Тебе стоит знать,
Что, даже когда придёт пора, ты можешь не захотеть уйти,
Но расплакаться не страшно и сломаться не позорно,
Но ты не одна.
«Everybody Dies» Billie Eilish
Энн с трудом присела на стул за небольшим столом в гостиной. Она дёрнула за верёвочку на лампе и загорелся свет, девушки бросила взгляд на время и вздохнула — четыре часа утра. На глазах слёзы, сна нет. Она взяла в руки ручку и прокрутила её между пальцами несколько раз. Думала. Энн бросила взгляд на кипу писем в углу стола и взяла чистый лист бумаги из стопки рядом. Девушка вздохнула и дёрнула за ручку ящика, чтобы найти карандаш, но вместо дополнительного средства для письма наткнулась на остальные письма, которые писала до этого. Её немного подташнивало, давление прыгало, врачи говорили, что в этом ничего плохого нет, но нужно быть внимательнее к своему здоровью и думать о здоровье будущего ребёнка.
Регулусу Блэку.
Это тридцатое письмо, написанное мною. Я сомневаюсь, что я вообще отправлю их тебе, но надеюсь однажды ты их прочтёшь. Хотя бы часть из них. Впереди будет ещё много писем, я уверена, мне говорить не с кем, Реджи, поэтому я пишу всё тебе. Я не могу перестать. Мне сложно доверять. Рядом со мной много людей, все они добрые, прекрасные, внимательные люди, но мне тяжело здесь. Я пишу об этом уже в тридцатый раз. Говорить с тобой всегда для меня было особым видом терапии и кроме тебя мне никто не был нужен. Сейчас тебя рядом нет, но я продолжаю с тобой говорить.
И в миллионный раз я начну письмо с извинений. Мне жаль, что мне пришлось так уйти, я не знала куда мне бежать и кому что говорить. Я не знала, как преподнести это тебе, как объяснить, я знала, что мы не готовы. Мы ведь всего лишь дети, Реджи. Просто дети. Но у меня под сердцем твоя дочь — это точно девочка, теперь я знаю. Срок уже большой, рожать совсем скоро. Её имя будет Джейн, но твою фамилию носить она не станет.
Я вышла замуж. Я стала женой хорошего человека. Женой мужчины, который в прошлом году потерял свою жену. Он был одинок и ему нужен был кто-то рядом, мне тоже был кто-то нужен. Мы сблизились, правда, он намного старше меня. Я не писала о нём тебе до этого, не знала, как это вообще объяснить. Он чудесный человек, правда. Не знаю, любовь ли это (навряд ли), но он обещал любить нашу с тобой дочь, как свою, так что, можешь быть уверенным, что у Джейн будет хорошая семья.
Я всё ещё просыпаюсь из-за ужасных кошмаров. Мне снишься ты. Я знаю, что глупо спрашивать про то, как ты себя чувствуешь в письме, которое никогда не будет отправлено, но я спрошу — как ты, Регулус? Что ты хотел сделать в тот вечер — я задаюсь этим вопросом уже почти год. Я думаю о тебе каждый день и каждый день виню себя и хочу вернуться к тебе обратно. Думаю, будь что будет, скажут нам жениться — ладно, скажут уходить от тебя — хорошо, предложишь сбежать — отлично. Только бы рядом с тобой быть, за руку тебя держать, прикасаться. Я так сильно по тебе скучаю, Реджи. Я так сильно хочу быть рядом с тобой.
Прости меня, за то, что я была такой. За то, что остаюсь такой. Прости, что оставила тебя, оставила в неведении. Я видела ту статью (я писала об этом уже), я хотела бы, чтобы этот шарф был со мной, и, кстати, Жозефина связала мне похожий. В холодные вечера я укутываюсь в него и сижу у камина в доме Киллиана, точнее, теперь это и мой дом. Он обустраивает сейчас детскую для нашей дочери. Там всё так красиво, мы не стали выбирать розовый цвет, подобрали пастельные зелёные тона для детской, красивую кроватку. Будет ещё кресло-качалка, сегодня ездили выбирать.
Я хотела бы сказать, что у меня всё хорошо, может, это и так, но мне плохо без тебя. Мне очень тяжело без тебя. Я не могу перестать плакать. Врачи говорят, что нужно меньше переживать, Киллиан не понимает причину моих слёз, пытается утешить, обнимает всегда, а я обнимаю его и представляю тебя. Чувствую себя из-за этого ужасно.
Регулус, если ты всё-таки это когда-то найдёшь или моя рука поднимется его отправить, и ты получишь его, когда будешь счастлив с кем-то в браке, а рядом будут бегать твои дети, ты это письмо порви и выкинь. Дочитаешь до этого момента и остановись. Я верю, что ты в порядке и пережил наш такой разрыв. Я надеюсь, что ты сделал то, что хотел и теперь ты счастлив.
