Мондштадт.

Комната Альбериха.

Поздний вечер третьего дня.

Курьер принес мне посылку.

Боюсь распаковывать ее. И откуда я знал неделей ранее, что разобью прежнее зеркало? Сам ведь заказал… и зачем заказал?..

Пальцы сжали пряди волос у корней. Локтями опираюсь в дрожащие колени. Коробка безмолвно глядит на меня. С такими темпами, к возвращению начальника, я буду собственной тени бояться! Какой же из меня тогда капитан?

Прокрутив эту мысль пару раз в кипящих мозгах, все же вскрываю упаковку. Мои движения нервные, дерганые. Картон дербаню в клочья, точно дикий голодный пес. Перед собой оставляю красивое, овальное зеркало в синей резной раме. Лучше, чем старое. Да и нет в нем ничего пугающего.

Ставлю на пол. Задняя стенка ложится на ребро ножки стола. Сижу перед собственным отражением, как идиот.

Пять минут сижу.

Десять минут.

Двадцать минут…

Глаз начинает слезиться, и все остается неизменным. Может, и правда Дилюк что-то подсыпает, чтобы я от вина отказался? Фыркнув, подскакиваю на ноги. Зеркало вешаю на место прежнего. В рамках интерьера холостяцкой серой комнаты оно выглядит слишком вычурно и оттого нелепо. Прямо как та ваза в доме Дилюка.

— Ну ты и вспомнил, — улыбаюсь собственным мыслям и решаю оставить странный подарок самому себе на нынешнем месте.

С надеждой на спокойный остаток вечера, залезаю в закрома. Рука тут же хватает первую попавшуюся бутылочку хорошего вина. Стоит мне вскрыть ее зубами, как та тут же падает на пол.

— Альберих! — зовет меня мой голос.

Я же первым делом в панике мчусь за бутылкой, что успела закатиться под стол. Дотягиваюсь, вскакиваю на ноги. Обнаруживаю себя мокрым, а в бутыле осталось не более четверти хмельного нектара.

— И нет! Даже не думай! Если ты разобьешь меня этим, нам придется снова тратить твои сбережения на новое зеркало. Сам знаешь, какие они дорогие! — останавливает меня голос, когда я поудобнее обхватываю стеклянное горлышко, надеясь разнести нелепую потустороннюю физиономию.

Только теперь понимаю, что это снова он… И он не мог видеть моих действий. Заранее знал или мысли прочел?

Подлетаю к раме. Кадык перекатывается, но в отражении подобного не наблюдаю. Вино вновь падает на пол. На этот раз сосуд разбивается. Босыми ступнями чувствую, как напиток окутывает мои пальцы. Ощущения резко обостряются. Я не смею пошевелиться, пускай и очень хочется смыться подальше от этого взгляда меня незнакомого.

– О… такого я еще не наблюдал, — замечает отражение, ухмыляясь и, кажется, плечи его расслабляются. Он скрещивает руки на груди. Снисходительно глядит на меня. — А всего-то это стоило шести зеркал…

Я непонимающе моргаю. Хмурюсь.

«Но ты разбил лишь одно…» — мысленно возражаю я. Мысленно, потому что рот не слушается, как и все тело.

— Мне надоело носиться за тобой, Кай. Давай просто поговорим. Я теряю время и ресурсы. Знаешь, как дорого обходится мне каждая минута? Особенно вчерашние догонялки, — не выдерживает отражение.

Меня, кажется, отпускает ступор, только бежать я уже сам никуда не собираюсь. Эти эмоции мне хорошо знакомы. То, как изгибаются брови. То, как часто двигается грудь. То, как дергается нижнее веко. У меня реакции такие же, но… я ведь здесь.? Настоящий я. И у меня ночь. И моя рубашка совсем не черная.

— Кто ты?.. — выдавливаю вопрос. Голос предательски дрожит. Самое поганое, что мне не поверит никто. Ведь вижу это только я.

— Ты… — мямлит другой Кайа, чешет затылок. — Как бы тебе объяснить, чтобы ты снова меня не разнес…

«Ты…» — повторяю мысленно. Ага, как же! Чтобы я превращал себя в чучело огородное?! Да никогда в жизни!

— Эй! Ты что творишь?!

Резко нагибаюсь. Хватаю горлышко бутыля. Задираю рукав. Полосую по своей руке, оставляя глубокую алую линию. Вскрикиваю. Роняю «оружие». Обхватываю порез. Смеюсь и показываю зеркалу. А отражение молча моргает, таращится.

