Помещение просторное, но заполнено шатрами, собачьими домиками, самими собаками и их хозяевами. Судьи сидят за длинными деревянными столами и скучают за бумагами. Владельцы готовят питомцев к соревнованиям: пробегают по фиолетовым дорожкам короткие дистанции, отдают мастерам на груминг и одаривают моральной поддержкой в виде поглаживаний и поцелуйчиков.

Сяо неуютно. Он мрачно поглядывает на людей вокруг. Одно дело — бороздить с Раю, единственной и неповторимой, просторы парка, воображая себя мореплавателями в изумрудном океане; другое — наблюдать, как преисполненные смешной гордости хозяева трясутся над каждой пылинкой на шерсти их собаки. Спортивный азарт, оценивание пород — Сяо ничего в этом не понимает. Но привёл сюда Рейзора, рассчитывая, что тот точно найдёт, на что посмотреть.

Так оно и случается. У Рейзора горят глаза. Сяо уже научился отличать оттенки настроения чудного друга по еле заметным переменам в теле и взгляде и клянётся, что никогда не видел его счастливее. И наблюдать за таким Рейзором увлекательней, чем всё происходящее на выставке. Сяо не жалеет, что пришёл.

Они расхаживают по залу. Количество различных пород изумляет, но Рейзор как будто знает их все и комментирует особей, которые цепляют его внимание.

— Американский Булли, эксель, — бормочет Рейзор, останавливаясь рядом с крупной темной собакой. — Шестьдесят килограммов. Не может быть.

Любой бы кто прошёл мимо, счел бы сказанное за сарказм, но Сяо распознаёт даже равнодушную интонацию — его спутник правда удивлён.

— Много? — уточняет Сяо.

— Он гигант.

Рейзор слегка задерживается перед псом, любовно его оглядывая, и двигается дальше.

Они уходят с выставки спустя час, посмотрев всего одно состязание. Снаружи солнце расползлось лучами по светлому небу, но воздух остыл и стал тяжёлым. По крайней мере духота, обволакивающая, словно жир, осталась позади.

Сяо усаживает чуть ли не плачущего друга на скамейку, а сам садится на другой край. Сегодня он узнал, что Рейзор не переносит шумные скопления. Сначала он не на шутку разнервничался, когда минуту не мог достучаться до друга, выпавшего из мира под аплодисменты и улюлюканья зала. Но природное самообладание в экстренных ситуациях позволили взять себя в руки и эвакуироваться из потенциально опасного здания. И теперь Сяо размышлял, верна ли его догадка, попутно приказывая учащённому сердцебиению умерить свой пыл.

Когда оно наконец начинает слушаться, Сяо возвращает внимание к пострадавшему. Тот лежит на скамейке, свернувшись в клубок, и повернувшись к спинке.

— Не дыши часто, постарайся дышать медленнее, — Сяо страдал паническими атаками, и первым делом ему помогало восстановить дыхание.

Он встаёт, обходит скамейку и, сев на корточки, протягивает руку к Рейзору, словно тот раненный котёнок, чтобы погладить по волосам — в прошлый раз сработало. Он предельно ласков — насколько позволяет физика, но Рейзор всё равно сжимается сильнее, чтобы уйти от прикосновения. И это отстранение ранит сильнее, чем могло бы, хотя это самая неподходящая сейчас реакция. Ладно, тогда Сяо просто будет рядом, чтобы отогнать змеиным взглядом грубых любопытных прохожих.

Благо, этих прохожих нет вовсе. Сяо не считает, сколько времени прошло. На дворе февраль, и он то и дело озаряется на смирно лежачего Рейзора, чтобы выяснить, не помер ли тот. Но даже дрожь, возникшая от напряжения, стихла, а от холода, видимо, ещё не появилась. Его плечи едва поднимаются от глубоких вздохов и так же незаметно опускаются. Шапка-ушанка сползла и смешно висит на голове. Но неприкрытые уши не окрасились ни в один оттенок розового, словно холод им не помеха. Да, чувствительность Рейзора поражает. Этот трогательный мальчик может всколыхнуться от единого неверного звука, но низкой температуры для него не существует. Интересно, к поцелуям уши Рейзора так же равнодушны.

Насколько нагло думать об этом?

Насколько позволительно вообще думать о них с Рейзором вместе. Сяо не хочет зацикливаться на чувствах, непонятных и проступающих против воли и не желая покидать, но возвращается к ним неизменно, глядя на друга. И «друг» звучит как нечто инопланетное и неправильное — Сяо чувствует себя неправильным от того, что хочет зачеркнуть одно слово другим.

Он мгновенно потухает и упирает взгляд в землю, где грязь смешалась со снегом.

* * *

Когда Рейзор приходит в себя, Сяо таки забирает его домой, чтобы отпоить горячим чаем и убедиться, что тот не рухнет с ног, прежде чем вернуть семье.

Пока Сяо возится на кухне, бабушка смотрит сериал в гостиной, а Рейзор играет с Раю.

— Только не давай ей ничего со стола, как бы она ни просила.

— Естественно, не дам. Хотя так хочется. Ей сложно отказать, — Рейзор сюсюкается с собакой и гладит её, как ребёнок, восторженный новой плюшевой игрушкой. Невероятное зрелище, благодаря которому Сяо приходит к мысли, что лучше бы было привести его сразу домой, а не на злосчастную выставку.