Мой любимый Регулус Блэк, я люблю тебя больше жизни.
Твоя навеки,
Миранда-Энн Уоллер.
В комнате приглушённо горел свет. Энн сидела в кресле-качалке и почти засыпала, пока Киллиан держал хнычущую дочь на руках, пытаясь её успокоить. Мужчина не должен был проснуться, но услышал, как что-то упало и поднялся — Энн плакала, а Джейн, которая проснулась от грохота, уже начала хныкать. Киллиан поднялся и сразу обнял жену, он погладил её по плечам, стал расспрашивать о том, что произошло, осматривал её на наличие травм и целовал по всему лицу, убирая волосы, спадавшие ей на глаза. «Что случилось, родная?» — спрашивал он, не успокаиваясь и начиная паниковать, будто бы, больше чем Энн и Джейн. Киллиан утешил, усадил в кресло и взял на руки дочь.
— Я если ночью плачу, — шёпотом начинает Энн, смотря на Киллиана, — ты не вставай. Не реагируй на меня. Если Джейн, то иди к ней.
— Мне сначала тебя нужно успокоить, а потом её, — шепчет мужчина. — Дети ведь чувствуют всё, учитывая, что пока что она с нами в спальне, она чувствует, когда тебе плохо.
«Мне всегда плохо», — проносится в мыслях у девушки, и она вздыхает, смотря на мужа. — Киллиан, правда, Джейн сейчас важнее.
— Энн, — мужчина называет её имя и твёрдо смотрит прямо на жену, находит её взгляд в приглушённом свете светильника. — Сначала тебя, а потом её. Ты в приоритете.
— Если ты так считаешь, — она с трудом с ним соглашается.
— Я так считаю, Энн, потому что ты должна чувствовать себя нормально, когда берёшь Джейн на руки, чтобы не грохнуться в обморок.
Его тон немного грубый. Киллиан такой человек — он то мягкий, как кот, то острый, как лезвие ножа. Он умеет подбирать выражения, знает, как правильно утешить, никогда не повысит голоса и не возмутится. Сейчас, когда у него есть дочь и жена — он внимателен к ним как никогда. Он никогда не говорит о своей бывшей жене — о своей умершей жене — но, Энн знает, он часто о ней думает. Может быть, представляет на месте Энн свою первую и последнюю любовь, качая при этом на руках маленькую девочку, думая, что это его родная. Желание взять их к себе было не спонтанным, Киллиан долго над этим думал, не знал, как Энн к этому отнесётся, подумает может, что он безумен, сходит с ума от горя. Так было, он сходил с ума, но взял себя в руки и хотел видеть кого-то рядом, чтобы продолжить держать себя в руках. Миранда была для него защитой от внешнего мира. Киллиан создал свой, забрал её к себе и был готов через пару месяцев вернуться в реальный мир, держа за руку свою беременную жену.
«Ты важнее», «тебе станет легче», «солнышко», «золотая моя», «родная» — Энн так никогда никто не называл. Некоторые прозвища были так близки к тем, которыми её называл Регулус, но все они звучали по-новому, совсем иначе из уст другого человека. Киллиан волшебный мужчина — таким видела его девушка, он не волшебник, просто человек, но как же серьёзно он отнёсся к ней и к её беременности. Он не хотел её совращать, брак был нужен для семьи — «я предлагаю тебе брак, чтобы ты официально была под моей защитой, под моей фамилией, чтобы у ребёнка была семья. Ты не обязана меня любить, мы просто будем жить вместе и любить человека под твоим сердцем».
Любить Джейн.
Энн не знала, да и не помнила, что испытывала, когда ей дали на руки такую маленькую девочку, которая негромко хныкала, а потом и вовсе замолчала, почувствовав материнское тепло. Сейчас бывшая Уоллер смотрела на дочь и понимала, что любовь — это самое большое чувство, которое ей удалось испытать снова, смотря в глаза своей маленькой девочки.
Я люблю её, знаешь. Это тридцать пятое письмо.
Она такая интересная, такая маленькая, такая игрушечная. Было бы замечательно, если бы ты когда-нибудь на неё посмотрел. Я бы очень этого хотела. Она не плачет почти, когда рыдаю я, Джейн своими маленькими пальцами мои пальцы обвивает и дёргает, словно успокоить меня пытается. Я в её глазах тебя вижу. Брови у неё такие же, ресницы как у тебя длинные. Наверное, это замечаю только я, но теперь понимаю женщин, которые сразу видят, на кого похож их ребёнок, хотя он только родился.
