и метущие проплавленный линолеум рваными краями. Те же клубы густой силы, голодно лижущей барьер — наверное, она чует его даже через круг. То же непроницаемое выражение лица, одновременно мягкое и укоряющее — вероятно, это даже не его вина, Юнхо уже привык.

— Я… не недоволен. Но это уже слишком. Скажи, зачем?

Чонхо пожимает плечами и крыльями, и на его губах на долю секунды появляется виноватая улыбка.

— Значит, тебе не понравилось. Поэтому ты не стал призывать там. Это тоже считается вторжением в твоё личное пространство? Ограничением свободы? — он произносит это с большой осторожностью, даже понижает голос, и у Юнхо невольно ёкает сердце. Всё-таки можно научить демона мыслить иначе?

— Зависит от того, чего ты добивался этим. Этого… правда слишком много для меня, и я не уверен, что такое равноценно… — Юнхо садится на привычную подушку в круге и растерянно сжимает пальцами ткань, пытаясь собрать в слова путающиеся в голове мысли.

— Ты вернул мне крылья — дважды — и сказал, что тебе ничего не нужно взамен. Это нечестно, — Чонхо скрещивает руки на груди. — Если тебе не нравится, продай и купи то, что понравится. Я не претендую.

Становится ещё сложнее. Юнхо вцепляется в несчастную подушку крепче, чтобы не упасть, с трудом выравнивает дыхание и поднимает на своего демона взгляд.

— То есть, я был прав? Это благодарность? И только?

Взгляд, которого он удостаивается, смущает и почти злит, настолько он мягкий и снисходительный.

— Осторожничаешь там, где не надо, Чон Юнхо. Да, и только. И я серьёзно, если не устраивает новое жильё, могу предоставить тебе его денежный эквивалент.

— Я не хочу быть тебе должен.

Юнхо выдыхает это — и замирает, отведя взгляд. Тишина нависает над кругом, густая и тяжёлая, обволакивает их обоих и будто ставит между ними стену вдобавок к той, которая не даёт голодной силе Чонхо поглотить Юнхо целиком.

— Ты мне не должен. И никогда не был.

Теперь он смотрит иначе: почти зло, тёмно и остро, кажется, взрезает сердце наживую несправедливой обидой. Юнхо невольно отшатывается, едва не съехав с подушки, а когда демон спускается с кресла и подходит ближе, то с трудом подавляет желание забиться подальше в угол, чтобы плавящий взгляд не достал — но за его спиной только внутренний барьер, по которому уже тонко распласталась чужая сила, и выходить за него опасно.

— Я пытаюсь сделать что-то, приятное тебе, а ты считаешь, что в долгу у меня за это?

Он напирает так, будто убьёт сейчас, но Юнхо почему-то хочется рассмеяться. Нет, Уёну с Минги абсолютно точно повезло, раз их коммуникация с демонами наладилась так быстро. А может быть, они в силу профессии понимают их куда лучше.

— Ладно, хорошо, я понял! Ох. Давай-ка контракт, а? Покажу, как благодарность выражается у людей, — Юнхо, кряхтя, поднимается на ноги, потирает поясницу и улыбается, глядя на оторопевшего демона. — Вроде уже сколько знакомы… наверное, дело в том, что мы не так уж и часто общаемся, да?

Он вслепую припечатывает едва проявившийся контракт, даже не посмотрев на условие: если Чонхо решит поймать его таким образом, то с этой проблемой он будет разбираться позже, — и делает шаг из круга, стоит густой дымке истончиться до прозрачности.

— Что ты…

Договорить Чонхо не успевает — Юнхо, коротко вздохнув, с улыбкой заключает его в объятья, сцепляя руки под крыльями в замок, чтобы демон не вырвался. К его чести, он не пытается — но и ответных действий не предпринимает, стоит, замерев, будто боится чего-то.

— И долго мы должны так стоять?

Юнхо давит смех в груди — вряд ли ему бы самому понравилось, посмейся над ним кто-нибудь в такой момент.

— Пока ты не обнимешь меня в ответ. И, может быть, я оставлю квартиру себе.

Он наклоняется ближе к уху, задевая виском стёсанный до кости рог, и тихо выдыхает, получая какое-то щекотное удовольствие оттого, как вздрагивает демон в его руках.

— Спасибо.

Он чувствует чужие руки, осторожно касающиеся его спины, а потом его с головой накрывает шатром из крыльев, тяжело ложащихся на плечи. Чонхо всё так же молчит, но теперь это молчание ощущается не нагнетающим, а спокойным, даже каким-то уютным. Юнхо улыбается, ловя себя на мысли, что мог бы так простоять ещё долго, но Чонхо, кажется, другого мнения.

— Ну всё, отпусти, — бормочет он ему в плечо через несколько секунд и упирается ладонями в грудь, впрочем, не убирая крылья.

Юнхо безропотно убирает руки и отстраняется, с силой кусая себя за щёки изнутри: вид покрасневшего от обычных объятий Чонхо вызывает сложноопределимую эмоцию, которая, кажется, как-то определяется через его лицо, потому что…

— Ты что, смеёшься надо мной? — в голосе демона прорывается обида, и Юнхо торопливо мотает головой.

— Ни в коем случае. Просто, возможно… возможно, я бы хотел обнимать тебя чаще. Если ты не против.

Кажется, будто Чонхо краснеет ещё гуще, и Юнхо начинает даже чувствовать себя виноватым. Совсем чуть-чуть, ровно настолько, чтобы ему самому стало неловко от этого.

— Правда оставишь квартиру?

Юнхо, подумав, кивает. Да, этот подарок был абсолютно неожиданным и почти некомфортным, но Чонхо, видимо, не имел в виду совсем ничего плохого. А научить демона дарить правильные подарки… будет интересным опытом.

— Просто в следующий раз так не делай, ладно? — он чуть улыбается и с силой сцепляет руки в замок. Чонхо хочется обнять снова, но делать это без его инициативы Юнхо не решается: вряд ли демону будет приятно. Интересно, он вообще с кем-нибудь там у себя обнимается, или приоритет власти и страха не даёт такой возможности?

— Если скажешь, как я могу поступать вместо этого, — Чонхо снова становится привычным ему демоном: приосанивается, закрывается и делает это своё непроницаемое лицо. Юнхо кивает ещё раз.

— Не знаю, как среди демонов, но среди людей… не принято дарить такие дорогие вещи, если только они не находятся в очень близких отношениях, — тянет он, осторожно подбирая слова, и садится обратно на кровать. — Обычно подарки преподносят лично, и они меньше, но это не значит, что менее приятные. 

Он вдруг понимает, что за всё время их  общения они не обсуждали это ни разу. Может быть, к слову не приходилось. А может быть, вдруг вспоминает Юнхо, демон просто каждый раз уводил тему в сторону — в сторону не менее интересных обсуждений, да, но личные взаимоотношения демонов, не связанных иерархически, неизменно им замалчивались, а сам он вопросов о таких отношениях у людей не задавал. Спустя несколько таких случаев Юнхо просто перестал это упоминать — может быть, Чонхо было неприятно или грустно о таком говорить, учитывая его собственное положение в обществе? Но теперь у Юнхо появилась другая догадка: это могло быть просто не принято у демонов. Может быть, поэтому они так легко приняли систему контрактов — потому что это было привычным для них взаимодействием.

— Я вижу, что тебе любопытно, — произносит вдруг Чонхо. — В твоем контракте все еще десять вопросов, если ты забыл. И я всё ещё готов сбиваться со счёта, если эти вопросы будут интересными.

Он едва уловимо улыбается, и Юнхо не может не ответить на эту улыбку.