Они вошли в фавелы на плохоньком катере. Уже наступила ночь, и огни зданий отражались в чёрной воде, мерцали в ней самоцветами. Временами казалось, что они плывут по жидкому янтарю, временами – что повязли в чернилах.

   Василь внимательно смотрел по сторонам и слушал сопровождающих. Ветер тягал его за шарф цвета яркого тириума.

   Он смотрел, и с каждой минутой всё больше видел, словно город начинал дышать с ним в одном темпе и они могли чувствовать друг друга, теряя границу, как терялась граница между чёрными зданиями и чернильной водой.

   Говорят, если такое почувствовал, нужно вступить с городом в резонанс. Но тогда Василь ещё об этом не думал.

   По обе стороны тянулись монструозные заводы, извергающие из себя дым и пар, словно в плохом кино, и Василь был уверен, что отходы производства льются сюда же.

   Утром здесь будут играть дети, и водные такси повезут взрослых на работу.

   Но беда была даже не в том, как шли производства, а в том, что на них производилось. Спутников Василя больше интересовали андроиды, которые работали по три месяца, после чего оказывались на переработке или свалке. На этих производствах преимущественно работали такие же роботы, которых можно здесь же бросить в печь, переплавив в продукцию, и люди из работных домов.

   Работные дома Василю тоже показывали – они скрывались чуть глубже, были одним из костяков фавел. В какой-то момент развитие промышленности привело к такой безработице, что правительству пришлось создать место, которое хоть немного сдержит рост маргинальной прослойки населения.

   Сначала всё было нормально. А потом вокруг работных домов и общежитий выросли трущобы. Вышло как с борщевиком.

   И, более того, сейчас добрая часть этих организаций принадлежала не государству, а частникам, которые строили их вроде как в компенсацию за то, что они лишают людей рабочих мест и чистого воздуха. На деле судьба обитателей этих кособоких, влажных от близости каналов зданий, оставалась туманной и настораживающей.

   Здесь, в фавелах, как и во всей стране, остро стоял вопрос – что дешевле, труд человека или содержание робота?

   Люди пока что выигрывали.

   Вокруг виднелись только нестройные, кривые стены местных сооружений, и всё это напоминало огромный улей, построенный нездоровыми пчелами. Они светились мерклым светом, и Василь думал: интересно, что это там горит? Обычные лампы, энергосберегающие, на солнечных батареях? Лампы для растений, экраны мониторов?

   Просто старомодные печи, которые так усердно запрещало правительство и которых осенью здесь становилось больше, чем грибов в лесу?

   Среди этих огней были и огни приютов, которые своим принципом полностью копировали работные дома, но предназначались для детей. Василь почему-то думал: влажные стены, надсадный кашель, детский... Мысль о детском кашле показалась совсем живой. Но... где Василь мог слышать, как кашляет ребёнок? Может, здесь же, в фавелах, в детстве?

   В детстве... смешно.

   Он вдруг осознал, что старше всех, с кем сейчас плывет, на несколько лет. Он старше... во сколько раз? В пятнадцать, двадцать?

   Странно было об этом думать.

   Шёл мокрый снег, шёл и растворялся в мутной тёмной воде. Со стороны могло показаться, что город постепенно засыпает, укачивает себя, чтобы замереть до рассвета. Но это было не так. Рилиандил жил и дышал полной грудью: в порт прибывали корабли нагруженные контрабандой, и их содержимое, подобно вирису, растекалось по телу города. Это были нелегальные кибер- и биологические органы, незарегистрированные андроиды и роботы, лекарства и "лекарства", и прочее, прочее, прочее. Всё то, на что всеми любимая монархия смотрит как бы сквозь пальцы.

   Море лижет долгую береговую линию, недовольно пенится, качает корабли на своих волнах. Раньше там вечно вились чайки, сейчас... там вьется проекция чаек.

   Рилиандил жил, и на тёмных улицах выясняла свои отношения мафия. Смешно, но практически каждый клан в этом городе представлял чьи-то интересы сверху, и на это королева тоже закрывала глаза. Василь мог это понять: если она пойдёт против тех, кто обеспечивает это королевство деньгами, лодка с гордым названием «Реления» мгновенно перевернётся. Это с одной стороны. С другой: Константин шёл, и Мариан, насколько Василю было известно, тоже. И ничего не переворачивалось.

   Рилиандил жил. В подпольных лабораториях создавали искусственные органы, порой выращивая для этого целых людей. Василю сказали, что государство держит целый подпольный комплекс, в котором на каждую крупную фигуру есть клон, которого можно пустить на органы. Василь хотел было посоветовать им носить шапочки из фольги, но вовремя закусил язык.