– Не помню, чтобы я был таким идиотом…

— Это все дилючьи фокусы, да?! Ты даже не вскрикнул! — заявляю. Смеюсь еще громче. А Альберих из зазеркалья прикладывает ладонь ко лбу, будто температуру проверяет.

— Ну, радует, что я все еще в здравом уме… кажется… — протягивает Он и не спеша поднимает черный шелковый рукав. На месте пореза красуется шрам. — Ну вот, доволен? Испортил нам руку…

— Но в фильмах… Порез должен появиться, затянуться на наших глазах и превратиться в шрам! — с обидой возражаю я, неверяще мотая головой.

— В кино, дубина. Там для эффектности это делают. А у меня прошел год. — Отражение потирает глаз, разочарованно вздыхает. — Ну же, Альберих… я же никогда не был умственно отсталым. Включи мозг!

— Какой еще год?!

— Год, Альберих! И я здесь, чтобы мы не дали Дилюку снова умереть! — выпалил тот, другой Кайа.

Он стиснул зубы. Я отшатнулся. Его грудь вздымается с шумом и неподъемным грузом. Я едва не задыхаюсь. Он открывает рот. Я хватаю кухонное полотенце, накидываю на раму и срываю зеркало со стены. Тут же вылетаю из дома босиком и несусь прямиком в таверну.

— Остановись! Вернись домой! Стой, Альберих! Слышишь?! Ты снова пустишь мои старания коту под хвост! Наши старания!

Отражение стучит по внутренней стороне зеркала, а я даже вибрацию чувствую. Пока лечу вниз по лестнице, другой я не унимается. Но стоит мне выскочить на улицу, как отражение тут же замолкает. Значит, это зеркало как-то связано с моим домом? Вероятно, какие-то новые фонтейнские штучки.

— АГА! — врываюсь я в «Долю Ангелов», едва не выбивая дверь ногой.

Палец мой устремляется в хозяина заведения. Тот успешно ловит в воздухе стакан, что только что выскользнул из скользкой перчатки. Присутствующие медленно поворачивают свои лица ко мне, а я подлетаю к барной стойке и ставлю перед названым братом зеркало. Срываю полотенце и выглядываю из-за рамы. Вокруг слышатся недоуменные шепотки.

— Я с тобой с ума сойду, Рагнвиндр! Хочешь поговорить — скажи прямо! Зачем устраивать этот маскарад! Забирай свою игрушку и кончай этот цирк!

Мой вопль заполняет каждый сантиметр пространства. Очнулись даже самые пьяные гости. За баром появляется Чарльз, со скрипом тормозит на носочках. Я же беру ноту выше обычного, передразниваю:

— Мы не должны дать Дилюку снова умереть! Лучше ничего не сумел сочинить?! Придурок!

Дилюк обильно краснеет, непоколебимо смотрит на свое отражение в зеркале. Его ресницы опускаются. Он наполняет легкие. Выдыхает плавно, спокойно, сложив губы трубочкой.

Стук!

Стакан приземляется на столешницу. Пылающий взгляд поворачивается ко мне. Пространство заметно накаляется. Я краем глаза вижу, как Чарльз уползает в дальний угол. Сам продолжаю колко глядеть на брата. Тот вмиг меняется в лице. Его яростное пламя только что потухло, оставив на месте себя беспокойство. Перед глазами отчего-то всплывают картинки, когда мы оба прятались от грозы. Дилюк тогда смотрел на меня так же. Настоящий защитник. Но зачем тут сейчас эта эмоция?

Он мягко обхватывает синюю раму. Я не сопротивляюсь. Зеркало ложится на бар, безмолвно глядя в потолок. Зрачки Дилюка описывают мой силуэт: цепляются за пропитанную вином рубашку, за залитый кровью рукав, за взъерошенную челку, останавливаются на моем лице. Рыжие брови сдвигаются.

Теперь Рагнвиндр ведет себя, словно хищник на охоте, а я — полевка. Движения его плавные, осторожные. Так он выскальзывает из-за стойки, подходит ко мне, невзирая на многочисленные взгляды. Его внимание привлекают босые ноги.

— Чарльз, принеси мои запасные ботинки, — негромко произносит Дилюк. Бармен скрывается в подсобке.

— Что тебе от меня нужно? Почему нельзя сказать прямо? Зачем с ума меня сводить?.. — обезоружено вопрошаю я, едва не плача.

— Сколько ты выпил? — игнорирует Рагнвиндр. Звучит так строго, что я не смею лишать его ответа.

