В этот раз пробуждение оказалось не столь приятным. Все кости ныли, словно их раздробили на мелкие кусочки, а потом кое-как склеили обратно. Голова болела, пронзаемая тысячью иголок одновременно. Но хуже всего было дышать — что-то сдавливало горло, и каждый мучительный вдох сопровождал не менее болезненный выдох. Стайлз ощущал, как лёгкие расширяются, когда горячий воздух проникает в них, и как стенки жизненно-важного органа холодеют, сужаясь.

Стилински не сразу понял, что сидит; на осознание этого, кажется, ушло не меньше часа. Ноги ужасно затекли, задница болела, но шевелиться было неудобно - мышцы ног тут же сводило судорогой. Стайлз не мог открыть глаза, хотел, но не мог. Его веки словно сшили и теперь их никогда не разлепить.

А потом пришла она — жажда, что хуже смерти. Потрескавшиеся губы были приоткрыты, во рту ощущалась сухость и что-то животное, идущее из глубины души, казалось, сворачивает его всего, скручивает, пронзает сознание.

Так похоже на голод, но Стайлз был уверен, что это именно жажда. В бессилии хотелось дёргаться, царапать что-нибудь ногтями, просто ломать, уничтожать, губить... В разрушении чувствовалось успокоение. Понадобилось приложить немало сил, чтобы дёрнуться, но стальные оковы только сильнее врезались в кожу.

— Чёрт! — чуть ли не взвыл Стилински, чувствуя, как злость разливается по клеточкам кожи, придавая сил обессилевшему телу. Стайлз резко распахнул глаза, но увидел только темноту.

Он подался вперёд, но ощутил стальные кандалы на руках, ногах и шее. Это привело его в бешенство! Стилински почувствовал себя собакой на привязи и был готов взвыть в несвойственном ему приступе гнева. Он никак не мог понять того, что происходит, да и не смог бы в этот момент. Всё тело изнывало от боли, жажда прожигала все внутренности, разум подчинялся инстинкту и Стайлз нервно клацал челюстью, слушая, как стукаются зубы, создавая громкий, страшный звук. Будь тут кто-нибудь поблизости, хоть кто-нибудь... Почему рядом никого нет, когда он так голоден?

— Питер, — первое имя, что всплыло у него в голове. Собственный голос был похож на пожухшую листву — сухой, чуть хрипловатый, померкший.

Стайлз зажмурился и стукнулся головой о стену, дёргая руками и тихо рыча. Как он сюда попал? Кто посмел приковать его? А потом в памяти всплыл момент предательства Хейла, и Стилински, громко и надрывно, совершенно по-волчьи, взвыв, клацнул челюстью.

О, будь бы сейчас тут Питер, он бы разорвал его на кусочки, упиваясь горячей кровью! Как он мог? Как он мог укусить его после всего... всего... Стилински дёрнулся, понемногу остывая. Это были не его чувства и не его эмоции. Он думал... как волк? Неужели Хейлу удалось его обратить? Неужели теперь...

— Питер, пожалуйста, — жалобно заскулил Стилински, кусая губы и мотая головой, словно мог отогнать этот кошмар. — Я голоден, Питер, я испытываю ужасную жажду и не понимаю, что со мной... Мне больно, мне плохо, я тебя ненавижу... Слышишь, Хейл, я тебя ненавижу!

Стайлз вновь дёрнулся вперёд, с намерением вырваться, разорвать стальные цепи и убежать. Куда-нибудь далеко, где он точно будет в безопасности. А тут... где он вообще? Его по инерции потянуло назад и Стилински спиной ударился о стену, сползая вниз.

Стайлз напряг глаза и рассмотрел тёмные контуры. Это был явно какой-то подвал. Стояли какие-то шкафы, что-то ещё, пахло плесенью и сыростью, а ещё чем-то горелым. Если рассуждать здраво, логично, его явно приковал Питер и он должен находиться в доме Хейлов. Но неужели никто с супер-слухом его не слышит?

— Дерек! Айзек! — что есть мочи заголосил Стилински. — Немедленно тащите свои задницы сюда и освободите меня, а ты, Питер, лучше не попадайся мне на глаза, мерзавец!

Словно весь мир отвернулся от него. Никто так и не пришёл, а ему хотелось лезть на стену! Стайлз не знал, сколько времени он провёл тут, пока не услышал чьи-то осторожные шаги. Он настолько привык к тишине, что подумал будто это ему уже кажется. Но шаги становились громче, кто-то повернул ручку и дверь с тихим скрипом открылась. Неяркий свет упал на ступени, но Стилински он показался ослепляющим, и Стайлз поспешил закрыть глаза, что-то недовольно бурча себе под нос.

— Тихо-тихо, всё в порядке, — ласково прозвучал голос Питера, когда он прикрыл за собой дверь.

Стилински взвыл, устремляясь вперёд, желая порвать мужчину на кусочки, разорвать его и съесть! Он был голоден, или же умирал от жажды, он уже сам не понимал, что именно чувствует... Но совершенно точно ему хотелось одного — убить Хейла.

— Надо было сделать их ещё короче, — смотрели на него осуждающе красные глаза альфы. — Ты совсем себя не бережёшь, Стайлз. Ты хоть понимаешь, что происходит?

— Ненавижу, — через рычание доносились до Хейла обрывки слов: — Вина... зачем... не хочу... Ненавижу!