Киллиан её любит. Возится с ней, посреди ночи встаёт, укачивает и она так ласково на него смотрит. Ей всего четыре месяца, издаёт смешные и очень странные звуки, пока ничего толкового, Киллиан пытается научить её сидеть. Пока что получается только в положении лёжа, врачи дали на это добро, потихоньку присаживать уже позволено…
Когда Джейн становилась старше вечера в их доме проходили одинаково: Киллиан возвращался с работы, он привозил что-то поесть, Энн успевала это всё разогреть и что-то приготовить, пока он играет с малышкой. Чаще у них в доме гостила Жозефина, которая помогала по дому, готовила еду, чтобы и Энн не забывала поесть, и Киллиан нормально питался. Киллиан и сам мог приготовить, он часто готовил с Джейн на руках, смотрел, как он смеётся и веселил её, показывая различные овощи и фрукты. После ужина Энн садилась за письма, Киллиану всегда говорила, что пишет книгу, он обещал ей, что сделает всё, чтобы издать её произведение в лучшем издательстве; Киллиан переодевался и ложился на ковёр в гостиной, рядом с ним была Джейн. Малышка играла с игрушками, валялась на полу, училась ползать и становиться.
— Энн? — шёпот Киллиана заставляет девушку вздрогнуть. Она поднимает голову, отрываясь от письма и смотрит на мужа, сидящего с дочерью на полу. На её губах расплывается улыбка. — Она ползёт, смотри.
Джейн делала это неуверенно, ручки и ножки тряслись, будто листья на ветру, но она смотрела на отца и ползла к нему с улыбкой на губах. Маленькая не смогла переступить небольшую преграду, рука подогнулась и Джейн ударилась лицом о ковёр. Родители замерли. Джейн подняла голову и засмеялась. На глазах блестели слёзы, но она смеялась. У Киллиана восторг прям детский от неё. Будто бы ему не за тридцать, а семнадцать — он улыбается, восхищается, смотря на малышку каждый раз. Киллиан любит её больше жизни.
Его маленькая любимая Жизнь.
Фотографии — их было так много. Альбом на альбоме. Джейн лежит в кроватке, спит, сидит, ест, плачет, ползает, идёт — все этапы её развития в альбомах. Всё запечатлено на плёнку, всё распечатано и вставлено в красивые файлы, закрыто красивой обложкой альбома. Ещё столько же фотографий на плёнке в нераспечатанном виде. Киллиан тратил все свои деньги всё своё время на своих любимых женщин. Цветы, подарки по поводу и без повода. Все праздники в детском саду, лучшие праздники дома — Киллиан любит и Киллиан делает всё, чтобы эту любовь видели и чувствовали. Он замечал, как Энн становится другой — взрослеет, больше не плачет, чувствует лучше. Энн оживала, а вместе с ней росла её маленькая Джейн. Киллиан всегда говорил «наша дочь», но иногда ловил себя на мысли, что нет, это её дочь, а для него Джейн — его Мир. Маленький, смеющийся такой, яркий мир. Подарить Миру мир- вот его основная цель.
— Я не говорил тебе никогда, — когда Джейн заснула после сказки о трёх поросятах, шёпотом говорит мужчина. Он понимает, что последнее время с Энн они говорят исключительно шёпотом.
— Что? — девушка поднимает голову и поправляет свои волосы, она закрывает книгу.
— Я смог полюбить тебя. — Говорит Киллиан. — Смог, хотя думал, что никогда не смогу. Я просто говорю тебе об этом, чтобы ты знала.
Знала для чего? Энн не понимает. Любить его она не стала, чувствовать что-то начала, но любить…нет, любви здесь нет, скорее, уважение и сильное настоящее чувство. Близость. Благодарность за любовь к ней и к её маленькой Джейн.
Сорок первое.
Киллиан сказал, что смог меня полюбить. Я смогла его только зауважать. Уважаю его, потому что он взял меня к себе, взял в жёны, удочерил Джейн. Он смог меня и нас полюбить. Я полюбить его не смогу. Сильно в этом сомневаюсь. Может быть, когда-нибудь очень и очень нескоро я смогу ответить ему взаимностью, но пока что я чувствую только благодарность и уважение.
Люблю тебя, чудесный Регулус Блэк.
Письмо из Хогвартса, которое Энн достала из почтового ящика в марте 1991 года за несколько дней до дня рождения дочери. В голове сразу «только не это». Неужели о Джейн уже всё знает Дамблдор? Энн знала, что это не сработает, но порвала письмо и выбросила его в мусорный бак. Она перебирала всю остальное корреспонденцию и всё бросала взгляд на мусорный бак, боясь, что письмо сейчас волшебным образом восстановится и снова появится в её руках. Даже если она согласится на это, что она скажет Киллиану? «Киллиан, я тебе не говорила, что я волшебница и наша дочь тоже, а ещё она дочь волшебника и я училась в школе чародейства и волшебства и наша дочь теперь тоже будет там учиться». У Джейн хорошая школа. Гимназия. Она одарённый ребёнок, понимает хорошо физику и любит географию, как преподнести ребёнку информацию о том, что она волшебница и теперь девять месяцев в году она будет жить вне дома, делить комнату с другими детьми и общаться постоянно с настоящими волшебниками и изучать магию. Как об этом сказать Джейн?