— Не успел. Нисколько, — признаюсь.

Но Дилюк не верит. Он резко приближается, почти утыкается кончиком носа в мой рот. Принюхивается. Я на автомате выдыхаю. Винодел распрямляется. Понимает — не вру. Чарльз появляется быстро, протягивает обувную пару. Дилюк забирает и присаживается на корточки.

— За плечо держись, — командует брат.

Я хватаюсь за его макушку, когда он поднимает мою ногу и ставит в башмак. Шипит, но не ругается, а спешно завязывает мне шнурки. То же проделывает и со второй ногой. Закончив, подхватывает зеркало под руку, прижимая к боку. Меня — другой рукой цепляет под локоть и уводит из заведения.

— Чарльз, приберись перед уходом и закрой тут все, — бросает напоследок, захлопывая за собой дверь таверны.

Я, словно настоящий ведомый осел, по инерции переступаю с ноги на ногу, пока Дилюк шагает в сторону моего дома. Молчу и неотрывно гляжу на него. Он игнорирует, кусает внутреннюю сторону губ.

Скоро мы оказываемся дома. Дверь так и осталась распахнута, отчего Рагнвиндр издает непроизвольное рычание. Та же реакция и на беспорядок в комнате. Но даже за него он не высказывает мне ни единой претензии, что поразительно и удивительно. Начинаю сомневаться, настоящий ли этот Дилюк.

Он же запирает дверь изнутри, усаживает меня на кровать. Зеркало ставит рядом, у стола. Сам снова опускается на корточки. Я все еще жду подвоха и молча слежу. Дилюк изучающе смотрит.

— Что тебя так напугало? — опасливо интересуется он.

Я чувствую, как кровь приливает к щекам. Моему бурлящему возмущению нет конца и края. Оно поднимается вверх по расширяющимся сосудам, пока не выстреливает, точно пробка игристого.

— Ты еще и спрашиваешь?! Это ты установил все эти штуки!

Рагнвиндр накрывает мой рот ладонью. Прижимает плотно, заглушая меня. Бледнеет. Как и я. Пальцы другой руки крепко сжимают мои запястья.

— Я ничего не делал, Кай!

Мое сердце пропускает удар. Как и всякий раз, когда он использует это обращение ко мне. Только он и Крепус звали меня так. Потому и тот парень из зеркала — его рук дело. Я щурюсь, мотнув головой, а он повторяет:

— Я ничего не делал, Кай… — убирает он кисть от моих губ.

Не поверил бы, но Дилюк почти никогда не обманывал прежде. Он не умеет врать мне, потому нет повода сомневаться в его словах. Я кошусь в сторону заснувшего зеркала. В нем только мы вдвоем. Никаких странных неправильных Альберихов.

— Чего ты испугался? — повторно спрашивает Дилюк, а мне становится страшнее.

— Если не ты сотворил это… то кто живет в зеркале? — сокрушенно хриплю я. Брат переводит внимание на темную отражающую гладь. — Он сказал, что ты умрешь…

— Что за бред, Альберих? — фыркает мастер, выпрямляясь во весь рост. — Сходи завтра к Барбаре, она…

— …не поможет, — заканчиваю я за него. Рыжая бровь вопросительно изгибается. — Был днем. Она сказала, будто я здоров. Никто больше не видит этого, Люк.

Рагнвиндр грозно сдвигает брови, вновь глядит на треклятое зеркало. Его ладони сжимаются в кулаки.

— Ты странный последние пару дней. Значит нужен кто-то более опытный, чем Барбара, — Дилюк поворачивается ко мне. Я сверлю зеркало. Мои плечи дрожат.

Мастер подхватывает предмет моего ужаса, уносит в ванную комнату, а возвращается без него, но с белой коробкой. Не говоря ни слова, стягивает с меня рубашку, принимается за порез. Промыв и перебинтовав рану, откладывает аптечку в сторону.

— Снимай штаны, обувь и ложись. Я приберусь, а завтра придешь ко мне и вместе решим, что с тобой делать.

Я киваю, принимаюсь выполнять команды, пока Дилюк суетится то с метлой, то с совком, то со шваброй. Наблюдаю молча, лежа на боку. Маячащий перед взором винодел быстро убаюкивает меня. Стоит мне закрыть глаз, как его шаги становятся тише, а на тело опускается родной мягкий и теплый плед. Чувствую, как пальцы ныряют в мои волосы. Дилюк шумно выдыхает.

Сквозь туман слышится звон стекла и щелчок входной двери.