1943–1945 гг.
Даже получив сыворотку суперсолдата, Стеф застряла на этом дурацком шоу. Даже после того, как проявила себя, преследуя убийцу доктора Эрскина. Даже теперь она не была той, кем хотела. Пока ещё не была.
Она застряла, декламируя вдохновляющие строки в окружении женщин, гораздо более привлекательных, чем она сама.
Впрочем, Стеф не особо расстраивалась из-за этого. Её тело, наконец, начало по-настоящему функционировать. Больше никаких болезней. Никаких проблем со зрением. Она могла свободно дышать. А ещё стала почти на семь дюймов выше. В её теле теперь заметны мышцы. Ей не просто «стало чуточку лучше» — она была полностью здорова.
Но что действительно расстроило Стеф, так это вынужденное участие в нелепых представлениях для поднятия боевого духа.
— Вы не должны воевать, мисс Роджерс. У вас здесь другая задача, — как-то огрызнулся на неё Брандт, когда она попыталась выразить своё несогласие.
Поэтому каждый вечер Стеф приходилось дефилировать в странном наряде красно-бело-синего цвета.
С другой стороны, она была благодарна за то, что её не заставили носить столь же откровенные платья, которые были на других женщинах. Ей подарили костюм и шлем. Никаких коротких юбок. Никаких высоченных каблуков. В костюме почти не просматривалась её кожа, и открытым было только лицо.
И всё это продолжалось месяцами. Из штата в штат. Шоу каждый вечер. Автографы. Фотосессии. Участие в съёмках военных фильмов. О ней даже нарисовали комикс «Капитан Америка: новая надежда страны».
И наконец-то… Наконец-то её шоу отправилось на гастроли в Европу, к военнослужащим. Там она могла изменить ситуацию. И не просто поднять боевой дух, а попробовать пробраться на войну. Доказать свою полезность.
Всё-таки она зашла слишком далеко. Сколько ещё осталось до того, как она попадёт на передовую?
***
Стеф чувствовала себя бесполезной. Виноватой. Сыворотка Эрскина была потрачена впустую.
По крайней мере, именно так она чувствовала себя, выступая на сцене в Италии. Армии плевать на Капитана Америку. Плевать на то, что она может поднять над головой мотоцикл с тремя женщинами (что большинству мужчин не под силу). Нет, им вообще плевать на всё, кроме кривляющихся на сцене красавиц.
Стеф хотела сражаться. Но с каждым днём у неё всё больше складывалось ощущение, что она никогда не увидит поле боя (настоящее поле боя, а не глупые декорации, на фоне которых её заставляли фотографироваться).
Наконец-то она была здорова. Наконец-то получила тело, о котором мечтала. Но для общества она была подобна цирковой обезьянке.
— Здравствуй, Стеф, — раздался за спиной знакомый голос, вырвавший её из уныния. Обернувшись, она увидела Пегги.
— Привет. Откуда ты здесь?
Вздохнув, Пегги села рядом.
— Официально меня здесь нет. Настоящее представление?
— Да. Я немного импровизировала, — застенчиво отозвалась Стеф. — Не привыкла к зрителям, которым больше… двенадцати.
— Как я понимаю, ты теперь «новая надежда» Америки?
— Продажи облигаций подскакивают везде, где я была.
— Сенатора Брандта цитируешь?
— Он дал мне хоть это. Филлипс чуть в лаборатории не запер.
— Выходит, у тебя лишь два варианта? Лабораторная крыса или цирковая обезьянка? Ты для большего предназначена, — слова Пегги прозвучали резковато и в то же время в них была слышна надежда.
Стеф горестно вздохнула.
— Я так хотела попасть в армию. Отправиться за океан, сражаться на передовой, служить своей стране. А получив то, о чём и не мечтала, — она указала на свои ноги, — трико напялила.
Прежде чем Пегги успела ответить, в лагерь въехал медицинский грузовик, оповестив оглушительным клаксоном о своём прибытии. Стеф наблюдала за тем, как носилки с солдатами одни за другими перемещались в палатку. Белые халаты медсестёр пачкались чужой кровью, солдаты громко стонали от боли.
