Они замечают огонек костра через две ночи. Тигнари подбирается — снова готов бежать и проверять. Хайтам придерживает его за плечо.

— Там несколько теней. Скорее всего это пустынники.

Тигнари кивает и щурит глаза — пытается разглядеть. Вперёд они идут медленно, осторожно. Кавех не может различить знакомую фигуру Сайно, зато насчитывает троих людей около костра. Вполне возможно, что там есть и другие. Пройти скрытно не удается — кто-то их замечает, Кавех слышит отрывистый громкий голос; пустынники вскакивает на ноги. Все-таки пятеро, двое вылезают из спальных мешков поодаль.

Рыжими всполохами костра отблескивают кромки мечей. Надо бежать, бежать пока не стало слишком поздно — вряд ли они побегут за ними.

Тигнари смотрит с холодным цепким прищуром, поднимает лук. Он же не собирается? Тигнари достает первую стрелу. Архонты, собирается. Стрела разбойников пролетает на расстоянии руки от колена Кавеха. Бездна их поглоти, их пятеро. Пять головорезов, которые плевать хотели на всех кроме себя и потенциальной наживы. Пять пустынников, которым убивать вот таких случайных путников не впервой.

Вторая стрела падает в тёмный песок в шаге от ноги Хайтама. А следом за ней в их сторону летят крик и ругань. Кавех поражённо смотрит на Тигнари. Тот снова натягивает тетиву, и, кажется, совсем не переживает о том, что он только что выстрелил в человека. Не насмерть, судя по крикам, но все равно. Кавех никогда не убивал. Хайтам насчет себя не рассказывал, но это Хайтам, и за его широкими плечами прячется слишком много. А Тигнари — Тигнари всегда казался слишком добрым и миролюбивым. Возможно, он и был таким до этой чурловой пустыни.

Он отпускает тетиву, и Кавех снова слышит крик. В этот раз женский.

— Ты, — Кавех слышит, как срывается в ужасе его собственный голос.

— Не мешай ему целиться, — Хайтам кладет руку на плечо, почти шепчет.

— Но...

— Они убили бы нас и не повели бы бровью.

— Но Тигнари... — если бы у Кавеха были такие же уши, как и у Тигнари, он бы сейчас прижал их к голове. Ещё один крик. А потом голос Тигнари, холодный, уверенный, четкий и громкий. 

— Мы вас не убьём. Никого из вас, пока вы не сделаете хоть шаг. Лучше положите свое оружие. Тому из вас, кто поднимет лук, я прострелю горло.

Такого Тигнари Кавеху никогда не хотелось бы видеть.

Такой Тигнари ни капли не похож на того человека — ну ладно, по большей части человека, — с которым они так часто пили травяной чай на деревянной террасе, совершенно не похож на того, кто с мягкой улыбкой смотрел на то, как Сайно в очередной раз выигрывает их в карточном бою, совершенно не похож на собранного, уверенного в своих действиях врача.

Такого Тигнари Кавех боится.

— Хайтам, Кавех, свяжите их, — Тигнари к пустынникам близко не подходит, стоит в стороне — чтобы выстрелить в любого при первой необходимости. «Необходимость» Кавеху не нравится. — Не очень крепко, мы же не звери.

Хайтам снова смотрит с прищуром, снова сжимает челюсти. У них обоих от отблесков огня лица кажутся острее и опаснее. Кавех покорно выискивает веревку в пожитках пустынников, а Тигнари все еще стоит с луком наизготовку и ждет, пока они обездвижат всех.

— Я оставлю рядом с вами ваше оружие. Через пару часов вы справитесь с веревками, но если вы пойдете за нами — я вас убью, — не угрожает, просто ставит в известность. «Если ты не будешь обрабатывать это рану так, как я сказал, то ты умрешь от заражения крови». «Если не будешь принимать эту микстуру по два раза в день, то через пару недель выплюнешь свои собственные легкие». Он наконец-то опускает лук, слава Архонтам, и Кавех наконец находит в себе силы выдохнуть.

Аль-Хайтам крепко держит меч и явно готов снести кому-нибудь голову, стоит только Тигнари кивнуть. Кавех делает шаг назад.

