Мондштадт.

Утес Звездолова

Вечер пятого дня.

Казалось бы, все просто прекрасно: мы с Дилюком просидели на утесе до наступления вечера, наелись рыбацких бутербродов, собрали пышный букет из сесилий. Цветы теперь будут украшать барную стойку в «Доле Ангелов». Брат как раз отправился в таверну. Он спешил подменить Чарльза. Я же решил остаться здесь еще ненадолго. Вынимаю из внутреннего кармана сигарету, закуриваю.

Не стал говорить Дилюку, но весь вечер мне не по себе.

Понятное дело, сейчас мне тревожно каждый день. Будто любая встреча с Дилюком может оказаться последней для нас двоих. Пускай я знаю дату его смерти, но в любой момент историю может перевернуть одно неосторожное слово. Сначала казалось, будто в этом все и дело — в моем длинном языке без костей.

Сначала. Но все оказалось куда сложнее…

И вот, сумерки опустились на море Тейвата. Небо мрачнеет. Там и тут загораются звезды. Зябко. Я ежусь, веду плечами и в спешке поднимаюсь с земли. Обернувшись, вижу, как ко мне мчится маленькая тоненькая фигурка. Эту шляпу сложно не узнать…

— Хэй! Мона! — машу ей приветливо рукой, широко улыбаюсь. Сигарету тушу о камень и окурок прячу в карман. Астролога часто можно встретить на этом утесе. Отсюда открывается поистине чудный вид на море и ночное небо.

Девушка взмахивает кистью в ответ. Подмышкой держит какие-то свитки, бумажки. Те падают в траву. Она спешно подхватывает их, обнимает теперь обеими руками. Торопится в мою сторону. Щеки красные, шляпа съехала вперед, закрывает собой обзор. Я смеюсь. Мне стыдно. Честное слово, стыдно! Но смех сдержать не могу, а Мона, разумеется, надувает щеки.

— Пришла поработать? Тогда спешу удалиться, ха-ха!

— Стой, где стоишь, Кайа Альберих! — взвизгивает девчонка, тыча в меня пальцем. Свитки вновь падают в траву. А я… стою, как было велено, и не спешу помогать.

Мона пыхтит, сгребает бумажки, наконец добирается до меня. Тяжело дыша, девушка кидает свитки у камней, где днем сидели с Дилюком, толкает меня ладошкой в грудь. Я отшатываюсь назад, расправив руки, точно крылья. Так и вниз головой можно рухнуть!

— Ты совсем идиот?! — ругается на меня, а я понятия не имею, что должен в ответ сказать.

Сильное заявление. Сомнительное, конечно, но сильное. Мы ведь с ней сто лет не виделись. Где же я успел опростоволоситься?

Первое, о чем я успеваю подумать — в городе что-то страшное случилось, пока мы с братом гуляли по утесу. Но отсюда не видно изменений, вроде объятого пламенем собора Барбатоса или новой бури. К тому же, если действительно что-то произошло, то почему Мона здесь, а не там? И неужели невозможно справиться без моей поддержки? Ведь я простой капитан, не Архонт.

Ее носик усыпан конопушками, точно небо сияющими звездами. Он мило морщится. Личико краснеет. Право слово, вот-вот взорвется!

— Ты инструкции читать умеешь?! Идиот! Писала ведь, чтобы не рассказывал зеркалу о том, что меняется в нашем мире! В твоем мире. И ты, балбесина, все сломал!

Она пыхтит, кипит. Точно Дилюк покусал. Теперь можно воочию наблюдать реакцию пара… Я хлопаю ресницами, ошарашено гляжу на подругу. Только встретились, а я уже «балбесина»… Никакого воспитания у мондштадтцев нет!

— Постой, милая, о какой инструкции вообще речь? И откуда ты… оу… — доходит вдруг до меня.

Пальцами обхватываю подбородок, отступаю еще на шаг. Точно! Именно она и Альбедо создали этот… телепорт? Машину времени? Что это вообще такое? Значит ли, что они уже собрали зеркало и тестируют его? Или Мона каким-то образом общается с собой из будущего?

«Я так и не понял, как именно Мона отправляет письма в прошлое, но кажется, этому ее научила Алиса» — звучит в голове голос меня из будущего. Ну конечно!

— В коробке с зеркалом! Я ведь на картонке написала!

— Так… я ж ее выбросил. Разорвал и выбросил. Сама понимаешь, стресс… — развожу руками. — Да и кто вообще обращает внимание на инструкции? Тем более, если это зеркало. Инструкция глядения в отражение. Пункт первый. Стойте прямо перед зеркалом! — дразнюсь я. — Или так! Инструкция протирки зеркальной поверхности. Пункт…

— Кайа Альберих! Ты еще и издеваешься?! — Мона снова бьет меня по груди ладонью, я уворачиваюсь, но не слишком стараюсь. Пусть остынет немного.

