Шоквейв перебирал сохранившиеся инструменты. Проходился когтями по затёртому металлу, стараясь лишний раз не думать. Не думать о том, насколько паршиво их нынешнее положение. Не вспоминать, что запасы энергона почти на нуле. Не прокручивать в процессоре одни и те же мысли снова и снова, предаваясь апатии и отчаянью. Но самое главное — не думать о тихом перестуке капель по крыше, от которого внутренние системы скручивало раскалённым жгутом, а искру испуганно дёргало.

Притушив оптику, ученый медленно провентилировал, стараясь унять прошедшую по корпусу дрожь. Тайком бросил взгляд на экран отключенного монитора. В отражении, где-то в противоположном углу комнаты мелькало размытое тёмное пятно — Хорон. Трёхрежимник метался между двух планшетников, время от времени делая заметки на третьем, задумчиво кусая губу и расхаживая из стороны в сторону. Тихо, едва слышно, словно крался.

Что-то заучивал. Шоквейв совсем недавно заметил очередную чудную привычку компаньона. Когда Хорон старался что-то выучить, он частенько нарезал круги по комнате, полностью уходя в размышления и не замечая ничего вокруг. Вот и сейчас нейтрал ушёл в свои мысли, не обращая на десептикона никакого внимания.

Шоквейв облегчённо стравил воздух, заставляя себя выпрямиться и расправить сведённые плечевые. Перевёл взгляд на зажатый в когтях инструмент и мысленно скривился. Тот едва заметно подрагивал.

"Это всего лишь неприятное погодное явление, успокойся. Дождь скоро пройдёт". — эти слова словно мантра, безостановочно прокручивались в процессоре. Мысленное утешение, заверение. Процессор понимал, что здесь, под крышей старой десептиконской станции, было безопасно. Но вот корпус считал иначе, системы работали на гране перехода в боевой режим и дёргали нейросеть. Нелогичное беспокойство. Беспричинный страх. Они не ушли после смены старого корпуса, лишь слегка притупились за прошедшие ворны.

И процессор, словно в издёвку игнорируя все команды отмены, раз за разом подкидывал старые, но такие яркие воспоминания. Капли кислоты стекающие по спинным сегментам, обжигают похлеще раскалённой плазмы, разъедая датчики и сенсоры. Корпус, сведенный судорогой, горел в агонии, медленно плавясь. Тогда ещё тонкая, лёгкая броня проседала, стекая вниз с шипением бурлящих потоков кислоты. Нейросеть коротит от болевых импульсов, а стоит первым каплям попасть во внутренние системы, как вокалайзер срывает от истошных криков. Его криков.

"Хватит". — учёный вздрагивает, едва не переломив инструмент на пополам и мотает шлемом.

Оптика начинает рябить, идя помехами, а воспоминания становятся всё ярче. Стук дождевых капель яростный и громкий. Вой ветра, холодный и неприветливый. Стегающего ржавой пылью по лицевой и крыльям, он забивает вентсистемы рыжей трухой. Ржавая буря встречает незваного гостя во всей красе, приветствуя раскатами грома и неоновыми вспышками кислотного шторма. Заброшенные руины, ставшие укрытием скрипят и стонут, вздрагивая от каждого порыва и грозятся похоронить живьём.

Искру сжимает ужас.

—...вейв... Шоквейв, ржа тебя пожри!

Шоквейв вздрагивает. Не то от крика под самым аудио, не то от чужого касания к манипулятору и лихорадочно мерцает оптикой. Вокруг всё те же серые, обшарпанные стены станции. Заставленный ящиками зал и мерцающие неоновые лампы, тихо потрескивающие в тишине. И стук капель. Частый, но глухой, где-то там, снаружи. За толстыми, крепкими стенами и не менее крепкой крышей.

Вентсистемы, не забитые пылью и ржавчиной с шумом втягивают воздух, отдающий запахом хранящихся в ящиках медикаментов и реагентов.