На следующий день пришло ещё письмо. Затем ещё одно. И ещё. Письма доставлялись обычной почтой, совиной почтой, появлялись в холодильнике и в продуктах питания. Энн тяжело вздыхала, но продолжала их выбрасывать. В какой-то момент она даже подумала найти свою волшебную палочку и наложить какое-то заклинание, лишь бы ничего не приходило. Или может, написать письмо в Хогвартс? Письма продолжали приходить. «Джейн Беррингтон вы зачислены в школу чародейства и волшебства…» всё было таким близким и приятным, что Энн разворачивая письмо чуть было не начинала плакать. Она выбросила двадцать девятое.
— Мам?
Через неделю Джейн пошла за почтой первой. Это была суббота, Киллиан и Энн были дома и собирались поехать вечером к своим друзьям. Джейн должна была остаться дома с соседкой Адой.
— Тут письмо для меня. — Говорит девочка. — Но я не писала никому писем.
Энн знала, что, если Джейн найдёт письмо сама, она обязательно подойдёт или к отцу, или к матери. Джейн боялась странных вещей и пока что не могла принимать решения самостоятельно, она всегда переспрашивала и уточняла что ей делать, даже если было сказано один раз. Острожная и внимательная.
— Нам придётся поговорить с твоим отцом.
Это случилось. Я так сильно пыталась убежать от волшебства, что оказалась в ловушке и совсем забыла, что наша с тобой дочь в любом случае будет волшебницей. Чистокровной волшебницей. Я уверена, что Дамблдор обо всём знает; я уверена, что мадам Помфри не сдержала эту тайну и предположила, что я убежала из-за своей беременности. Я думаю, что это именно так, Реджи.
Я думала, что если я буду прятать все письма, разрывать их и сжигать в камине, то поток прекратится, но их становилось только больше. Джейн будет волшебницей. Джейн будет учиться в Хогвартсе. Я не знаю, как ей всё объяснить, она же малышка. Я даже представить не могу, как другие маглы говорят о таком своим детям и как они сами принимают такую информацию. Я была волшебницей, но я не могу в это поверить, не могу поверить и в то, что моя дочь может быть волшебницей.
Как сказать об этом Киллиану? Что мне сделать, чтобы он не посчитал меня сумасшедшей и не отправил в психиатрическую лечебницу, где я проведу всю свою оставшуюся жизнь? Конечно, он не поверит сперва, но потом постарается понять. Он ничего не знает, Регулус. Я никогда ему об этом не говорила.
Начну с «такое иногда случается, дети обычных людей рождаются волшебниками», а что дальше не знаю. Буду смотреть по ситуации.
Я думаю, это последнее моё письмо для тебя. Не знаю, какое по счёту. Уже за пятьдесят вроде бы. Если когда-нибудь их найдёшь – лучше не читай, я очень надеюсь, что не будешь.
Люблю тебя до сих пор, Регулус Арктурус Блэк.
Киллиану, правда, всё безумно нравилось. Он сначала рассмеялся, когда увидел письмо и когда услышал об этом от своей жены. Он подумал, что сходит с ума, над ним, наверное, просто смеются его жена и дочь, ведь они вдвоём были ещё теми шутницами, но шутка затянулась. Энн говорила, что не хочет, отправят Джейн куда-нибудь в другую школу или она будет ходить в обычную, которая недалеко от дома совсем — в двух шагах буквально, если вдруг она захочет бросить гимназию. Джейн тогда загорелась. Я что, волшебница? — она спросила это с таким восторгом, что Киллиан стал разбираться в вопросе и был удивлён не меньше дочери, когда понял, что всё это не розыгрыш — это всё существует. Ему нравились книги, ему нравились волшебные штуки, волшебные палочки, он любил ходить за покупками в косой переулок и удивлялся каждый раз проходящим мимо волшебникам. Они все живут рядом с нами? Спросил он как-то у Энн, которая была в курсе всего — он это знал. Энн засмеялась: «они живут среди нас, дорогой» и похлопала его по плечу.
Волшебная палочка Джейн была из каштана, в длину шестнадцать дюймов, сердечная жила дракона (китайский огненный шар), мягкая — выполнена в минималистическом стиле. Красивая и очень тонкая, мягкая, сама палочка была самой стандартной, а вот рукоять была в виде когтей, огибающих дерево. Олливандер сразу почему-то подумал на эту палочку, когда увидел Джейн. Он усмехнулся, вспоминая, что все палочки Блэков — «Регулуса и Сириуса Блэков, а также их родителей Вальбурги и Ориона» — были выполнены из каштана и у всех них сердцевина была из сердечной жилы дракона — это совпадение удивило его совсем немного, он взглянул на Энн в солнечных очках, а потом на заинтересованного во всём Киллиана. «Ваша девочка очень способна. Энергия сумасшедшая, ты ещё этого не чувствуешь и маглы тоже, но поверь мне, ты будешь замечательной волшебницей, а с этой волшебной палочкой — будешь накладывать только хорошие заклинания». Старик взглянул на девочку, протягивая ей палочку и кивнул одобрительно, предлагая Джейн взмахнуть ею. Олливандер будто бы что-то знал, взгляда с малышки не сводил. Палочка выбрала её. «Я не ошибся» радостно заметил он.
