Мондштадт.

Улицы.

Ночь четвертого дня.

Да уж! Давно я не бегал так быстро. Даже когда стащил ту несчастную бутылку вина у Дилюка из-под носа. Теперь не могу надышаться, хватаю ртом кислород. А мне мало-мало-мало! И что ему так не понравилось? Так еще этот его попугай…

Прячусь во дворах, где точно не станут бродить посторонние, кроме, разве что, собак. Здесь можно перевести дух и затаиться ненадолго. Сегодня на небе снова ни единой тучки, а брусчатку заливает лунное сияние.

Я присаживаюсь на край оконной рамы и закуриваю. Едкий дым поступает в легкие. Тут же начинается лающий кашель. Тушу окурок, сую в карман. Начинаю понимать, почему будущий я так негативно относится к курению.

— Ну, сработало твоё письмо?.. — раздается его голос за моей спиной.

Я отпрыгиваю от окна и таращусь на другого Альбериха. Он осуждающе глядит на меня, поджимает губы и качает головой. Будто я проглотил последнюю конфету и ни с кем не поделился. Потом до меня медленно доходит мысль: раз он здесь, говорит со мной, значит план провалился, и Дилюк снова погиб. Но как погиб? Не мог ведь оказаться в Фонтейне? Или мог?

— Что на этот раз? — осторожно интересуюсь, отвожу взгляд.

— Он даже не вникал в твои письмена, — бормочет Альберих.

— В наши письмена… — поправляю я, а он смеется.

— Да, в наши… — вынимает из кармана сигарету и закуривает. Я недовольно фыркаю. Как переметнулся. А ведь еще утром был ярым противником вредных привычек!

— Ты снова куришь? — язвительно выдаю я и приближаюсь, чтобы лучше разглядеть его. Волосы такие же сухие и безжизненные. Рубашка чернее неба. Плотно затянут корсет. Или просто исхудал? Под глазами появились мешки. Если присмотреться, то на смуглой коже можно заметить тонкие шрамы.

— Я и не бросал, – сказал он и одним махом выпил что-то крепкое. Даже не поморщился. Вот те раз… одно письмо, а какие перемены… — Сам же видел, что он заострил внимание только на красноречии строк.

У меня всё внутри зудит. Мозг буквально взрывается.

Как возможно то, что я вижу сейчас? Почему мы не знакомимся с ним снова? Почему мой день все еще продолжается? Или они и вновь поссорились и я… то есть он… Кайа уйдет в Фонтейн? Опять вынимаю пачку сигарет, закуриваю. Это помогает структурировать поток мыслей, разложить все по полочкам. На поверхности оконного стекла даже не отражается горячий огонек сигареты. Какая странная магия… Нарушает законы природы. Хотя… о каких законах вообще речь, если я прямо сейчас говорю с собой из будущего?

— Так что? Ты все же ушел из Мондштадта? Снова отправился в Фонтейн? — нетерпеливо переспрашиваю.

Тут створка распахивается.

Я вздрагиваю. На меня глядит недовольная морда. Он морщится, двигает усами, шмыгает огромным мясистым носом-картошкой и вообще выглядит не слишком дружелюбно.

— Ты чего это тут разгалделся?! Ни в какой фонтэн я не уходил! Делать мне нечего… — хрипит старик. Я на секунду отключаю внимание и ловлю себя на мысли, что огонек сигареты отражается на его блестящей лысине. Хихикаю. Забываю об этом, когда дед снова на меня гаркает, и сигарета падает: — А ну брысь отседова! Дурень… поналакаются своей жижи, а люди спать не могут!

Старик принялся выползать из окна, размахивать кулаками. Выглядит это комично, но я стараюсь скрыть эмоции за вежливой улыбкой.

— Ладно-ладно, папаша! Извини! — машу руками, только бы не ругался больше, и скорее покидаю подворотню.

В спину летят гневные комментарии. Еще не хватало получить от старика по шее и прослыть сумасшедшим в столице Мондштадта. Я совсем забыл об осторожности. Не подумал заранее, что по ту сторону окна может кто-то быть.