Лёгкое, но настойчивое касание выводит из оцепенения.

Хорон.

Напряжённо замерев рядом, вцепившись в подрагивающий манипулятор когтями и мигнув визором, нейтрал, казалось, всматривается прямо в алую линзу. Обычно свёрнутые эм-поля едва заметно касаются его собственных. И Шоквейв поддаётся, стараясь уцепиться за чужое спокойствие и уверения в безопасности. Перебить охвативший ужас и привести мысли в порядок.

Хорон молчит, не говоря ни слова, но не отходит, не отпускает. Замирает изваянием и ждёт, когда приступ паники окончательно схлынет. Лишь усиливает давление собственных эм-полей, успокаивая и приводя в норму чужие. Нейтрал не спрашивает, не задаёт ненужных вопросов, не пытается лезть в искру и Шоквейв благодарен ему за это. Благодарен за молчаливую поддержку и заверения в безопасности.

Так проходит один брим, другой, пятый.

Встопорщенные сегменты лиловой брони медленно опускаются, дёрганный цикл вентиляции приходит в норму. В аудио больше не стоит свист ветра и скрип древних руин. Образ Ржавого Моря перед оптикой размывается, медленно и нехотя отступая. Взамен напряжению приходит усталость, глухая и такая тяжёлая, что серво подкашиваются. В тот же клик его настойчиво подталкивают в бок, кивая на стоящее рядом кресло. Шоквейв не спорит. На это нет ни сил, ни желания.

Присев на потёртую обивку, десептикон в привычном жесте тянется к основанию антенн, растирая саднящий висок. Ещё пара бримов уходит на то, чтобы собрать разбежавшиеся мысли и привести процессор в порядок. Вентсистемы стравливают воздух с едва слышным шелестом.

— Отпустило? — Хорон говорит тихо, едва ли не шепотом. Всего одно слово, всего один вопрос и ничего больше.

— Да. — Шоквейв не врёт. Ему действительно легче, хотя стук капель снаружи всё ещё держит в напряжении.

Поднимая линзу и пересекаясь взглядом с алым визором, учёный теряется в словах, не зная, как завести разговор. И стоит ли вообще его заводить. Но это и не нужно. Чужие пальцы, до сих пор сжимавшие пластину манипулятора, расслабляют хватку, отпуская. Хорон, немного помедлив, словно обдумывая, разворачивается и уверенным шагом уходит в соседнюю комнату. Оставив растерянного десептикона в тишине.

А затем появляется снова, с жутким скрипом волоча по полу ещё одно кресло. Сиденье ставят рядом с терминалом, прямо напротив и снова пропадают из виду. Лишь для того, чтобы вернуться со стопкой планшетников. Шоквейв наблюдает за происходящим с напряжением и разгорающимся любопытством. Из десятка планшетников ему вручают один, всучив вместе с ним и стилус.

— Будешь экзаменатором. — серьёзно выдаёт нейтрал, плюхнувшись в притащенное только-что кресло.

С непониманием переводя взгляд на планшетник, десептикон на автомате проводит пальцем по экрану, активируя устройство. И медленно вчитывается. Пролистывает вниз, и ещё, и снова. Переводит взгляд на стопку планшеток на терминале, опознав в них медицинские учебники, разбавленные справочниками кибертронской анатомии. Опять пробегается оптикой по экрану. Это был целый сборник экзаменационных вопросов. Часть из которых когда-то составлял он сам. Задолго до войны.

В помещении повисает тишина.

А после льётся тихий, хриплый смех.

Шоквейв смеётся, качая шлемом и прикрывая линзу ладонью. Жалея лишь о том, что не может улыбнуться в ответ на чужую улыбку, растянувшую тонкие, светлые губы. А потому лишь мягко касается чужих эм-полей своими, благодаря.

Искру больше не сжимает беспокойство и страх.

Здесь безопасно.