Вернуться и правда было приятно, страшно только встретить кого-то знакомого — она понимала, что Олливандер помнил её, он точно узнал её, очки видимо не спасали ситуацию или просто у Олливандера потрясающая память — она действительно ошеломительная. В тот день, Энн ещё заметила Малфоев прямо перед собой в книжном магазине, она сразу опустила голову и убежала, извинившись, чтобы отвести от себя подозрения. Она слышала, как Люциус что-то сказал про грязнокровок, а его сын посмеялся в ответ. Неужели Джейн придётся учиться с ним? Энн видела ещё много знакомых лиц, но надеялась, что очки скрывают её внешность хотя бы немного. В один из моментов их блуждания, она заметила в толпе великана — Хагрида — а рядом с ним мальчика.
Гарри.
Как часто это имя стало звучать в их доме после первого семестра. Джейн не замолкала. Гарри одинокий, его родители умерли, он сирота, мам, давай разрешим ему приехать к нам в гости. Он живёт тут совсем недалеко со своими дядей и тётей, но они сильно его обижают. Гарри Поттер. Гарри Поттер. Поттер, Поттер, Поттер — звучало из уст дочери каждый день двухнедельных каникул. Джейн подружилась с ним. Энн хотела, чтобы всё было по-другому. Джейн вообще не должна была идти в школу Хогвартс, но профессор Дамблдор как всегда очень настойчив. Энн не хотела. Энн хотела сопротивляться. Энн боялась в первые месяцы, что Джейн где-то встретил Регулуса, о Сириусе она знала почти всё — об Азкабане, о предательстве — поверить в это не могла, но знала. Энн знала всё, пусть и не была уже частью волшебного мира. Она думала о Регулусе, часто особенно долго, вспоминала его в мелочах и пыталась представить его сейчас — стал ли он преподавателем? Работает в министерстве магии или может быть занялся чем-то ещё? Регулусу нравилось писать картины иногда, может, он занялся своим хобби? Помирились ли они в итоге с Сириусом? Энн задавала много вопросов пустоте и ни на один не находила ответа. Джейн только, когда возвращалась, рассказывала о чём-то, что заставляло Энн смеяться и вспоминать деньки в Хогвартсе. Джейн была счастлива несмотря на все опасения своей матери.
Шляпа распределила Джейн на пуффендуй. В Джейн много положительных и отрицательных черт, она подросток и она учится жить. Энн была уверенна, что дочь будет на гриффиндоре. Ждала результата распределения с замиранием сердца, когда увидела «пуффендуй» слегка расстроилась. О пуффендуйцах всегда говорили с предвзятостью, они самые глупые, самые странные, самые не такие как все, Энн не хотелось, чтобы Джейн была среди них, потом только сама понимать начала, что рассуждает стереотипно. На всех факультетах были и хорошие, и плохие, как например Мелисса — она ведь приняла метку и ходила по Хогвартсу будучи пожирательницей смерти. Не обязательно значит быть на слизерине, чтобы быть плохим человеком, волшебником.
Но имя Гарри возникало постоянно. Потом имена Рон, Гермионы, Драко, Тео, Уизли — сотни имён, среди них хорошие друзья, не друзья, неприятели, просто противные ребята, завистливые девочки и те, кто пытаются сбить её с метлы, когда на втором курсе она пошла на квиддич. «Это игра такая, мам — квиддич, мы летаем на метле и пытаемся забросить мяч в кольцо, как футбол, только в воздухе». Джейн говорила о Хогвартсе с восхищением и ничего не могло её сломать. Энн не понимала откуда в её дочери столько сил бороться с теми, кто идёт против неё и творит разные пакости. Энн думала, что всё будет хорошо. Всё будет хорошо и тогда, когда к ним в гости всё-таки соберётся Гарри, а потом из уст Джейн прозвучало знакомое имя.
Римус Люпин.
