Отыскав в королевском саду укромный уголок, Теодор усадил Одиллию на скамейку, сам опустился рядом. Некоторое время он не решался заговорить. Он откашливался и смущённо отводил глаза, но это выглядело не как милая, трогательная неловкость робкого влюблённого, а скорее как неловкость человека, собирающегося попросить денег в долг. Одиллия смотрела на Теодора безучастно, отрешённо. Ей было всё равно, о чём он собрался с ней говорить. Хотелось побыстрее со всем покончить и уйти куда глаза глядят.

— Я рад, что мы помогли восстановить справедливость, — начал он, наконец.

Одиллия молча кивнула. Вновь кашлянув, Теодор продолжал:

— Я думаю, ты понимаешь, что предложить тебе руку и сердце я не могу…

— Потому что я уже замужем? — подсказала Одиллия равнодушно.

Теодор помотал головой.

— Нет, дело не в этом. Ты сама говорила, что ваш брак – чистая формальность. Кроме того, твой муж – преступник. Если он решит вернуться и предъявить права на тебя, его поймают и казнят. Можешь считать его мертвецом, а себя – вдовой. Я думаю, если бы мы всё это объяснили епископу, он признал бы твой брак с колдуном недействительным и разрешил бы нам с тобой обвенчаться. Но я сам этого не хочу. Не обижайся, но я понял, что был влюблён не в тебя, не в Одиллию, а в мнимую Одетт. Та, кого я любил, исчезла навеки теперь, когда чары Ротбарта развеялись.

— Да я и не просилась за тебя замуж, — заметила Одиллия холодно. — Не знаю, зачем ты заговорил об этом.

Она поймала себя на мысли, что слова Теодора нисколько её не ранили. «Неужели мне ещё вчера казалось, что я в него влюблена? — подумала она, сама себе удивляясь. — Кажется, что это было не со мной. Теперь я ничего к нему не чувствую».

— Дай мне закончить, — попросил Теодор. — Так вот, я не могу на тебе жениться, но и бросать тебя на произвол судьбы я тоже не хочу. Я чувствую за тебя ответственность. Это ведь я лишил тебя королевской власти. Теперь тебе некуда идти. Я не хочу, чтобы ты оказалась на улице. Я знаю, что не обязан тебе помогать, но мы всё-таки не совсем чужие, мы были друзьями детства, и здесь, в замке, много времени проводили вместе… В общем, я готов тебя содержать, пока ты не найдёшь себе работу или нового мужа. Я не так уж богат, но вполне способен прокормить нас двоих. Я по-прежнему остаюсь придворным музыкантом, получаю жалованье, кроме того, королевская семья обещала щедро наградить меня за помощь. Не подумай, что я тебя в любовницы зову. Ничего такого я от тебя не потребую. Живи у меня и ешь за мой счёт просто так, пока не найдёшь себе места получше.

Одиллия покачала головой.   

— Спасибо за предложение, но я откажусь. Лучше уж я снова буду скитаться, чем стану приживалкой, комнатной собачонкой, которую кормят из жалости.

— А Ротбарт тебя не в роли комнатной собачонки держал? — вспыхнул Теодор. Он выглядел уязвлённым. Должно быть, он ожидал, что она примет его предложение со слезами благодарности.

— Ты ничего не можешь об этом знать, — процедила Одиллия надменно, сохраняя холодное выражение лица, хотя внутри неё заклокотал гнев.

— Я понял, — резко бросил Теодор, вскочив со скамейки. — Ты всё-таки любишь Ротбарта и собираешься его искать. И это после всего, что он наворотил!

— Это уж моё дело, — отозвалась Одиллия сухо. Ей не хотелось ничего объяснять Теодору. Хотелось просто уйти скорее.

— Мне тебя жаль. Слепая, безумная… Я тебя спасти хотел, а ты…

Одиллия поднялась со скамейки. 

— Я не нуждаюсь в твоей жалости, — сказала она с достоинством. — Спасибо тебе за всё хорошее, а сейчас нам пора попрощаться.

Она поспешила прочь, не в силах продолжать беседу. Теодор звал её, но она не оглянулась. Догонять её он не стал.