— Иногда мне кажется, что ты дружишь со мной только чтобы видеться с моей собакой, — шутит Сяо. Но Рейзор, потянувший руку к Раю, застывает и смотрит на друга серьёзными, вмиг погрустневшими глазами.

— Но это не так. Я дружу с тобой, чтобы видеться с тобой.

— Я... Я пошутил... — мямлит Сяо, пытаясь унять внезапную слабость в пальцах, дабы кружки в руках не разбились вдребезги. Он ставит их на тумбу и ветром проносится в ванную. В зеркале собственное отражение полыхает красным — спаси и сохрани. Если Лиза увидела бы — задразнила бы так, что мало не показалось. А Рейзор ничего не понял — как в его духе.

Сяо возвращается на кухню как ни в чём не бывало. Мелкий хулиган, не щадящий его сердце, тоже продолжает ласкать собаку, будто минуту назад не перевернул всё внутри Сяо вверх дном. Сладко он живёт, наверное, не подозревая о том, какое влияние имеет.

— Как ты себя чувствуешь? — поставив две кружки горячего чая на стол, Сяо садится напротив Рейзора.

— Очень хорошо, — невозмутимо заявляет тот. По еле уловимым движениям мышц на его лице Сяо различает, что ответ правдивый.

— А то, что с тобой было сегодня на выставке, часто случается? — нерешительно спрашивает он. Ответ следует такой же нерешительный. Секунды, в которые звучит только стук ложки об стенку кружки, заставляют понервничать.

— Не помню, когда именно. Время от времени случается.

— Это какое-то нервное расстройство? — Сяо надеется, что звучит не грубо, ведь психиатр не казался грубым, когда заключал ему ПТСР.

— Нет. У меня всегда так было.

— Понятно, — на самом деле ничего непонятно, но больше выяснить и не получится. — А если... Я снова буду с тобой, когда это произойдёт, как мне лучше себя повести?

Рейзор отвечает не сразу.

— Обычно я просто остаюсь один и жду. Пока пройдёт.

— Понятно.

Понятно только то, что Сяо вляпался предварительно по уши в мальчика с менталками, с которыми тот и не думает разбираться. Прекрасно. Они идеальная пара. Для соразрушения.

— Давай потом измерим температуру тебе, а то, боюсь, твоя тётя убьёт меня, если ты сляжешь с гриппом. То есть отчитает. Сильно наругает.

— Ладно.

Никто в семье часто не болеет, потому найти градусник становится более сложной задачей, чем предполагалось. Вероятно, он в аптечке, но тогда встаёт вопрос, где аптечка. Сяо рыскает по шкафам и в своих поисках натыкается на фотографии, отчего-то не нашедшие места в альбоме. На них мама Сяо и маленький он сам. Может, пять лет, шесть. Такой улыбки, не опороченной фальшивостью и усталостью, он не встречал у себя нигде больше. Будто женщина с загадочным взглядом, которую он когда-то называл мамой, родилась чародейкой с суперсилой внушения и околдовала сына. Сяо заталкивает фотографии в книгу по теории музыки, чтобы наткнуться на них через огромную вечность, и вспоминает о изначальной цели прихода в спальню.

Рейзор с градусником сидит чересчур спокойно, боясь лишним движением уронить прибор — забавный и трогательный, сродни Раю, устроившейся у его ног, так и хочется зарыться в русую шевелюру.

— Неудобно, — жалуется он.

— Ещё минуты две хотя бы, — Сяо вовремя одергивает себя от того, чтобы отрезать "это всего лишь градусник". Ему приходит мысль. — А как неудобно? Что ты чувствуешь?

— Не знаю, — немного помолчав, отвечает Рейзор. — Очень неудобно, хочу убрать.

— Насколько неудобно по шкале от одного до десяти?

— Я не знаю. — также беспомощно повторяет он.

— Дерганный ты сегодня, — хмыкает Сяо и вопрос "что-то случилось?" оставляет на потом.

По истечению оставшихся минут, он забирает градусник, обнаруживая беспокойные тридцать семь и один.

— Высокая...

— Мне не плохо.

— Я тебе верю, но... — Сяо выдыхает кошек, скребущих на душе весь день. — Прости, что привёл тебя на выставку. Сейчас бы у тебя не было этих неприятностей.

— Мои тётя с дядей в любом случае вернутся только через неделю. А к этому времени я успею поправиться.

— Дело не... Стой, ты один дома?

Получив положительный ответ, Сяо хмурится, делая глубокий вдох, и прислоняется к стене. Нет, оставить больного Рейзора на целую неделю одного всё равно что оставить его умирать, этого нельзя допустить. Над волосами цвета морской волны наводит круги волнующая идея. Под рёбрами пробирает словно щекоткой, шевеля нервы, но Сяо был бы не Сяо, не решись спросить.

— Тогда как насчёт остаться на ночёвку?

— Ночёвка?

— Постелю тебе на своей кровати. Если что случится, дам лекарства и так далее.

Рейзор просчитывает варианты и спустя полминуты кивает. А Сяо кажется, будто ему вынесли приговор.