Сердце кольнуло. Римус не узнал её. Римус никогда и не знал, что у его любимой Миранды родилась дочь. Люпин не был в курсе, да и не нужно было ему об этом знать. Джейн ему, может быть, отдалённо кого-то напомнила, черты в ней перемешались, Регулуса во внешности больше, в характере больше Сириуса. Старший бы точно был рад, узнай он о племяннице, но Энн не скажет. Не напишет письмо. Римусу тоже. Даже если случайно его встретит где-то и Римус узнает в ней Миранду, Энн удивится, скажет, что она всего лишь магл, может быть он знал кого-то похожего на неё в волшебном мире? Римус поверит, головой кивнёт и уйдёт. Энн просто хотелось в это верить. От Миранды в Джейн, казалось, совсем ничего нет. Тихоней Энн не была в школьные годы, но всё равно, Джейн была совсем другой. «Он похвалил мои навыки! Я так хорошо справляюсь с боггартом» радостно рассказывала Джейн, «профессор Люпин замечательный!». Энн знала об этом не понаслышке. Не удивительно, что он стал преподавателем, он всегда хорошо подавал информацию и всегда мог спокойно всё объяснять без лишней паники. Энн было интересно увидеть его сейчас. Как он поживает? Как его «мохнатая проблема»?
На четвёртый год Джейн собиралась без особо энтузиазма. Она не торопилась, много думала и меньше говорила. Есть почти перестала.
Джейн достала из шкафа пару джинс и положила их на свою кровать. Она упёрла руки в бока, рассматривая одежду, которую она подготовила для того, чтобы сложить в чемодан и задумалась на пару секунд нужно ли ей всё это в Хогвартсе. Вообще, учитывая, сколько времени она там проводит — да, конечно, но если она возвращается домой на каникулы и точно вернётся домой через два месяца, то для чего брать такое большое количество одежды. Энн постучала в спальню, прежде чем войти, она приподняла ещё несколько футболок в своей руке и улыбнулась.
— Нервничаешь? — мягко спрашивает Энн, приобнимая дочь за плечи. — Ты что, не хочешь обратно в школу?
— Остался осадок от прошлого года. — Признаётся Джейн. — Я уже говорила папе о нашем преподавателе по защите от тёмных искусств, который ушёл со своего поста и нас ожидает новый преподаватель. Профессор Люпин был замечательным, я много говорила о нём, помнишь?
Джейн пересчитывает футболки и наклоняется, не заметив, как изменились эмоции на лице матери. Помнит. Энн опустила голову и вдруг её тело покрылось мурашками, спину резко прихватило, стало так холодно, женщина обняла себя за плечи и повернулась, чтобы посмотреть на вещи на столе дочери: книги по магии, взятые из библиотеки Хогвартса, её волшебная палочка, которую она достала, чтобы не забыть, когда соберётся ехать в школу, тетради и другие принадлежности для учёбы. Джейн была по истине потрясающей волшебницей и Энн никак не могла ею налюбоваться, никак не могла перестать гордиться. Её дочь, рождённая в семье маглов — волшебница, которая учится в лучшей школе чародейства и волшебства. Фотографии в рамках на стене и на столе Джейн двигались, Энн видела это, пусть никогда и не говорила Джейн об этом. Для Киллиана все фотографии были неподвижны, это были обычные фотографии со школьными друзьями Джейн: здесь фотография с Гарри, а там фото с Джорджем и Фредом Уизли, в рамке на столе также стоит фотография с родителями — Джейн там всего семь, тогда она ещё ничего не знала. Энн знала всё.
С этой тайной, большой и страшной было очень сложно жить. Энн думала иногда, что сойдёт с ума. Она ещё, когда только на руки взяла малышку Джейн — поняла, что ничего хорошего из этого не выйдет. Энн понимала кем будет её дочь; Энн понимала, чем будет заниматься Джейн. Малышка Джейн родилась чистокровной волшебницей в семье маглов. Малышка Джейн Беррингтон должна была носить совсем другую фамилию. Малышка Джейн должна была быть Блэк. Энн должна была тоже быть Блэк, будь она смелее в тот вечер, когда она ушла.
— И что он? — через какое-то время, задаёт вопрос Энн, смотря на дочь, она крутит на пальце обручальное кольцо. — Почему он ушёл?
— Не знаю, — пожимает плечами девушка. — Гермиона сказала, что у него была какая-то страшная тайна, но наше золотое трио не посвящает меня в такие детали.
— Золотое трио? — женщине казалось, что он сто лет не говорила с дочерью. Джейн была такой взрослой. Говорила о своих друзьях уверенно, а Энн ничего о них толком не знает.
— Мы так их называем. — Она улыбается. — Гарри, Рон и Гермиона. Гарри избранный.
— Избранный?
— Мам, — Джейн закатывает глаза, — ты вообще меня слушаешь? — она возмущается. Энн и правда много работала последнее время, она почти не помнит о чём была речь, когда её дочь только пошла в школу, а теперь, когда Джейн проводит там большую часть своего времени — Энн вообще не в курсе, что там происходит.