— Эти парни, похоже, в аду побывали.
Пегги коротко кивнула, также наблюдая за происходящим, прежде чем встретиться взглядом со Стеф.
— Они и правда были в аду. Это всё, что осталось от сто седьмого пехотного. Остальные погибли или попали в плен.
Сердце Стеф пропустило удар, а затем заколотилось с бешеной скоростью, заглушая своим биением окружающие звуки. Внутри неё стремительно начала возрастать паника. Баки. Она не видела его среди солдат. Будь он здесь, то сам нашёл бы её позже. Но его не было.
— От сто седьмого? — Стеф не узнавала собственный голос.
— А что? — Пегги взглянула на неё с замешательством и беспокойством.
Это было хуже сильнейшего приступа астмы, который у неё когда-то случился. В груди было тяжело, будто на сердце наехал танк-тяжеловес. Стеф казалось, будто она забыла, как дышать, пока мчалась вместе с Пегги к палатке Филлипса.
***
Дальнейшее отпечаталось в её памяти очень размыто. У Стеф кружилась голова, она прокручивала все воспоминания о Баки, отказываясь отпускать его. Не позволяя себе даже думать о том, что он мёртв.
Он жив. Он обещал. А Баки Барнс своих обещаний, данных Стеф, никогда не нарушал.
Выскочив из палатки Филлипса, Стеф была готова немедленно лететь в Австрию. Она заметила выражение лица Пегги, когда спрашивала о сержанте Джеймсе Барнсе. Кажется, Пегги обо всём догадалась.
И к ночи они уже находились в самолёте Говарда Старка. Стеф сосредоточила всё своё внимание на пальцах Пегги, которые водили по карте, показывая точку, на которую предстояло отправиться. На оружейный завод. К Баки.
Настала её очередь спасти его задницу. В кои-то веки она могла это сделать.
***
Ноги несли Стеф по тёмным коридорам. Она заглядывала в каждую комнату, продолжая отчаянные поиски.
«Может, он в изоляторе, но оттуда не возвращаются»
Хорошо, что Стеф всегда была достаточно упрямой. Хорошо, что она не умела сдаваться, даже когда над ней возвышался хулиган из переулка или она была охвачена приступом астмы. Она исследует каждый уголок этого проклятого завода, но не отступит, пока не найдёт Баки.
Свернув за угол в очередной тёмный коридор, Стеф едва не столкнулась с незнакомцем, который выскочил из-за двери, сжимая в руках документы и тяжело дыша. На мгновение он замер, посмотрев на неё, но после сразу бросился бежать. Она хотела последовать за ним, однако услышанное заставило её остановиться.
Стоны. Болезненные стоны.
Стеф осторожно вошла внутрь, дожидаясь, когда глаза привыкнут к темноте. Посреди комнаты, привязанный к металлическому столу, лежал источник стонов. Стеф медленно шагнула вперёд.
И тут послышался прерывистый голос:
— Сержант. Три-два-пять-семь… Барнс.
— О, боже, — Стеф бросилась к столу. Это был Баки. Его глаза остекленели, он смотрел в потолок. Он заметно похудел, его щёки были впалыми, а скулы пересекали крупные синяки. — Баки, — она принялась срывать ремни. Он почти не шевелился, пока она говорила.
Что с ним случилось?
Когда с его груди был убран очередной ремень, он медленно повернул голову, пытаясь сфокусировать взгляд.
— Ты… — прохрипел Баки, и Стеф кивнула, взяв его лицо в ладони и поцеловав. Её глаза начали застилать слёзы, когда она заметила, что в его взгляде мелькнуло узнавание.
— Это я. Стеф, — подтвердила она, отстраняясь. И он улыбнулся.
— Стеф, — голос Баки был тихим. Она нашла его.
— Вставай, — Стеф помогла ему подняться. Он держался за неё, пытаясь сохранить равновесие. — Я знала, что ты жив, — ладонью она коснулась его щеки.
