Гласс открыл дверь своего кабинета.
— Ямете кудасай...
Гласс закрыл дверь своего кабинета. Он ничего не слышал и не видел. Саймон развернулся и зашагал прочь.
— Ой блять, Саймон, стой, я не конченый!
Саймон не оборачивался. Его кабинет был совершенно пуст, и из него не выскакивал никакой дико смеющийся Джек Брайт. Никто не смеялся вообще. Никакого смеха не существовало. Как и никакого Джека Брайта.
— Саймон! Саймон, стой!
Смирившись с тем, что подобные ужасы будут преследовать его до конца жизни, Гласс вздохнул и остановился, оборачиваясь.
— И вам доброе утро...
— Твоя улыбка пугает больше, чем мой долбоебизм, — почему-то радостно отметил Джек. — Кстати, у тебя такие красивые глаза...
— Как ваше здоровье, доктор? — решив в лоб игнорировать вообще всё, что только можно, поинтересовался Саймон.
— Заебись. И это... Колени у тебя... Пиздатые...
У Гласса было одновременно два желания: узнать, почему доктор Брайт внезапно откопал книгу с самыми неловкими подкатами, и никогда не узнавать, зачем он это сделал.
— Вы пришли немного раньше. Что-то случилось? Я не против, просто интересуюсь.
— Ты нашел новый способ борьбы с моим отсутствием мозга и чувства такта?
— Знаете, в последнее время появилось много способов борьбы со скукой. Например, оригами. Думаю, вам было бы интересно что-то подобное.
— Это такое мягкое "свали нахуй, хер моржовый"? — изогнув бровь уточнил Джек. — Твоя изворотливость граничит с гениальностью.
— Почему же граничит?
— Потому что ты как хлеб.
— Хлеб?
— Да, потому что короче... Хлеб... Ты хлеб, потому что... Ну, когда короче нет идей я... Бля, короче, твои родители случайно не хлеб? Иначе откуда у них такая крошка?
— Хлеб — это замечательно, хотя я бы отметил, что ваши вкусовые привычки не особо здоровы. Кстати, вы уже завтракали? Наша встреча была назначена так рано.
— Да еб твою мать, ты не можешь! — возмутился Брайт, поняв, что он наткнулся из гениальную стену гениальности психотерапевта.
Саймон едва слышно прыснул, все ещё сохраняя невозмутимую спокойную улыбку.
— Он ещё и ржёт!
— Нет, что вы, я не смеялся.
— Это я тут злодею-британец! Не ты, Гласс! Не ты!
Кто бы мог подумать: полное игнорирование не сработало, ровно как и разговоры, а такая детская тактика оказалась выигрышной. Смотря на то, как доктор что-то сердито бурчит, лишь иногда переходя на внятную, но все такую же недовольную речь, Гласс невольно отметил, что дразнить его довольно весело.
— В любом случае, заходите в кабинет, — попросил Саймон, первым делая шаг в свою некогда крепость. — Будете чай?
— Не, я свой принёс, — гордо помотал головой Джек, вытаскивая коробку и протягивая ее психотерапевту. — Твоя пакетированная бурда и меня, и тебя в могилу сведёт. Я должен привить своему возлюбленному вкус до свадьбы.
— Вы так любите чай? — спросил Гласс, забирая презент.
— Ну да. Я ж британец, в конце концов.
— Но вы говорите на американском английском?
— Я просто замудохался уже от того, что все шутят про это.
— Я рад узнать о вас что-то новое.
— Может, хочешь узнать о моих сексуальных предпочтениях?
— Вы любите розы?
— Нихуя себе, у тебя фетиши...
Расположившись за разговором на кушетке в несколько странной позе, Брайт стал рассматривать кабинет в перевернутой перспективе. Мельком глянув на него, Саймон, уже занятый завариванием чая, смог заметить под сползшими штанинами носки с резиновыми уточками. Отметив у себя лёгкую зависть, он вспомнил, что одежда Джека вообще всегда была довольно интересной: широкие футболки с вызывающими призывами свергнуть власть и совет пятых, символикой оккультной коалиции и магазина Додо, джинсы, испачканные и разъетые разными реактивами. У Гласса даже промелькнуло мимолётное желание однажды заявиться на работу в чем-то подобном, чтобы узнать, как на него будут после этого смотреть.
— Так как я отказываюсь вас лечить из-за личных причин, давайте побеседуем просто как знакомые, — будучи занятым заварником, предложил Саймон. — Согласны?
— Я огорчён, но тут, кажется, хуй что попишешь, — с лёгким сожалением признал Джек.
— Отлично. На повестке дня вопрос: почему я, а главное, какое плохое зло я вам сделал, — все же решился психотерапевт. Как говорил чей-то там дед: либо ты пинаешь корову, либо какой дурак говорит это как умную мысль.
— Ты не бросил попытки лечить меня, даже когда я вел себя как конченый мудак больше обычного, и не ударил после этого лопатой, — пожал плечами Брайт. — А ещё ты милый.
