Наутро я обернулся тыквой. Бесхозные следователи в отделении не валяются, быстренько припахали к внеплановому дежурству. За ночь, считай, часа полтора удалось вздремнуть, и то под утро. А вот Мелочь Сергеевна от криминалистов спустилась посвежевшая, аж завидно. Следом выплыла Марина Игоревна и поманила меня пальцем.

- Ваденька! – она приватно понизила голос, когда я подошел ближе. – Мы, конечно, нашли для Анечки лишнюю кружку и показали, где можно взять печенье, но знаешь… Девочке ее возраста и телосложения все-таки нужно здоровое питание.

Здрасьте, приехали. Я еще и за ее питанием следить должен?

- Марина Игоревна, но я-то…

- Ваденька, - на меня с укоризной смотрели глаза любящей бабушки, заставляя чувствовать себя злодеем, отжавшим конфетку у младенца. - Девочка со вчерашнего дня голодная. Хотя бы покажи ей «Столовку». Ты же видишь, какой характер: сама постесняется спросить.

Вот кому надо было контракт-то заключать!

«Столовкой» называлось кафе через дорогу, где по приемлемым ценам можно было быстро перехватить горячего. Оформлены они были под стать своему названию – в стиле школьных столовых прошлого века, да и ассортимент предлагали примерно соответствующий. Пока я мучительно раздумывал, как бы поделикатнее выяснить, входит ли кормежка в обязанности хозяина фамильяра, Мелочь Сергеевна осмотрелась, цапнула поднос и поспешила к раздаточной стойке. Похоже, и правда, проголодалась. Как выяснилось, в здоровое питание «девочки ее телосложения» входят запеканка со сгущенкой, молоко и пончики с джемом. Ну и кто после этого, спрашивается, третьеклассник? Я взял себе кофе, чтобы не сидеть за столом просто так.

От предложенной мной карты Мелочь Сергеевна отказалась, просто помотав головой, и расплатилась сама. Я взял себе на заметку позже спросить у Михалыча, положены ли ей какие-то суточные или что-нибудь в этом роде. «Столовка» - место недорогое, но постоянно тут питаться все же не дешево.

Для завтрака она выбрала столик в самом углу и села спиной к залу. Я впервые видел кого-то настолько робкого и зажатого. Немного поев и успокоившись (я прямо видел, как опускаются ее напряженные плечи), Мелочь Сергеевна попросила меня рассказать о деле, для которого ее пригласили.

Что ж. Рассказывать тут было о чем.

Первые два убийства произошли в разных концах города, а жертвами стали люди никак между собой не связанные. Убийц взяли с поличным над теплыми телами, потому никто и не подумал сопоставить эти дела: они выглядели как вполне себе раскрытые и переданные в архив. Сумбурные показания и странное поведение убийц списали на состояние аффекта и на том успокоились. Но третье убийство, случившееся на нашей территории, снял на камеру кто-то из случайных свидетелей. Видео просочилось в интернет и наделало много шума. Наглая тварь прямо в камеру заявила, что является подселенцем и намерена продолжать в том же духе.

«Другие» давно уже перестали быть частью реальной действительности. По улицам все еще ходили далекие потомки когда-то волшебных существ, писались бульварные романы и снимались блокбастеры, но в целом аллоантропы давно уже считались вымершими созданиями. Конечно, и теперь еще в нашей работе встречались девицы, чьим речам и взглядам было трудно сопротивляться, парни, сильнее обычного, или ушлые типы, угадывающие результаты ставок восемь раз из десяти, но в целом не происходило ничего, что требовало бы специальных средств и методов борьбы. Последний отдел полиции по делам аллоантропов был расформирован в столице почти сто лет назад за ненадобностью.

И тут такое.

У нас были жертвы, свидетели, показания, отпечатки, улики, даже видео. И все это никак не помогало поймать настоящего преступника, который бросал свои «орудия убийства» прямо на месте преступления и просто растворялся в воздухе. Потому-то Шидловский и придумал привлечь к охоте на подселенца ищейку-фамильяра.

Я так увлекся рассказом, что не заметил, что Мелочь Сергеевна давно уже гоняет крошки ножом по тарелке. Так что разговор мы продолжили по дороге обратно в отделение.

Лишняя шумиха вокруг возвращения аллоантропов никому не была нужна. Правительство подключило все доступные средства, и общественный резонанс быстро уняли. Но если произойдет четвертое убийство, так легко мы уже не отделаемся. Я в первую очередь точно не отделаюсь.

- Я смотрела то видео, - сказала Мелочь Сергеевна и взяла меня за руку, похоже совершенно не задумываясь, что делает.

Я немного оторопел, но руки не отнял. Жена, говорите? Больше похоже на то, что я внезапно сделался отцом-одиночкой.

- Такие ненормальные, как этот, отвратительны и опасны, - горячо продолжала Анюта. - И из-за них в опасности все остальные …

Кажется, я понимал, о чем она думает. Страх всегда порождает в людях ненависть, а с плодами этой ненависти работать приходится нам.

- Для этого мы здесь, - я ободряюще пожал ладошку в своей руке и в первый раз увидел, как это чудо улыбается.

В отделении мне пришлось завалить Мелочь Сергеевну бумагами и сломя голову унестись к Михалычу, который, оказывается, уже трижды меня вызывал и даже обещал снять башку. Пришли отчеты экспертов по состоянию «одержимцев» - тех, кого маньяк выбрал в убийцы. Все трое после убийства теряли сознание и были сильно дезориентированы в первые часы. Все трое абсолютно ничего не помнили о том, что произошло, и понятия не имели, зачем им понадобилось убивать едва знакомых людей. Но все это могло быть просто следствием эмоционального потрясения или других физиологических и психологических процессов в организме. Нам же нужно было подтвердить именно факт одержимости, поэтому я пригласил специалиста из института антропологии. Только у них еще остались приборы, способные определять «элементальный след», который оставляет в человеке подселение. Присланное экспертом заключение подтверждало, что такой след есть у всех трех задержанных, и след этот совершенно одинаковый. Теперь мне нужно было съездить в отделение, где заводили дело по первому убийству, переговорить с оперативниками, задержавшими одержимца, и  забрать документацию по делу.