Именно тогда он заметил. Его глаза расширились, и он в изумлении взглянул на неё сверху вниз.
— А я — что ты меньше.
Стеф усмехнулась в ответ, когда где-то далеко прогремел взрыв. Им нужно выбираться отсюда. Баки передвигался с трудом, опираясь на плечо Стеф.
— Что с тобой случилось?
— Вступила в армию.
***
Теперь они укрывались в лесу. Спасённые солдаты сто седьмого и она, Капитан Америка, маленькая Стеф Роджерс. Они прошли несколько миль, прежде чем решили затаиться на ночь и продолжить путь утром.
Ей хотелось смеяться от шокированных взглядов, которые бросали на неё мужчины. Видимо, им всё ещё не верилось, что спасительницей оказалась женщина. Что женщина помогла им уничтожить завод «Гидры». Но она сделала это, чем заслужила бесконечное уважение солдат.
Баки ни на секунду не отходил от неё. Молча слушал, как она говорила с мужчинами. Стеф знала, что у него самого был к ней по меньшей мере миллион вопросов. И несколько он порывался задать во время побега, а теперь, когда они оказались за пределами завода, и вовсе изнывал от любопытства.
— Зачем, Стеф? — его голос звучал немного хрипло. Они разместились чуть дальше от остальных, спрятавшись за деревьями. Стеф попыталась спокойно рассказать обо всём, что произошло с тех пор, как Баки покинул её квартиру на рассвете.
— Я должна была так поступить, Бак. Не хочу, чтобы ты сражался без меня, — Стеф робко посмотрела на него.
Баки потёр ладонями уставшие глаза и издал нервный смешок.
— Мне не стоило недооценивать тебя, Роджерс.
— Да уж, — отозвалась она и подалась вперёд, вовлекая его в поцелуй. Затем забралась на колени и, притянув его к себе, запустила пальцы в запутанные волосы, после чего углубила поцелуй.
На мгновение Баки отстранился, прошептав ей в губы:
— Я думал, мне конец. Думал, что больше никогда тебя не увижу, но ты здесь. Моя Стеф.
И от его нежности она была готова растаять.
— Я никогда тебя не оставлю, мой Баки, — на её глаза навернулись слёзы, и она прижалась к возлюбленному, продолжая шептать прямо в губы.
Они просидели в объятиях друг друга, казалось, несколько часов, приглушённо переговариваясь между поцелуями, и, наконец, уснули вместе.
***
Всё встало на свои места. У Стеф было всё, о чём она мечтала. Здоровое тело. Возможность сражаться на войне и вести людей за собой. И Баки, всегда готовый её поддержать.
Он был рядом с тех пор, как заступался за неё в тёмных переулках во время потасовок. Её защитник. И теперь она могла отплатить ему тем же, участвуя с ним в битвах, оберегая его от града пуль своим щитом. Почти всю жизнь они провели плечом к плечу, прикрывая друг друга — от школьной скамьи до поля боя.
Баки не упускал ни единого мгновения, чтобы полюбоваться Стеф, так естественно и гармонично вписывающуюся в атмосферу сражений. Она словно находилась в родной стихии. Прирождённый лидер. Не позволяла никому и ничему вставать у неё на пути, сметала любое препятствие с суровым выражением на лице. Сердце Баки таяло, когда Стеф улыбалась ему во время миссии. Он забывал о шквале взрывов вокруг и видел только её. Хрупкую девушку из Бруклина, которая ничего не боялась.
После битв они возвращались в личную палатку Стеф (неплохое преимущество быть единственной женщиной на поле боя) и занимались любовью. Становились одним целым, усиливая зашкаливающий адреналин горячими прикосновениями.
— Ты очень красивая, — пробормотал Баки, целуя её в ключицу. Стеф покраснела, когда он опустился ниже, накрывая губами чувствительный сосок. — Ты всегда была самой красивой, моя Стеф.
Каждая близость могла стать последней. Баки больше не боялся причинить боль Стеф, а потому не сдерживался. И она была благодарна сыворотке ещё и за возможность заниматься потрясающим сексом. Она хотела получить от Баки всё, и её тело могло это выдержать. Наконец-то.