— Нельзя так быстро привязаться к человеку просто потому, что он не ударил вас лопатой, — вздохнул Саймон.
— Ну, все, кого я знаю, ударили бы. Я вообще только с мудаками знаком.
— И вот вообще никого нормального?
— Вообще.
— Ваша семья, коллеги, случайные встречные...
— Неа. Все бы отпиздили при первой возможности.
— Ну, если смотреть на то, как вы сопротивляетесь общению...
— Да не, они были мудаками ещё до того, как я стал... Параанальным.
— Пара... Так, ладно. Мне кажется, вы преувеличиваете, — разливая чай по кружкам, помотал головой Гласс.
— Да нет, — не особо весёлым голосом заметил Джек. — Типа, моя мать съебала в закат, бросив своих пятерых детей, мой отец съебал в закат ещё раньше, бросив жену и пятерых детей, эти пятеро детей те ещё чмошники: два заносчивых мудака, паренёк с синдромом Дауна, сука, что-то, что вообще вряд ли обладает интеллектом. Мы устраивали такие пиздиловки, что их пришлось маскировать под такие шутки как Марианская впадина. Ее вообще никогда не существовало до тысяча девятьсот девяносто восьмого.
— Что ж, семьи — это часто неудачный пример.
— В университете меня подставили, типа я спиздил телефон ректора. Это сделал мой старый знакомый, потому что я увел у него девушку. Короче, не поверил мне никто, потому что я всякую хуйню уже тогда мутил, а на то, что я вообще по сути тогда адекватный был, они забили.
— Неудачи случаются...
— Я пришел в фонд, и в первый рабочий день мой коллектив бросил меня как жертву какому-то богу крови.
— Вы тогда ещё не успели познакомится...
— Они сделали это второй раз год спустя.
— Неудачная выборка...
— Все мои друзья сбрасывали на меня всю бумажную волокиту, пока я не ебанулся и не сжёг их заживо.
— Стойте, вы сделали что? — Гласс обернулся, смотря на рассказчика.
— Как-то я завел семью и даже не изменял, а потом оказалось, что она из Длани Змея. Моя женушка спиздила секретные документы и съебала. Зато теперь у меня есть дочь и внук.
— Ну вот...
— Они оба пытались меня убить.
— Ну может хоть что-то... Ваши психотерапевты?!
— Один слил мои голые фотки...
***
— Да чёрт меня дери, ну не бывает такого!
Чай уже остыл, а Джек Брайт всё ещё рассказывал, каких мудаков он повстречал.
— Не, серьезно. Изнасиловал ёршиком, а потом вскрыл и имел в прямую кишку...
— Хватит! Остановитесь! Я так не могу!
Нет, Глассу тоже не особо везло в жизни на друзей, но даже у него была пара хороших знакомых, на которых в теории можно было положиться. А доктор Брайт... Шутил про то, как его изнасиловали гребаным ёршиком.
— Давайте проясним, — с надрывом вздохнул парень. — Вы решили, что я особенный, просто потому что я несклонен к насилию в любых формах и ситуациях, а также не отчаялся и решил продолжить попытки нормализовать отношения с вами даже в той страннейшей ситуации?! Это не доброта, доктор, это профессионализм и банальные черты характера, причем довольно популярные!
— Да не...
— Да, доктор! Уж не знаю, почему вам так не повезло, но в мире очень много таких людей, как я! Вы уверены, что причина лежит не в какой-то аномалии или вашей преждевременной агрессии в сторону собеседника?!
— Поверь мне, я много что менял, — вздохнул Брайт, отводя взгляд. — Но люди — хуи на блюде, готовые похоронить заживо без всяких сожалений. А ты...
— Какой я?! Я просто психотерапевт, который, о боже мой, просто психотерапевт! Ни граммом больше, ни граммом меньше!
— Ну да, спалил мне свою нычку и терпел весь месяц, пока валялся в больничном крыле.
— Да! Это то, что делает психотерапевт!
— Жертвует собой ради каждого пациента? Ну и зачем?
Саймон почувствовал тонкий укол в сердце и резко замолчал, успокоившись. Заметив это, доктор тут же нахмурился, чувствуя, что задел за живое. Тем не менее, Гласс быстро собрался и, словно читая лекцию, заговорил:
— Психотерапия и психотерапевты очень важны. Я знаю это... На личном опыте. Поэтому и хочу помочь. Конкретно вы здесь ни при чём.
Он поправил халат и запустил руки в карманы. Глаза парня бегали из стороны в сторону, однако, переведя дыхание, он снова натянул привычную улыбку.
— Извините, сам не знаю, что на меня нашло.
— Слушай... У тебя у самого друзья-то есть... Ой бля.
Увидев, как у Гласса задергался глаз, Джек почувствовал, что от него веет болью.
— А... Точно, твори родите...
— Давайте сменим тему и поговорим о вас.
— Погоди, а как...
— Если не о вас, то о погоде.
— Но мы в подземном...
— У вас такие интересные носки.
— Я тебя понял.