Вернувшись в общий зал, я застал довольно печальную картину: Мелочь Сергеевна, потерянная и подавленная, пыталась слиться со спинкой стула и отгородиться бумагами от окружающей действительности. Вот же горе мое табельное. Кто ж тебя зашугал-то до такой степени? Пришлось снова идти на поклон к Марине Игоревне. А та и не возражала понянчиться еще немного.

Убедившись, что Мелочь Сергеевна в надежных руках и занята просмотром протоколов опросов свидетелей и отчетами экспертов, я выехал за бумагами. Меня немного мутило и голова была ватная - чего еще ожидать после бессонной ночи в моем-то возрасте. Но дело шло к концу рабочего дня, и я утешал себя тем, что совсем скоро можно будет сожрать что-нибудь особо калорийное, запить чем-нибудь погорячее и завалиться на диван с глупой киношкой, чистой совестью и пустой головой.

Утешений, правда, хватило ненадолго. Тупая боль, пережевывающая мозги, то и дело выбивала меня из реальности, а желудок перекочевал из брюха куда-то в горло и упорно пытался избавиться от бутера, перехваченного мною в обед. Оперативник, с которым я беседовал, встревожено спросил, здоров ли я.

Два и два сложились, когда из телефона раздался взволнованный голос Марины Игоревны:

- Ваденька, тут Анечке твоей плохо, но она требует, чтобы звонили тебе, а не в скорую!

«Вадим Михайлович, вам сказали, почему фамильяр должен быть рядом?»

Вы тупой, Вадим Михайлович. Вам ведь сказали. Но за недосыпом, суетой и рутиной эта «мелкая подробность» совершенно вылетела из головы. Теперь вот зато вернулась и выедает мозги чайной ложкой.

Сквозь муть и болезненные спазмы я все же сообразил, что в таком состоянии да сквозь вечерние пробки мне самому не добраться. Пришлось злоупотребить служебным положением и попросить местных оперов отвезти меня в отделение на служебке со спецсигналом. Объяснительную обещал взять на себя. На второй этаж к криминалистам меня затаскивал Шидловский. Кажется.

Очнулся я на диване в подсобке. На коленях у меня сидела дрожащая Анюта, уткнувшись в мою грудь мокрой щекой, а я прижимал к себе ее голову, гладил по спине и бормотал что-то бессвязное насчет «Все будет хорошо». Осознав, что творится прямо на рабочем месте, я бросил взгляд на дверь и с облегчением убедился, что она закрыта. Святой человек Марина Игоревна!

- Ты как, Анют?

Уловив в моем голосе нотки осознанности, Анюта дернулась в сторону, утерла рукавами щеки и снова превратилась в надутую Мелочь Сергеевну. Но в воротник прятаться не стала.

- Плохо! – буркнула она. – Чуть не убили меня.

Было б стыдно, даже если бы это была просто глупость. Ведь сам же вчера столько шумел по этому поводу. Но от мысли, что из-за моей глупости серьезно пострадал другой человек, на душе было совсем тошно. Как извиняться-то за такое?

- Прости идиота, а? Забыл. Забыл напрочь. Ты б хоть позвонила мне. Наверняка ведь раньше меня поняла, что происходит.

- Будто у меня еще номер есть.

По всем фронтам тупой. Идиот в квадрате.

- Ну хочешь, врежь мне.

- Да вы уже и сами, - Анюта неожиданно улыбнулась. - Справились.

«Не сердится», - бумкнуло в голове. И вдруг так захотелось сделать что-то хорошее для этого мелкого чуда. Чтобы она всегда вот так улыбалась, а не сворачивалась сухим листиком от каждого взгляда. В голове всплыли давешние планы на вечер.

- Поедем домой, Анют?

- Вы же говорили…

- Говорили и забыли. Разместимся. Раскладушку купим, еды закажем. И на работу оттуда ближе, чем из общаги. Поедешь?

Анюта кивнула, и камень свалился с моей души.

- Хочешь бургер? – выпалил я на радостях. - Или тортик. Купим, что любишь.

- Вадим Михайлович, я же не ребенок.

И смех у нее был красивый, колокольчиком. Всегда бы так!

- Знаешь, Анюта, я как-то привык уже, что Михалыч у нас – это начальство. Большой босс. Раз уж нас с тобой прибило всей этой мистической фигней, может, не будем церемониться?

 - Но это же всего на неделю.

- Вот неделю и не будем, - я снова протянул Анюте руку. – Жми уже, Мелочь Сергеевна. Начнем сначала.

На этот раз ладошка была теплой, а рукопожатие сердечным.

В конце концов, устроились мы не так уж и плохо. Раскладушку взяли в ТЦ, там же набрали еды на вынос целый пакет. И потом битый час, пыхтя и смеясь, пытались затолкать покупку на заднее сиденье моей старенькой Лады. Перестановку в комнате я придумал еще по дороге, в машине: если натянуть от окна до шкафа веревку и повесить на ней покрывало с дивана, получится почти полноценная комната для «табельной дочки».

Со всей этой суетой мы покончили только к ночи. И я был чертовски этому рад, потому что сил на смущение и неловкость у нас обоих уже просто не оставалось. Но, если честно, говорить кому-то «Спокойной ночи» и «Доброе утро» оказалось хоть и непривычно, а все же довольно приятно.