Они особо не скрывали свои отношения от окружающих. Всё равно никто не осудил бы их за внебрачную связь, когда они ежедневно рисковали своими жизнями, чтобы уничтожить «Гидру».
Прошли месяцы. Воющие Коммандос продолжали успешно захватывать вражеские базы, и война постепенно приближалась к окончанию — Стеф почти чувствовала это.
После особенно удачной миссии они ускользнули с празднования, направляясь обратно в палатку и на ходу избавляя друг друга от одежды. Казалось, губы Баки были везде, а спустя мгновение он уже прижимал её к кровати. Устроился между ног и приник языком к влажному лону.
Посмотрел на неё затуманенным от возбуждения взглядом, и к языку добавились пальцы. Когда Стеф громко застонала, достигнув пика, он закинул её ноги себе на плечи и одним толчком погрузился внутрь.
— Да, куколка, чёрт…
Стеф продолжала стонать, сводя его с ума и заставляя терять самообладание. В ту ночь его темп был медленным, но глубоким. Он любил смотреть на Стеф в такие моменты. Слышать, как она выкрикивает его имя во время оргазма.
— Бак, — всхлипнула она немного охрипшим голосом. Баки наклонился, чтобы покрыть её лицо нежными поцелуями. И продолжил неторопливые размеренные толчки.
Что, если этот раз и есть последний? Баки редко позволял себе задумываться о подобном. Он просто знал, что каждый раз, когда они покидают палатку и отправляются на поле боя, может быть последним. Он не был наивным дураком, но предпочитал не зацикливаться на столь негативных мыслях. Однако теперь, смотря в глаза Стеф, сияющие удовольствием, он всё чаще допускал тревожные мысли.
Стеф для него была всем миром. От Бруклина до Европы он следовал за ней повсюду. Из хрупкой вечно болезненной девушки она превратилась в сильную здоровую женщину, лежавшую под ним прямо сейчас. Меньше всего он хотел, чтобы этот раз был для них последним. Они должны быть вместе до конца своих дней. Иногда Баки представлял себе идеальную совместную жизнь. Стеф в безопасности, никакой войны нет либо она далеко. Они женаты, у них большая счастливая семья.
— Я люблю тебя, — само по себе сорвалось с его губ. Он знал, что полюбил Стеф очень давно, но всегда был слишком труслив для серьёзных признаний. Только войны боялся больше. Боялся потерять Стеф. Потерять, не успев сказать самые главные слова. — Я люблю тебя, Стеф Роджерс. И буду любить всегда.
Он запомнил выражение её лица. Глаза Стеф были широко открыты, губы растянуты в улыбке. Руками она обвила его шею и притянула к себе для поцелуя.
— Я тоже люблю тебя, Джеймс Баки Барнс. И пойду за тобой куда угодно.
***
Наверное, им следовало быть осторожными. Бдительными. Но на войне о собственной безопасности думаешь в последнюю очередь. Вот и они думали лишь друг о друге.
***
Казалось, из Стеф выкачали разом все силы, когда она ошарашенно следила за тем, как Баки падает в пропасть. Она навсегда запомнит его крик. Выражение ужаса на его лице. Её сердце было разорвано в клочья. Она душераздирающе закричала.
Не смогла его спасти. Не смогла спасти своего Баки. В конце концов, она как была, так и осталась слабой. Медленной. Глупой. Она никогда не должна была терять бдительность. Ей следовало попросить Баки дождаться её внизу, а потом просто прыгнуть к нему.
Ей не нужен мир, в котором не будет Баки Барнса.
Стеф чувствовала себя виноватой.
Всего три месяца назад Баки говорил, что любит её. Его глаза светились обожанием. И она его любила, уже много лет, радуясь взаимности. Жаль, что они оба всегда были слишком трусливыми, чтобы признаться друг другу в чувствах с самого начала.