— Успокойся, и мы с тобой обсудим всё, — Питер присел перед Стилински на корточки.

Но Стайлз продолжал метаться, цепи натягивались и звенели, а Стилински полностью отдался своим инстинктам и желаниям. Ему было плевать на то, что он теперь из себя представляет. Боль жгла изнутри, обжигая лёгкие кислородом. Ничего не хотелось ни понимать, ни обсуждать. Теперь всё это уже не имеет никакого смысла!

— Стайлз, если ты будешь так же себя вести, я встану и выйду, а ты вновь останешься один до тех пор, пока я не увижу, что ты понимаешь то, что я говорю. Всё зависит только от тебя, — мягко предупредил Хейл.

Стилински взвыл, продолжая свои тщетные попытки дотянуться до альфы. Питер тяжело выдохнул, пряча лицо в руках, а затем, отняв ладони, выпрямился, собираясь покинуть Стайлза. За эти дни он почти потерял надежду на то, что этот парень сможет его понять. Стайлз словно потерял всё человеческое в себе, внешне без изменений, став полностью зверем в душе. Питер должен был предвидеть это раньше. 

— Не уходи, — чуть ли не плача, наконец обессиленно прошептал Стилински, прижимаясь к стене спиной, чувствуя, как слёзы текут по щекам. — Питер, я не хочу оставаться один...

— Стайлз? — Хейл обернулся. — Скажи ещё что-нибудь, Стайлз, всё что угодно.

— Что со мной, Питер? — Стилински уткнулся лицом в свои колени и его было трудно расслышать, но Хейлу для этого не стоило прикладывать много усилий. — Я так зол, постоянно злюсь, мне хочется кого-нибудь убить... тебя убить. Разве при обращении происходит такое? Или это потому, что у меня совсем нет воли? Зачем ты сделал это со мной, Питер? Я уже не я. Я не уверен в том, кто я. Мне кажется, что я не Стайлз, что это имя принадлежит совершенно другому человеку и мне ужасно страшно... Я могу иногда видеть в темноте, но обычно перед моими глазами постоянная непроглядная мгла. И мне страшно в ней, Питер. Зачем ты мучаешь меня? Просто убей, будь хотя бы раз милосердным...

— Тшшш, всё в порядке, — Хейл присел с ним совсем рядом, обнимая и нежно поглаживая по спине. — Ты это переживёшь. Сила Девкалиона не даёт тебе нормально обратиться. Я думал, что после того, как мы заключим союз официально, то тебе будет легче. Но всё в порядке, Стайлз, твой разум стал проясняться и ты можешь понимать меня, а это главное.

— Не надо, отойди, — Стилински попытался отстраниться. — Не подходи, Питер, мне хочется убить тебя. Я слышу биение твоего сердца намного громче твоих слов и это так кружит голову. Я не смогу сдержаться. 

— Стайлз, всё будет хорошо, я помогу тебе. Но всё будет тщетно, если ты сам не будешь бороться. Ты должен верить мне, Стайлз, потому что кроме меня у тебя никого не осталось, — взяв его лицо в свои руки и приблизившись так, что их носы почти соприкоснулись, зашептал Питер. — Скотт был здесь и видел тебя таким. Как думаешь, какая именно была реакция у твоего лучшего друга?

— Скотт... что? — рассеянно переспросил Стилински.

— О да, твой лучший друг был здесь. Он пытался как-то помочь тебе, придумать план, как вернуть тебе человеческий разум, а когда я рассказал ему правду, то он отвернулся от тебя, Стайлз. Скотт так и сказал: «Если он твоя пара, то ты о нём и позаботишься».

— Нет, ты врёшь! — попытался отстраниться Стилински.

— Вру? Ты так думаешь? — усмехнулся Хейл. — Ты слышишь моё сердце. Оно стучит так громко, что перекрывает мои слова. Не ты ли так говорил? Так скажи мне — вру я или нет?

Стайлз поджал губы, но ничего не ответил. По его щекам потекли слёзы. Он слышал сердце Питера и знал — он не врёт. Неужели МакКолл и вправду отвернулся от него? И это после того, как он, Стайлз, был всегда рядом в трудную минуту? Хорош друг, ничего не скажешь! А отец? Нет, он явно ничего об этом не знает и это к лучшему...

— Когда ты меня освободишь? — тихо спросил Стилински.

— После полнолуния, — Хейл поднялся. — Осталось совсем немного, Стайлз, и ты сможешь это контролировать. Поверь мне, я не буду тебя обманывать, потому что ты моя пара.

— Ты меня укусил, — осклабился Стилински.

— Ты не хотел обращаться, — пожал плечами Питер. — Ты бы умер, если бы не обратился. Хотя ты и сейчас не обращён. Я принесу тебе поесть, а ты посиди здесь тихо и постарайся не лезть на стену.

Стайлз поджал губы и отвернулся. Он только сейчас заметил, что рядом с Питером ему было спокойно и не так уж хотелось перегрызать ему глотку. Возможно это из-за того, что они пара? Но в душе было пусто... Скотт его предал. После того, через что они вместе прошли, его лучший друг просто отвернулся от него! Разве это возможно?

— Я не верю тебе, Питер, — возводя глаза к потолку, тихо шепнул Стилински, зная, что его слова услышит его пара. Нет, после такого предательства он просто отказывается верить в слова Хейла, но Скотт... разве сердце Питера могло его обмануть?