— Ха-ха! Да я же развеселить тебя хочу, — смеюсь, пытаюсь защититься, выкарабкаться.

И все же, неловко вышло. Я до сих пор не могу понять, что именно сделал не так? Как можно не отвечать зеркалу, если оно из-под земли тебя достать пытается? И о какой поломке речь?

Мона обхватывает голову ладошками, садится на камень. Я кошусь на нее. Мычу недовольно, стягиваю с себя мундир. Холодными пальцами подхватываю девушку за плечо, вынуждая подняться, и бросаю свою одежду под ее практически голые ягодицы. Но никакой благодарности. Она лишь тихо фыркает, как ощетинившийся еж.

Сам приседаю напротив. Стараюсь держать дистанцию от края. И от маленькой ведьмочки тоже. Мало ли, что ей в голову взбредет…

— Так что я сделал? Что сломал?..

Мои ладони складываются вместе, пальцы вытягиваются. Я локтями опираюсь на колени, поддаюсь вперед, чтобы лучше видеть девичье лицо. Она хватает один из свитков, разворачивает на земле. Рядом раскручивает второй, третий, четвертый. Поверх раскладывает странные карточки.

Мое внимание сходит с ума! Я не знаю, за что зацепиться. Но понимаю — передо мной карта звездного неба. И я в них совершенно ничего не понимаю. А после ее пальчик вовсе утыкается в пучок из черных точек со словами:

— Это ты!

— Не очень похоже… Во мне чуточку больше всяких… ну, знаешь, линий… — протягиваю певуче, улыбаясь, за что получаю шлепок по плечу.

— Дурак! Это свое созвездие! Вот, видишь? Павлинье перо.

Ощущение, что либо я глупый, либо Мона с ума сошла. Хотя, она всегда была немного двинутой, чего не могу сказать о себе.

— Если это — звезды, а это — мое созвездие… Разве перу не место среди остальных? Других созвездий на небе… Ты ведь когда-то сама мне меня же и показывала…

— Да, показывала. А теперь туда посмотри! — поднимает она пальчик к облакам.

И я послушно вскидываю голову. Таращусь на черное необъятное полотно, на эти переливающиеся крапинки. Ну, звезды и звезды. Ничего нового. Опасливо оборачиваюсь обратно на девушку, а та раздувается, как помидор. Точно лопнет… теперь наверняка лопнет…

— Что я должен увидеть?..

Девушка всплескивает руками, вырисовывая перед собой круг. Брызги летят на меня. Мона тычет подушечками пальцев по этому сияющему диску, и перед нашими лицами появляются голубые и синие линии. Я завороженно пялюсь на эту красоту, как ишак.

— Да как что?! — лопается она. Я отползаю. Опаснее разъяренной женщины только разбуженный Аджаха. И то, с этим можно поспорить. — Смещение на три сантиметра!

— Оу! И это значит, что-о-о… — может, я и правда деградировал и не осознаю элементарных вещей.

— Да то, что ты полностью перевернул историю! Разве сам не заметил, как изменил будущее, и оно полностью подчиняется тебе? — выливает Мона ушат информации на мою голову. — Кайа, нельзя было рассказывать себе о своих достижениях. Он сам должен держать это в своей голове…

— Но ведь теперь… вам не придется больше отправлять меня обратно? Ведь так? Значит, вы сэкономите большую часть тех редких ресурсов, о которых говорил…

— Разумеется, — перебивает Мона, подлетая с камня. Она размахивает руками и синий диск растворяется в воздухе. Ее кулачки грозно упираются в узкую талию. Серые глаза уничтожительно глядят на меня. — Нет… с тобой невозможно говорить. Идем за мной!

Девушка хватает свои бумажки, меня за запястье и тащит вниз по склону. Я только и успеваю поймать мундир, оставленный на камне.

Драконий Хребет.

Логово Альбедо.

Поздний вечер того же дня.

В логове не было ни единого зеркала. Все колбы спрятаны в сундуки и коробки. Ни одной отражающей поверхности. И я не мог понять, хорошо это или плохо. Прошло так много времени. Мне нужно было знать, как минувший день повлиял на жизнь Дилюка, а эти двое притащили меня Архонт пойми куда.