Она должна была сказать ему ещё тогда, в подростковые годы. И повторять каждый день на протяжении десяти лет. Возможно, у них было бы больше счастливых воспоминаний. Возможно, это бы всё изменило. Возможно, сейчас он был бы жив.
Мысли не давали Стеф покоя. Она не могла спать, по ночам мучаясь бесконечными «если бы». А когда удавалось заснуть, то попадала в настоящий кошмар. Баки был рядом. Она видела его, любила его, трогала и наблюдала за тем, как он падает. Его пальцы едва касались её, когда он соскальзывал вниз и…
Стеф просыпалась в холодном поту, с мокрыми от слёз щеками.
И отчаянно хотела забыться.
Первое, что пришло на ум — алкоголь. Она выпила целую бутылку виски, затем попробовала вино и много чего другого. Не помогло. Она продолжала чувствовать и страдать.
По тихому цокоту каблуков Стеф узнала подошедшую Пегги.
— Доктор Эрскин сказал что... сыворотка повлияет не только на мои мышцы, но и на все мои клетки. Создаст защитную систему регенерации и исцеления, — пробормотала Стеф, обращаясь к ней. — А это значит... — она приподняла стакан, — я не могу напиться. Ты это знала?
Стеф чувствовала себя побеждённой.
— Твой метаболизм примерно в четыре раза выше, чем у обычного человека. Это такой побочный эффект, — произнесла Пегги, присаживаясь рядом. Стеф представляла, как сейчас выглядит в глазах окружающих. Бледная, с тёмными кругами под глазами от недосыпа. — Ты ни в чём не виновата.
— Ты читала рапорт? — горько усмехнулась Стеф.
— Да.
— Тогда ты знаешь, что это не так.
— Ты сделала всё, что могла.
— Нет… — Стеф в отчаянии повернулась к Пегги, но та ответила лишь строгим взглядом.
— Ты верила в него? Любила его? — Пегги выдержала паузу, не сводя глаз со Стеф. До этого момента никто в открытую не заговаривал об её личных отношениях. — Тогда перестань бичевать себя. Не отнимай у Барнса право личного выбора.
— Падение не было его выбором, — голос Стеф зазвучал тише. И как-то сломанно. Сердце Картер болезненно сжалось. Стеф и без того повидала немало ужасов в своей жизни. И была самой стойкой из всех людей, которых доводилось встречать Пегги. А «Гидра» по случайности устранила самую большую слабость Стеф Роджерс. Её Баки.
— Он знал о риске. Просыпаясь каждое утро, он знал. Он погиб с верой, что ты того стоишь, — Пегги взяла её за руку и ободряюще сжала.
Стеф понимала, всё понимала в глубине души. Но именно понимание заставляло её ненавидеть этот мир. Грусть сменилась раскалённой добела яростью, прошедшей через всё тело. Война забрала у неё всё. Всех близких. И у неё была сила, чтобы остановить это. Чтобы отомстить за всех.
— Шмидт мне заплатит. Я буду сражаться, пока вся "Гидра" не станет пеплом.
***
Как иронично, усмехнулась про себя Стеф, глядя на бескрайние просторы океана и льда перед собой. Крайне иронично. Её кожа была горячей, как самое безжалостное пламя, а свой конец она готовилась встретить во льдах.
Но даже если бы вся их планета состояла изо льда, это не погасило бы огонь в душе Стеф Роджерс.
Сердцебиение грохотало в ушах, заглушая голос Пегги. После миссии они собирались встретиться и жить вместе, чтобы Стеф никогда больше не была одна.
По мере приближения белоснежного полотна перед её глазами проносилась вся жизнь.
Голос матери, рассказывающей истории, когда она не могла заснуть. Бинты и мази на коже после очередной драки. «Иногда мне кажется, ей нравится ото всех получать», — поддразнивал Баки, пока мать обрабатывала её раны. И всегда находился рядом. Несмотря ни на что. Любой ценой.
Баки.
Стеф погрузилась в холод с единственной утешающей мыслью. Она ведь обещала, что последует за ним куда угодно.
Наконец-то она снова увидит Баки.