   Чем дальше они плыли, тем больше рассказывали Василю и тем больше он видел. Он видел множество андроидов, что разгружают огромные контейнеры в порту, он видел алые отсветы подпольных борделей, которые минимум наполовину были наполнены андроидами. Он видел, и он думал: сколько из них хоть что-то чувствует? Сколько из них ещё не достигли внятного критерия девиации, но уже находятся в смутном, зудящем непонимании, в тягостном предвкушении? У скольких из них вскипели мозги, полетели модули, скольким из них больно? Страшно? Горестно? Сколько из них на самом деле любит и ненавидит?

   Он думал, и ему становилось страшно.

   Максимилиан Фенсалор – ну, то есть, лжеМакс как-то говорил: «люди, общество, морально не готовы к некоторым технологиям». И был чертовски прав.

   Василю говорили, что всё дело в монархии и в людях. Что это люди – монстры, раз они, полностью осознавая происходящее, обладая эмпатией и состраданием, и понимая злобу, и чувствуя прекрасное, допустили всё это. Что это люди – ничем не лучше роботов, раз думают только о своей выгоде и задаче, наступая всему остальному на горло. Что королева не должна занимать свое место, и никто не должен, что власть должна полностью перейти ИМПу и андроидам, ведь только они могут объективно, без человеческого фактора управлять государством.

   И больше не будет несправедливости и боли.

   Василь думал обо всем этом, и под катером тихо шелестела вода. Перед его глазами проплывали трущобы, где люди умирали на производствах или умирали в нищете, потому что их заменили роботами, где родители могли продать ребёнка ради дозы наркотика, где были желающие этого ребёнка купить, где отчаяние толкало людей на ужасные вещи и где всегда находились те, кто превращает это отчаяние в поталь и пузырьки шампанского. Где искусственная кожа сползала с тел андроидов, обнажая плотный пластиковый или металлический корпус, и их сломанные разумы в виде микросхем и проводов медленно гнили вместе со всеми воспоминаниями, запечатленными осколками человеческих жизней.

   В голове нехорошо, будто сгустком крови по вене, прошлась мысль: что если Нико был... прав? Что если всем этим людям было бы лучше оказаться в иллюзии обыкновенной жизни с офисами и картонными стаканчиками для кофе, как раньше, как показывают в кино?

   Василь почувствовал что-то, что, наверное, можно было бы сравнить с тошнотой, хотя он не знал, что такое тошнота.

   Он обернулся на своих попутчиков: он уговорил местных лидеров сопротивления взять с собой Меланхолию и Океана.

   — Ну... что думаете?

   Меланхолия пожала плечами:

   — Печально всё это.

   Океан обвел его взглядом:

   — Цвет шарфа просто отвратительный. — Он улыбнулся, и Василь беззвучно рассмеялся.

   Стало легче. Хотя бы от того, что хоть у кого-то здесь есть субъективный взгляд на красоту и чувство юмора.

   Василь поправил шарф, прикрывая разодранную до самого остова шею, и снова устремил взгляд на берег.

   ***

  Максу пришлось приложить немало усилий, чтобы взять Максима с собой, и не дистанционно, а лично. Уговорить Лизард было практически невозможно, поэтому Макс пошёл к Наталии, и уговаривать уже её. А она в последнее время поддавалась проще, чем Лиз.

   Максима подстригли, Макс ради этого дёрнул в выходной придворного стилиста. Они убрали немного длины, где-то до лопаток, на большее он не согласился – но с такой длиной хотя бы можно было нормально жить.

   — Ты когда в последний раз стригся? — Вкрадчиво, между прочим спросил Макс.

   — Лет в восемь... наверное. Ну, меня брили почти что наголо.

   Интересно, кто? Неужели роботы?

   — И почему перестали?

   — Стало некому.

   — А кто это делал?

   Максим промолчал, и Макс не стал давить – если бы он был готов, он рассказал бы.

   Макс и сам решил подстричься. Раз у людей теперь есть настоящий наследник, и он не обязан играть диснеевскую принцессу, значит, ему можно немного побезобразничать.

   «Давай "рваную", волчью».

   И жить сразу стало капельку веселее.