Альбедо расставлял тарелки с горячей похлебкой. Тело требовало чего-то согревающего. Каждая клеточка продрогла. Мел сел напротив, сцепив руки в замок. Он выглядел устало. За его спиной копошилась Сахароза. Как всегда, вся в науке. Не щадит бедняжку строгий начальник…

— Если бы мы знали, что ты так долго общаешься со своим отражением, то раньше бы обговорили все важные моменты, но… теперь поздно, — спокойно говорил алхимик.

— Объясните же…

Мона раскрывает рот, но Альбедо тут же плавно взмахивает ладонью, останавливая ее. Да, так и мне будет спокойнее. Наша гадалка сегодня немного неуравновешенна.

— Хм… я постараюсь рассказать кратко и просто, — заявляет Альбедо. Я закатываю глаз. Знаю его «кратко и просто». — Кайа, наш мозг устроен так, что мы не можем помнить все. Человек выбрасывает из головы лишнюю, ненужную информацию, чтобы сохранить здравие своего ума. Но только подумай, как себя будет чувствовать психика, если ты станешь каждый день читать дневники о смерти близкого, слушать об этом, видеть собственными… собственным глазом. Бесконечно думать об одном и том же…

Альбедо вздохнул. Нервная Мона принялась хлебать суп, только бы успокоиться. Я зависаю. До меня медленно начинает доходить его мысль. Я действительно мог навредить себе. Последний раз Кайа из будущего выглядел паршиво…

— Но это вред самому себе, а не всему миру. Мона сказала, что я сломал что-то. Как это понимать? — ладонями обхватываю чашку с похлебкой, согреваю о керамическую посудину пальцы.

— Создавая эту машину, мы с Моной учли момент с психикой и ресурсами. При условии, что ты не нагружаешь себя из будущего, можно возвращаться обратно снова и снова, оставаться здоровым.

— Исключая эффект бабочки? — уточняю. Альбедо кивает.

— Именно. Но теперь… ты будущий слаб. А связь ваша стала только сильнее. Ты перетянул инициативу на свою сторону.

— Это значит, что можно больше не использовать ресурсы, не отправлять меня обратно, — удивленно вскидываю бровь. — Это ведь хорошо. У меня еще больше восьми месяцев, чтобы помочь Дилюку. А вам не придется отбрасывать меня снова и снова в прошлое…

Но Альбедо отрицательно качает головой, вздыхает. Он медленно поднимается с места, подходит к столику, усеянному свечами.

— Время — удивительная штука… — его пальцы с шипением тушат огонек, что едва держался на самом маленьком фитильке. — Оно повинуется сильным, уничтожает слабых. Пока твоя психика была сильна, мы могли пробовать бесконечно… — снова шипение, я морщусь. Погасла еще одна маленькая свеча. — Теперь мы живем в главном мире. Будущий ты подчиняется тебе. Он погибает, пока ты делишься с ним подробностями, сходит с ума. А мы больше не сможем вернуть тебя в прошлое. Кайа…

Мел оглядывается, долго смотрит на меня, подбирает слова в голове. Но Мона перехватывает инициативу, понимая, что напарник впервые не может что-то в этом мире объяснить.

— Если Дилюк умрет, мы больше не сможем спасти его. Он умрет окончательно, а ты сойдешь с ума и кончишь в лазарете.

Она шумно ставит тарелку в сторону, смотрит на меня, постепенно смягчаясь. Я трясусь, с улыбкой смотрю на обоих. Это шутка… Мона продолжает:

— Кайа, ты больше не должен рассказывать зеркалу то, что с вами происходит. Это приведет к разрушению защитных барьеров. Мы не должны допустить как вашей с Дилюком гибели, так и разрывов в мире. Ты сам видел — созвездия смещаются… случится нечто ужасное, если ты не остановишься… — тише поясняет астроном. Теперь видно, что даже ей стало страшно.

— Но я ведь уже все сломал? Ты сама так сказала...

И тут Сахароза разворачивается, утыкаясь в планшет с записями. Водит пальчиком. Бормочет себе под нос что-то. Альбедо просит ее повторить громче. Ассистентка вздрагивает и тихонько поясняет:

— Миры смешаются. Для монстров откроются порталы, через которые они проникнут в Мондштадт. Закрыть их, конечно, реально. Можно сделать это довольно быстро. И для рыцарей Ордо Фавониус такие враги не станут чем-то ужасным. Но никто не может предугадать, из каких зеркал они полезут: из карманного зеркальца Флоры, старого фотоаппарата Марджори или бутылок мастера Дилюка.

Закончив свой доклад, Сахароза опускает планшет.

В ее очках вижу себя. Я снова в черном.

Сахароза сдергивает очки, прячется за спиной Альбедо, а я вылетаю из пещеры на мороз, закуривая.