В курсе. И всё помнит. Уверенно делает вид, что память уже не та, много стресса на работе, хочется больше отдыхать и меньше болтать. Отстраняться от дочери, потому что воспоминания о мире магии делают больно не хочется, но приходится.
— Гарри Поттер — его родители погибли от рук Волан-де-Морта и теперь он живёт с дядей и тётей. Я говорила об этом три года подряд.
Энн вздрогнула, когда Джейн так уверенно и без страха произнесла имя тёмного волшебника. Смерть Поттеров — настолько травмирующая информация, что Энн до сих пор не приняла её, так и не смогла свыкнуться. Джеймс и Лили Поттеры мертвы, погибли от рук Тома Реддла, а их сын — маленький Гарри — выжил. Мальчик, который выжил. Вот о ком была речь в той статье, которую она читала в газете в августе 1980 года с маленькой Джейн на руках.
— Ты никогда его так не называла. — Замечает Энн. — Вот я и подумала, что речь о ком-то другом. Приглашай его к нам в гости, лето ведь ещё не кончилось. Если надо, я напишу или позвоню его тёте или дяде.
— Я думаю, он будет в доме у Уизли до конца лета, — говорит девушка. — Гермиона писала, что папа Рона смог получить билеты на международный чемпионат по квиддичу. Они пойдут туда все вместе. Седрик тоже писал, что…
Энн почти не слушает. Она смотрит на дочь и не может отделаться от мысли, что призраки прошлого её тревожат сейчас особенно сильно. Последние несколько дней она совсем не спит, крутится в постели, потом ходит туда-сюда по гостиной, чтобы не будить мужа. Киллиан просыпается, взволнованно спрашивает, как она себя чувствует, обнимает, старается утешить, но Энн не спит. Не спит, потому что закрывает глаза, а перед лицом лица Сириуса, Регулуса, Римуса — все они стали приходить к ней во снах. Лили и Джеймс тоже часто снятся, приходят и плачут рядом с ней.
— Мам?
— Да?
— Ты слушала?
— Конечно, про Седрика и Рона. И Гарри, — кивает Энн, улыбаясь. — Что ты будешь на ужин?
Джейн расстраивалась, понимая, что мать совсем её не слышит и не пытается слушать. Джейн всегда так казалось. Когда она была младше, мама была очень ласковой и мягкой, но как только Джейн поступила в Хогвартс и стала обучаться магии — всё изменилось. Энн стала другой: отстранённой, холодной, необщительной. Много работала и проводила дни и ночи за бумагами по бухгалтерскому учёту, ездила в командировки, лишь бы не быть с дочерью дома — Джейн думала именно так. Мама её избегает, но причины не находила. Может быть, она плохая дочь?
Джейн старалась. Много училась, постоянно работала над собой, брала дополнительные занятия и почти не находила времени для себя самой. В её голове всегда крутилось «мама должна гордиться мной, я должна быть лучше». Лучше того, другого, третьего — лучше всех на курсе, выше всех в списках по школе. Её всегда обгоняли, но Джейн старалась, только её руки медленно опускались. На четвёртом курсе она хотела посвятить время себе. Стать собой. Играть в квиддич не чтобы заставить маму полюбить себя, а, чтобы полюбить квиддич и стать действительно талантливой загонщицей. Мама её однажды точно заметит и скажет, что гордится, но не сегодня. Не в этом году, и не в следующем, и не потом через много лет — Энн навряд ли расскажет Джейн правду. Молчать будет до последнего, пока Джейн сама что-то не найдёт или не скажет, или не встретит кого-то ещё.
Хорошо, что Римус ничего не понял.
— Так, на этом чемпионате что вообще никому из маглов нельзя побывать? — удивляется Киллиан, смотря на дочь, которая накладывает себе в тарелку еды.
— Нельзя. Рон писал, что его отцу достались билеты от его коллеги, и там всё строго секретно, все маглы, которые приближались к месту проведения вдруг что-то вспоминали и меняли направление. — Смеясь, рассказывает Джейн. — Я бы очень хотела, чтобы ты когда-нибудь побывал хотя бы на школьном матче по квиддичу.
— Я бы тоже очень хотел посмотреть на то, как ты играешь.
Джейн занимала позицию охотника в команде пуффендуя уже два года. Она начала тренироваться на первом году обучения, хотя в команду её никто брать не собирался, сперва она пробовалась на ловца — её поразил успех Гарри, и она хотела быть как он, но оказалось, что у неё нет таких способностей, зато она довольно сильная и отлично ориентируется в воздухе, обладает умением быстро летать на метле, идеально уклоняется от бладжера и уходит от противника, умеет правильно перебрасывать мяч, и она придумала особые жесты, чтобы её понимали только сокомандники. Седрик одобрял всё. Когда Джейн прошла отборочные и попала в основной состав, ребята приняли её с теплом. Пуффендуйцы вообще все были чем-то невероятным для Джейн, она не видела себя ни на одном из других факультетов. Пуффендуй был её домом.