Мне же теперь придётся терпеть до дома, дабы узнать, что же сотворилось с Дилюком на этот раз. Двигаюсь дворами, стараясь не попасться на глаза Рагнвиндру или Полуночному герою. Смурная сова остывает долго.

Окольными путями добираюсь до своего маленького холостяцкого логова. Запираюсь изнутри, смахиваю с себя верхнюю одежду и только тогда расслабленно выдыхаю. Подбираю дневник там, где оставил его в прошлый раз, вырываю чистый листок и тут же сажусь писать. Скоро появляется моя копия в зеркале. Впервые он не пугает меня.

— Извини, не подумал, — стыдливо бормочет он, чешет затылок, как обычно это делают дети. Ну, и я…

— Говори. Что с ним? — поднимаю голову к Альбериху. — И что с тобой?.. — добавляю.

Мой взгляд снова падает на черты его лица. Незнакомые теперь. Сам я давно так не выглядел. Наверное, со времен смерти Крепуса и ухода Дилюка из Мондштадта. Себя жаль становится. Видно, что этот Кайа много и часто пьет. Да не какой-то легкий сидр или вино, а нечто посерьезнее. И кожа его выглядит темнее, чем моя. Сомневаюсь, что это загар.

«Что же ты пережил, Альберих?..»

— Ты напишешь ему еще несколько писем, — зубы вгрызаются в сигарету. Я откладываю листок. Как раз собирался настрочить новое сообщение для Рагнвиндра. Похоже, идея плохая. И собеседник подтверждает это: — Все они будут сожжены. Вы не поссоритесь окончательно, но сильно отдалитесь. Как бы объяснить…

— Ты стал чаще пить, — помогаю я, он кивает. — И Дилюк просто потерял интерес к тебе. Перестал… разбавлять алкоголь водой, лишь бы ты быстрее пьянел и скорее уходил домой… — мой голос срывается на шепот. Кайа из зеркала хмурится, приближаясь к зеркалу.

— Чё ты там бубнишь? — я отрицательно мотаю головой, он вздергивает нос и вещает дальше: — Так вот. Помнишь то дело, с которого все началось? Тебе его не доверили, разумеется. Джинн вообще перестала давать тебе что-то весомое с тех пор, как ты начал много пить, — вновь проглатывает что-то, заедает долькой яблока.

— Ты. Не я… — мне начинает надоедать его перебрасывание ответственности. Но он просто хмыкает в ответ и язвительно улыбается.

— Ну, пусть буду я, да. Так вот. Задание. Ты… я все же полез в него, — взгляд Кайи падает на мой дневник. Всякие вопросы в моей голове отпадают. Ведь я знал об убийстве все от прошлого, утреннего капитана. — И я провалил его. Дилюк наливал мне, как самому обычному гостю. Это быстро опьянило меня.

— То есть? Как это? Мы же всегда работали вместе и… неужели он не понял, что ты на задании?! — подлетаю я с места, но Кайа мотает головой, прерывает меня.

— В мою сторону он даже не смотрел, пока я не облажался… — зазеркальный потушил сигарету о ножку стула, на котором сидел. Вот же… совсем не бережет чужое имущество. Но это сейчас не имеет никакого значения. — Похитители сокровищ быстро поняли, что я использовал Глаз Бога. Мухлевал. А ты знаешь их законы. И Дилюк отреагировал только на лезвие, прижатое к моему горлу. Он снова спас нам жизнь, подставился под удар. Умирал долго.

Голова Альбериха опускается. Он глядит в пол, а я фиксирую детали в дневник, переваривая информацию. Стараюсь думать холодно, но лоб горит. Можно сказать, все вернулось к изначальной точке. Только вот меня все еще мучает вопрос времени. Почему я все еще здесь?..

— Кайа, сколько нас?

– О чем ты? – хмурится собеседник, утирая влагу с глаза. — Ты да я.

— Где тот Альберих, с которым я говорил утром? — но тот вопросительно кривится, не понимает вопроса, и я спешу пояснить: — Когда ты говоришь со мной, что случается с другими нашими копиями? Теми, кто переживал иные события?