— И не надо смотреть на меня так. Я полноценный человек без близких друзей и семьи. То, что меня несколько огорчает их отсутствие, это всего лишь мелочь.
— Хорошо...
— И вы никому не расскажете об этом.
— Да мне некому...
— Никому.
— Лады.
Повисла тишина. Гласс отвернулся и смотрел куда-то в сторону, потирая переносицу, в то время как Брайт упёрся взглядом в пол.
— Значит, — все же заговорил он, — Не такой уж ты мальчик-одуванчик?
— Нет, просто... — Саймон сделал глубокий вдох. — Есть вещи, которые выбивают из колеи. У меня была нормальная семья, но родители скончались ввиду возраста. Близких друзей я не заводил, потому как после работы на общение не остаётся сил. Но никогда не спрашивайте меня о том, почему я этим занимаюсь, хорошо?
— Как скажешь, — обескураженно кивнул Брайт. — И все же, странно это.
— Знаете, вы тоже не такой уж сумасшедший доктор, как о вас говорят, вообще-то. Вы не бегаете с маниакальным смехом и бензопилами по зоне каждый четверг, насколько я знаю, да и характер у вас, если вы не взвинчены, вполне себе адекватный, знаете ли.
— Ну и какой же у меня характер?
— Давайте уточним. Я не ваш психотерапевт.
— Ага.
— Так вот: слегка заносчивый дурак с тонной самомнения, которое рушится, едва к нему проявляют теплоту, и тогда он становится ванильным до безобразия, самым простым и типичным, но всё ещё продолжает из себя что-то строить.
— То есть я по-твоему прост, как имбирная печенька, и просто притворяюсь?
— Возможно, у вас странные понятия о веселье, но да, в целом, вы именно такой.
— Нихуя себе...
— Рады?
— Разочарован.
— Добро пожаловать в мой клуб.
Джек наконец посмотрел на психотерапевта и хотел снова как ни в чем не бывало улыбнуться, однако не смог: с лица Гласса исчезло непробиваемое спокойствие, и теперь он выглядел то ли встревоженным, то ли уставшим. Не выдержав всего, что произошло, парень, тихо ругаясь, направился к своему креслу и плюхнулся в него, после чего перекинул ноги через один подлокотник и свесил голову с другого. Что бы он ни говорил и как бы прост ни был Джек, Саймон был проще: притворяться он не умел от слова совсем.
Брайт, который все ещё сидел в странной позе на кушетке, перевернулся и оказался на ней лежащим. После этого, немного подумав, он сел.
— Ты это... Ты как? — спросил он, ни на что особо не надеясь.
— Просто замечательно, — безэмоционально откликнулся Саймон.
— Не знаю, может тебя обнять? Как там утешают людей...
— Нет, все нормально.
— Уверен?
— Нет, черт побери, не уверен. Вообще не уверен.
Не зная, что было сарказмом, а что нет, Джек поднялся с места и подошёл к креслу с Глассом. Парень смотрел куда-то в потолок, словно не обращая внимания на доктора.
— На тебя больно смотреть. Дай мне себя обнять.
Саймон перевел взгляд на доктора и пару секунд рассматривал его. После этого он вытянул руки вверх со все тем же усталым выражением лица. Джек также осматривал представшую перед ним картину несколько мгновений, после чего, расценив позу для объятий как нихера не удобную, плюнул на все и ловким движением поднял на руки Гласса, который вообще не сопротивлялся.
— У вас колени трясутся.
— Бля. Должно было быть романтично.
— Вы провалились.
— Я заметил.
Поняв, что с человеком на руках могут ходить только люди, проводящие дни исключительно в спортзале, Брайт, озарённый гениальной мыслью, упал в освободившееся кресло и поджал Саймона к себе.
— Лучше? — спросил Джек, широко улыбнувшись.
— Нет. Я чувствую вину за то, что вам тяжело.
— Считай это местью.
— Месть должна приносить радость, а тут вы сами согласились.
— Ебаный в рот, нихуя себе...
— Ага, я тоже в шоке.
Тем не менее, Гласс обвил руками шею доктора и уткнулся в неё. У Джека не замерло сердце и пульс не участился вдвое, однако что-то теплое определено разлилось в его душе. Что-то мягкое и приятное, как будто на секунду мир сбавил обороты и остановился, оставив их вдвоём.
Ему хотелось, что это длилось чуть дольше: наверное, маленькую вечность.
— Саймон?
— М?
— Выходи за меня.
— Знаете, звёздное небо такое красивое.
— Хочешь, оно будет твоим?
— Когда-то я читал рассказ, где человек забрал звезду с неба и положил ее в банку.
— Если я притащу тебе настоящую звезду в банке, ты выйдешь за меня?
— Это невозможно физически?
— Вроде того.
— Я согласен.
— Хотя, знаешь, это слишком просто. Как насчёт звёзд, луны, и этой поганой планетки?
— Вы думаете, я откажусь?
— Замечательно. Уже хочу увидеть тебя в платье.
— Как же иногда хочется ударить вас.
— Лопатой?
— Лопатой.