— Может быть, когда-нибудь нам это удастся организовать. — Улыбается Джейн. — Правда, последние пара игр для нас закончились не очень успешно, точнее, последняя игра в году, когда мы выиграли у гриффиндора, я считаю, что это было не очень честно. Седрик предлагал даже провести матч заново, эти очки обнулить.
— Из-за падения того мальчика? — Киллиан помнил, как они с Энн читали письмо от дочери с информацией об их победе. В письме не было радости, скорее грусть. — Гарри Поттера?
— Да. — Джейн ставит тарелку на стол и садится на стул. — Гарри упал с метлы, когда летел за снитчем. Это вообще было не честно, потому что дементоры нарушили границы. Директор тогда очень злился.
— Дамблдор ведь всё решил? — в диалог встревает Энн и Джейн ей кивает. — Ты ещё говорила, что близнецы Уизли выступили за то, чтобы не переигрывать.
— Ага, — накалывая на вилку кусочек котлеты, говорит Джейн. — Правда, Фред был скорее «против», а Джордж был «за». Думаю, они поругались потом, но, когда команды собрались, Джордж выступил первым и его поддержала Анджелина.
— Джордж очень рассудительный парень. — Замечает Энн.
Они молчат какое-то время, Джейн спокойно ест еду, читает какую-то книгу по школьной программе и почти засыпает. На часах уже семь вечера, а спать хочется так, будто бы уже все двенадцать. Киллиан какое-то время молчал, говорил что-то жене, потом он вдруг поднял голову и взглянул на дочь.
— Тебе кто-то нравится? — почему-то за ужином спрашивает Киллиан, рассматривая немного подгоревшую котлету. Он передержал их на плите, когда услышал, как Джейн заговорила о чемпионате по квиддичу.
— Что? — Джейн удивлённо поднимает голову, чтобы взглянуть на отца. — Почему ты так думаешь?
— Ты взяла много новой одежды, всё аккуратно сложила, нашла даже мамины старые духи с ароматом апельсина. — Перечисляет мужчина, смотря на дочь. — Кто этот парень?
— Это не парень, папа, — бурчит девушка. — Мне уже четырнадцать, я выросла и теперь хочу быть лучше. Тем более, мода не стоит на месте.
— Нет в твоей голове этих предрассудков типа «если я похудею, меня полюбят»? — продолжает допрос Киллиан, а Энн, сидя рядом смеётся. Джейн ожидала поддержки от матери, но не получила её и закатила глаза снова. — Я просто волнуюсь. Вдруг кто-то сказал, что ты плохо выглядишь или что плохо одеваешься, у тебя был классный стиль, ты отлично выглядела и…
— Пап, можно, пожалуйста, вот без этого? — недовольно просит Джейн. — Ничего мне никто не говорил, я просто меняюсь, мне интересно пробовать что-то новое, да и аромат апельсина очень приятный. Я вспомнила, что ты дарил эти духи маме, а она ими не пользовалась почти. Я дам попробовать их Ханне.
— Твои подружки не заинтересованы в нашем мире? — спрашивает мужчина, накалывая на вилку брокколи. — Почему никто из них не едет к нам в гости? Скажи, что я хороший отец.
— Ты лучший, пап, — вздыхает Джейн, — просто у них строгие родители.
— Мы можем поговорить с ними, — предлагает Энн. — Я сегодня предлагала Джейн пригласить Гарри.
— И почему он отказался?
— Потому что чемпионат мира по квиддичу, пап.
Киллиан знал, что Джейн дружит с Гарри и вообще у дочери полно хороших друзей и подруг, он даже не ожидал, что Джейн будет такой общительной. Киллиан в отличие от Энн запоминал все имена и фамилии, он хотел быть частью жизни дочери, поэтому иногда даже записывал что-то в свою тайную тетрадь и никогда никому не показывал. У Киллиана, как у отца, была уверенность, что его дочь в кого-то влюбилась, ну или как минимум ей точно кто-то очень симпатичен. Есть несколько вариантов, но какой из них верный?
Киллиан наклонился к Энн.
— Кто ей нравится? — шёпотом спросил он у жены.
— Пап, никто, — услышав вопрос отца, отвечает Джейн. — Я пока не знаю, как это кому-то нравиться.
— Уверен, многие парни от тебя в восторге, но очень стесняются.
Джейн улыбнулась отцу и поднялась из-за стола. Киллиан был искренен, он, как и любой другой отец, видел свою дочь самой красивой принцессой во всём мире.
Джейн зашла в свою комнату и закрыла дверь, прислонилась спиной к деревянной поверхности и вздохнула. Предчувствие перед новым учебным годом было совсем не таким, как прежде. Что-то было не так. Что-то в её голове сломалось.
Страх сковывал всё тело, но она уверенно молчала.