Тигнари вручает ему еды из припасов пустынников, достает из чьей-то сумки бинты и лекарства.

Уверенно и твердо вынимает стрелы и обрабатывает раны, которые сам и нанес. Самый ближний пустынник к Кавеху ловит его взгляд — и там намешано столько всего, что разобрать выходит только основное: непонимание, шок, ужас. Кавех едва заметно ему кивает. Он чувствует тоже самое.

Вместо привычной зелени от золотистых искр костра в глазах Тигнари неумолимые холодные рубины. Кавех видел пару раз такой взгляд и у Сайно, но от Тигнари он такого не ожидал.

— Может быть, кто-то из вас видел человека? Беловолосый, в черном шлеме. Тот самый пустынный шакал, о котором у вас ходят байки. Если не видели, то я ничего вам не сделаю. Мне нужна правда.

Четверо синхронно качают головами. А тот, самый ближний, чуть хмурится. Голос у него робкий и сипящий, хотя он-то как раз обошелся без стрелы в ноге или руке.

— Он невысокий? — Тигнари медленно и недоверчиво кивает. — Я не видел шлема, только... у него два посоха? — в этот раз хмурится уже Тигнари.

— Один, но...

— Он опирался на два посоха. И шел странно, волоча ноги.

— Какого чурла ты не сказал, что кого-то видел? — женщина — та самая, закричавшая второй, с перевязанной рукой и косами по плечам говорит резко и злобно.

— Это было пару ночей назад. Я был дозорным.

— Что непонятного было в моих словах? — она явно тут за главную. В холодной расчетливой жестокости она, пожалуй, может сравниться со взглядом этого нового, незнакомого до сих пор Тигнари. — Если видишь кого-то — буди всех.

 — Он был далеко. Я вообще подумал, что это хиличурл или какой-то зверь. И приближаться он не собирался. Я не уверен, что это был человек, клянусь, — если бы у него были сейчас развязаны руки, он бы поднял их ладонями вверх. На остальных он не смотрит — только на Тигнари, как будто умоляет не убивать его за возможную ошибку. — Пожалуйста. Я больше ничего не видел.

— Куда он шел?

— На юго-запад. Там есть оазис, небольшой, но мне показалось, что он двигается в ту сторону. Клянусь Архонтами, я ничего больше не могу сказать.

Хайтам молча достает карту, раскладывает её перед ним, смотрит — пытается сориентироваться. Потом указывает на один из оазисов.

— Этот? — пустынник внимательно смотрит, качает головой.

— Западнее. Да, вот этот. Он ближе. Мне показалось, что он идет целенаправленно.

Тигнари дергает ушами, потом смотрит на небо.

— Сколько туда идти?

Хайтам хмурит брови, что-то прикидывает.

— Часов восемь, — говорят сразу три голоса — пустынники явно пытаются отогнать их от себя как можно быстрее, и в этом Кавех их винить не может.

Хайтам согласно кивает.

— Примерно столько.

— Пойдем.

— Завтра к вечеру дойдем. Отлично.

Тигнари хмыкает.

— Нет. Дойдем сегодня.

— До рассвета часа три.

— Мне плевать.

***

До самого рассвета они не останавливаются ни разу.

Кавех, на самом деле, почти готов упасть от усталости прямо здесь. Хайтам, судя по его походке, тоже. Только Тигнари упрямо идет вперед. Пытается пройти как можно дальше до жары — а ведь остановиться им всё равно придется.

Когда солнце начинает ощутимо печь спину, Хайтам просто бросает сумку на песок.

— Привал, — говорит так твердо, что даже Тигнари в своем упрямом безумии слушается. Послушно берет галеты из руки аль-Хайтама, послушно делает несколько глотков из бурдюка. — Через час мы остановимся до вечера.

Тигнари ощетинивается.

— Нам идти еще часа три. Дойдем сейчас.

Хайтам складывает руки на груди.

— Начнется самое пекло. Ты не дойдешь.

Тигнари нехорошо ухмыляется.