   Они выехали ближе к ночи, и Макс инструктировал Максима прямо по дороге:

   — Не обсуждай ни с кем политику и экономику, семью и свое прошлое. Не бери напитков из чьих-то рук. Будь на виду, не уходи в тёмные закоулки, особенно с кем-то ещё. Не верь тому, что они будут говорить и обещать. Ты сейчас чистый лист, лакомый кусочек, на тебя сделана большая ставка. Нельзя дать им сделать тебя разменной монетой. Ах, и... остерегайся журналистов. Не прячься от них, но не отвечай на вопросы, кроме нейтральных о самочувствии и погоде. И не делай ничего такого, что потом могут сфотографировать и слить в сеть. Сейчас любое неверное действие может нас погубить.

   — Что-то ещё? — Невесело спросил Максим.

   — Улыбайся, если сможешь.

   Он кивнул, ясно давая понять, что не будет этого делать.

   Максим сейчас был похож если и не на принца, то на кого-то из обитателей «Тихой гавани», и дело было не в чертах лица, хотя у него они более чем соответствовали статусу, а в хорошем дорогом костюме и работе стилистов. Часть тёмных волос убрали назад, чтобы они не скрывали лицо, и аккуратно скололи заколкой ручной работы, а на груди, на пиджаке, таинственным алым светом мерцала брошь, похожая на потеки крови. Они долго искали более мягкие и располагающие варианты, но потом поняли, что так Максим выглядит наиболее естественно, а располагающим он быть не обязан – по крайней мере, пока что.

   Макс же был в фирменном белом с едва заметными акцентами золотистых нитей. Удивительно, но достаточно было быть белым пятном, чтобы выделяться среди всей этой пестрой толпы. Это уже стало визитной карточкой, хотя, честно, Макс не любил белый. Уже не любил. Нехороший цвет. Фальшивый, лживый, словно за ним пытаются что-то спрятать.

   — А, и ещё кое-что. — Сказал Макс, когда они вышли из машины. — Веди себя естественно. То есть... правда, не пытайся им соответствовать, делай так, как комфортно тебе. В пределах разумного, конечно.

   Максим кивнул, и они вошли в огромное здание театра.

   Внутри всё было залито ярко-жёлтым светом от огромной люстры, и свет отражался от стеклянного купола, и, сверкая, казался золотым. Сквозь стекло открывался вид на ночное небо, и Макс на секунду задержал взгляд, больше позволяя Максиму осмотреться, нежели правда любуясь увиденным.

   Выглядело это всё несколько старомодно, но мода была циклична, и если ещё во времена Константина Фенсалора богачи мерялись тем, кто выгоднее вложится в разработку новых технологий, а кто купит самого дорогого робота на рынке, то сейчас снова ценилось людское внимание – хотя бы потому, что нейросети, искусственные интеллекты и андроиды стали отличительной особенностью среднего и низшего классов.

   Макс скептически относился к обеим этим крайностям, но ничего не говорил и никак не пытался на это влиять.

   — Идём. — Тихонько подтолкнул Максима Макс. — Посмотрим, кто здесь.

   Он бегло обошёл помещение взглядом. На столиках расположились напитки и закуски, и по залу вместо привычных роботов бродили официанты. С одной стороны, плохо, что живые люди, непричастные к происходящему, могут греть уши и даже шпионить. С другой – из памяти человека невозможно вытащить воспоминания, а вот андроиды этим похвастаться не могут.

   Кто здесь был? Преимущественно молодёжь: дети министров и лордов, олигархов и бизнесменов; богема – блогеры, художники, певцы и танцоры, и, самая пакость: журналисты. Классический набор.

   — Вон, посмотри в тот угол. Видишь старичка в коляске? Это дедушка Лексингтон, ему за сотню, он ещё из тех, кто строил свое дело не на андроидах и микросхемах, а на людях и ресурсах. Его шахты работали по всей стране. Сейчас он... как индейка, фаршированная кибер-органами. Сердечко, лёгкие, часть желудка, искусственные почки, синтезированная печень... Техобслуживание каждый месяц.

   — И долго он так протянет?

   — Не думаю. Мозги-то не бесконечные, особенно сейчас, когда нагрузка на них становится всё больше. Зная его, он добровольно "вырубится", когда почувствует, что сходит с ума. Но, опять же, зная его, это будет нескоро. — Макс улыбнулся.

   — А что он делает здесь?

   — Не знаю. Но если бы я был полуразвалившимся престарелым киборгом, я бы тоже пришёл посмотреть на этот блядушник. И в его случае скорее посмеяться, чем погрустить. О, а вон там близнецы Нирвар. — Макс указал на рыжую парочку в зелёном, что шушукались о чем-то у стойки с шампанским. — Мусорщики. Переработка и утилизация отходов. Деньги крутятся бешеные, да и страна без них загнется, а сложностей с ними почти нет. Это здорово, потому что прошлые мусорщики... от них было больше проблем, чем пользы.