Оба задумались. Кажется, словно другой никогда не размышлял на эту тему. Я продолжаю проговаривать поток мыслей, и в голову приходит ещё одна идея:

— Какое сейчас число, Кайа? — подглядываю в дневник. Только теперь замечаю нестыковки в датах. Лишь смерть Дилюка выпадает на один и тот же день.

— Ноябрь. Первое… — ещё пуще хмурится другой, и сердце мое совершает кульбит. Вот она — поломка в системе!

— Как и утром… но ты не уходил в Фонтейн. Куда исчезли твои три месяца? — Кайа бледнеет. — Впервые ты вышел на связь через две недели после гибели Дилюка. Потом «отмотал» время на год назад, тем самым вернулся в тот же день, с которого начинал в прошлый раз. Когда Дилюк погиб в Фонтейне… — осторожно объясняю, неустанно проверяю даты. — Мой день остался прежним. У меня все еще есть девять месяцев, но ты… замкнул круг. Кажется… — неуверенно завершаю я, хлопаю ресницами. Сам не понимаю, что наговорил.

— Мы застряли? Погоди! Но Дилюк погиб двадцать пятого августа, а сегодня ведь… ох… ё-ё-ё… — доходит до его дурного пьяного мозга. — А такое чувство, словно это случилось неделю назад.

— Ты застрял. А мой мир остается… таким же, как прежде. Я пока и сам не понимаю, как это работает, но… — я цокаю языком и начинаю бродить по дому. — И Дилюк не меняется… нам нужно быть осторожнее, а иначе… Давай так. Ты отправишься к Альбедо и все ему расскажешь, а я попробую помириться с Дилюком. Посмотрим, как изменится твой мир на этот раз. Идет?

Другой Альберих остается в неком забвении, глядит в пустоту, не мигая. Он поднимает взгляд на меня, медленно кивает и протягивает руку. Его пальцы утыкаются в обратную сторону зеркала. Одергивает кисть.

— Да, давай попробуем… — подтверждает он.

Мой взгляд падает на часы. Пора дать организму отдохнуть, иначе можно помереть на месте.

***

Мондштадт.

«Доля Ангелов».

Утро пятого дня.

— Зачем пришел? — хмуро интересуется Дилюк, вперившись в меня своим фирменным взглядом. Как бы сильно ни старался, я слышу его дрожащий голос.

Первое время я не решаюсь ступить на порог. Удерживаю дверь ладонью, стою в проеме. За спиной кулак крепко сжимает бумажную обертку. Я нервно сглатываю, собираюсь с силами и натягиваю добродушную улыбку.

— Дилюк, я… пришел извиниться. Просто… ну… — мямлю.

Чувствую, как полыхают мои щеки. Совершив резкий выдох, я преодолеваю расстояние между собой и мастером в три прыжка. Букет выныривает из-за спины и появляется перед носом Рагнвиндра.

— Тебе! — почти кричу от переизбытка чувств я.

Чуть вялые светяшки покачивают своими головками. Они ярко сияют голубым, окрашивая лицо Рагнвиндра лазурными переливами. Дилюк тут же краснеет. Его ладони безвольно тянутся к букету и… опадают. Брови сдвигаются галочкой, губы плотно сжимаются, указательный палец утыкается в мою грудь.

— Опять! Что на этот раз, Альберих?! Там мышеловка? Гусеницы внутри? Или это плата за выпивку, которую я тебе не продам?! — брызжет он слюной, а я вжимаю голову в плечи, обнимаю цветы.

— Нет же… просто… — выдох. Я должен сказать это… — Я помню, что ты… что… что ты… любишь эти… — проглатываю язык и жмурюсь. Снова швырнет в меня своего подожженного попугая?

Но тут мои ладони пустеют.

Подглядываю из-под ресниц. Дилюк опасливо заглядывает вовнутрь охапки цветов. Его черная кожаная перчатка медленно гладит лепесток. Мастер, повернувшись ко мне полубоком, слегка улыбается, пока ищет сосуд. Скоро стебли растений погружаются в пивную кружку, наполненную чистой прохладной водой.

— Спасибо… — шепчет он, после кашляет и поворачивается ко мне. — Неожиданно. И приятно.

Снова это высокомерие, присущее Дилюку.

Это значит только одно — горящий попугай не подожжет мои брови.