— Да? А что ты сделаешь, чтобы я туда не пошел? Свяжешь? — Хайтам закатывает глаза. — Если хотите, оставайтесь. Я как-нибудь сам справлюсь.

— Это может быть не Сайно. Тот пустынник мог соврать.

Тигнари ухмыляется еще опаснее.

— Но проверить-то надо.

Кавеху кажется, что если они с Хайтамом попробуют сейчас его остановить, то оба останутся с прострелянными ногами. Кавех выдыхает. Весь остаток ночи он от этой мысли отделаться не мог.

— Тигнари... Ты действительно мог убить их?

Тигнари поворачивается на него, и в его глазах ответ «да» можно прочитать так же ясно, как обозначение сторон света на аль-Хайтамовой карте. Он опускает взгляд, вертит в руках надкушенную галету.

— Несколько раз мне уже приходилось, — у Кавеха перехватывает дыхание. Тигнари прикусывает губу. — Несколько раз на меня набрасывались браконьеры, которые не собирались останавливаться. У меня не было выбора.

Кавеху хочется закричать: «Но сейчас-то он у тебя был!», но только стискивает кулаки. Тигнари все-таки их не убил — только ранил. И даже обработал потом эти самые раны.

Насколько же далеко он готов зайти ради Сайно — Кавех все эти дни это знал, но сейчас это понимание поднимает за ребрами личную песчаную бурю. Он действительно полез бы за ним в саму Бездну. Кавех почти уверен, что он бы так не смог.

— Они бы нас убили. Тигнари прав, — у Хайтама уставший голос и босые ноги. Сапоги он вытряхнул раньше, чем приступил к перекусу. — Он сказал, что видел кого-то две ночи назад. Если это действительно был Сайно, а я в этом сомневаюсь, — говорит с железным нажимом. — То он мог уже уйти дальше, — он молчит, смотрит на Тигнари — решительного, стойкого, явно не собирающегося сдаваться вот так просто. Вздыхает. — Ладно, мы пойдем дальше. Но как только ты упадешь, мы останавливаемся до вечера.

Тигнари кивает с облегчением и в пару больших укусов управляется с галетой.

У Кавеха, вообще-то, урчит желудок — он надеялся, что они поедят нормально — и ноги явно недовольны каждым новым шагом, но он все равно идет за Тигнари. Перехватывает взгляд Хайтама и натыкается там на такую же обреченную усталость. Пытается улыбнуться — губы как будто сводит судорогой. Коротко проводит ладонью по его запястью. Идти как будто становится немного проще, правда совсем ненадолго.

Кавех с каждой секундой всё больше подло надеется, что Тигнари от жары свалится — но он то ли привык к пустынной температуре настолько, что уже может находится под почти что полуденным солнцем, то ли идет на чистой силе упрямства и надежды.

Кавех старается не гадать, что они обнаружат в том оазисе, но воображение все равно подкидывает слишком реалистичные образы: Сайно, укрытый крыльями сытых стервятников, знакомое копье рядом с крокодилом, полудохлый хиличурл, который почему-то оказался в одиночестве. С каждой минутой становится все жарче. Кавех, кажется, сейчас упадет сам, но что-то ему подсказывает, что Тигнари не обратит на это внимания и просто пойдет дальше.

Он почти не верит, когда видит за маревом жара что-то зеленое. И Архонты, как он надеется, что это не мираж. Тигнари садится на песок, снимает с пояса бурдюк, делает несколько глотков.

— Остановимся? — Кавех сам слышит, что его голос звучит нерешительно и устало до той степени, когда это начинает походить на истощение.

Хайтам недовольно вздыхает.

— А смысл уже? Тут уже совсем близко. Придется дойти, — Тигнари согласно кивает. Судя по всему, именно на это он и рассчитывал.

Последний километр Кавехом ощущается как двадцать; последние сто метров как добрые три мили.

Хайтам тихо бормочет «ну наконец-то», наступая на первую травинку оазиса, но осекается. Тигнари порывисто вздыхает — звук больше походит на надрывное рыдание.

Там, совсем близко к воде, под тенью раскидистой пальмы, они наконец-то находят Сайно.