Ника косится с подозрением, когда дружелюбные речи Зейнары приобретают оттенок безумия. Их встреча — пятая по счёту — состоялась благодаря последней, едва ли не умолявшей об этом.

«Почему тебе так важно встретиться до начала весны? Ты переезжаешь?»

«Можно и так сказать»

Зейнара часто дышит, сокрушительно ломая прежде невозмутимый образ. Её коса растрёпана, и между прядками волос виднеются пятнышки подтаявших снежинок. Уже не обладающих угловатыми краями, но всё ещё цепляющихся за свою недолгую жизнь.

Ника вслушивается в сбивчивый рассказ Зейнары. Та вновь и вновь, разными фразами пытается говорить об одном и том же:

Она не принадлежит миру людей.

Прежде она всегда смотрела на каждого человека свысока.

До знакомства с Никой.

Ладони обжигает чужой холод, и Ника пытается сосредоточиться на лице Зейнары. Смотрит снизу вверх, желая отыскать в её глазах намёк на неудачную шутку.

Уж вы как хотите, а я никогда не поверю, что со мной взаимодействует какая-то нечеловеческая сущность.

В конце концов, я не героиня манги или дурацкого фанфика.

— Я могу приходить лишь в своё время года, — Зейнара дышит на ладони Ники, и она впервые задумывается, почему оставила перчатки дома. — Потом — ожидать в тени сестёр. Иначе нельзя. Иначе исчезну. Навсегда.

Ника протестующе мотает головой, пытается отстраниться, и тогда длинные пальцы Зейнары смыкаются вокруг её запястья, удерживая на месте.

Чёрт.

Я как будто сунула руку в морозилку.

— Чего ты от меня хочешь? — голос Ники звучит беспомощно. Глаза обеспокоенно мечутся в надежде на то, что хоть кто-нибудь, проходя мимо, вмешается.

А теперь вспомни, дорогая, когда в последний раз ты видела «кого-нибудь» в этом парке помимо себя и этой сумасшедшей?

То-то же.

В левом кармане куртки лёгкой вибрацией напоминает о себе телефон. Далеко. Пока она будет тянуться свободной рукой, Зейнара её перехватит, а там, чего доброго, и закопает в ближайшем сугробе как не уверовавшую в её неземное (?) происхождение.

— Доверия, — не то шелестит бестактно налетевший порыв ветра, не то шёпотом отвечает Зейнара, ослабляя хватку. Ника боится опустить взгляд — по ощущениям, запястье сковал ледяной браслет, если не наручник.

— Издеваешься?

— Нет. И доказать свои слова не могу. Погибнешь. От сил моих.

В глазах Ники — страх и обречённость. Она первая высмеивала судьбу, стоило кому-то заговорить о предопределённости. «Это безответственность и лень», заявляла она с видом знатока жизни. «В судьбу верят слабые и трусливые. Всё зависит от наших действий и нашего выбора».

Прежнее мировоззрение с треском рушится, наполняя её разум осколками пронзающих сомнений.

Она всё ещё может сделать выбор.

Может действовать.

Может уйти.

Но словно по чужой воле разомкнувшиеся уста произносят совершенно иное.

Предопределяют.