   — Ага.

   — Вот там цвет нашего культурного общества – художники, писатели, инфлюенсеры и так далее. Про них не подскажу, не уверен, кто там, но ты можешь подойти и спросить, они с удовольствием с тобой поболтают. А вот это, поверни голову чуть левее, дочка министра иностранных дел. С ней тоже можно поздороваться. Вообще, почти все со стороны правительства "Фенсалор-френдли", они кусаться не будут.

   — И как мне их отличить?

   — Кому-то я тебя представлю, а потом попрошу кого-то представить тебя остальным.

   Они немного прошлись, осматривая окружающих и позволяя окружающим осматривать себя.

   — Леди в голубом платье – жена Франка Эббота, владельца «РилРыбы». Почти все местные морепродукты – его рук дело, ему компания досталась ещё от отца, а тому от деда...

   — Здесь просто... собрались родственники... денежных мешков?

   — Не совсем. Здесь те, кто имеет влияние.

   — Заработал... определённую сумму денег... и можно во власть?

   — Нет. У нас не олигархия. Окончательное решение будет за нами, но не учитывать мнение этих людей... не нельзя, но не стоит.

   Макс здоровался со знакомыми, умело улыбался и представлял всем ещё неофициального наследника. Он чувствовал на себе их взгляды, но он привык к этому с детства и едва ли реагировал на дурные помыслы и идеи, не прозвучавшие вслух. Куда больше его беспокоил Максим.

   — В первый раз ты мало что поймёшь, я просто хочу, чтобы ты оценил обстановку, почувствовал атмосферу. На таких мероприятиях всегда происходит что-то интересное, ты научишься это видеть. Смотри кто с кем общается. Это не министры с лордами, здесь вечно меняется расклад, формируются и распадаются союзы, конфликтуют кланы. Они не будут обсуждать что-то прямо здесь, для этого есть онлайн, но нужно вовремя... уловить царящее настроение.

   Максим хмурился, в золотом блестящем свете переливались брошь и заколка.

   — Ты кого-то ищешь? — Спросил Максим, заметив, видимо, как взгляд Макса блуждает по всему залу, ощупывает всех встречных людей.

   — Палмера младшего.

   — А Палмеры чем занимаются?

   — Андроидами. Преимущественно гипер-реалистичными. Секс-андроиды, андроиды для заботы о детях и недееспособных людях, психологи и служба поддержки... Я так скажу, должно быть, когда Константин презентовал первого Лазаря, Палмер... как бы так помягче сказать? Был в восторге.

   При упоминании Лазаря Максим вздрогнул, поджал губы, нахмурился ещё сильнее. Что такое?

   — С ним... много проблем, да? С Палмером? — Кое-как, сдавленно спросил Максим.

   — Да... — Макс оторвался от мыслей про странную реакцию Максима, вернулся к теме. — В основном вопросы этики. Ну, вроде того эксперимента, что мы обсуждали. Да и в целом... он сложный человек. Честно сказать, они меня уже достали. Что старший, что младший.

   Малую сцену понемногу заряжали под выступление какой-то группы. Максу стало интересно: кто же работает сегодня? Барабанная установочка, гитара, скрипка... Наконец-то живая музыка. На нескольких прошлых мероприятиях, что он посещал, организаторы заигрывали с анодной музыкой, пытались создавать композиции из звуков, что издают сломанные андроиды и иная техника, и прочий артхаусно-элитарный бред, который, конечно, выглядел очень концептуально, но утомлял после второго раза.

   А вот мимо проскочила фигурка в темно-коричневом костюме с приятной нотой прошлого столетия. Максу не нужно было вспоминать о том, что Палмеры скоро презентуют новую серию аля винтаж, чтобы понять, кто это был.

   — Карви! Добрый вечер, — он догнал его у одного из столиков с напитками.

   — Ах, ваше высочество! — Карвет улыбнулся, едва ли не выгнулся в пояснице, играя в полупоклон. — Или сейчас можно просто «господин Фенсалор?»

   Вот же сука, а.

   — Ни к чему этот спектакль, тебе давно можно просто "Макс". — Прохладно ответил он. — Хотел представить тебя Максиму. Максим – Карвет Палмер, Карви – Максимилиана Фенсалор.

   Максим нехотя пожал ему руку.

   — Ну и зачем же вы прятали этот гранат? — Спросил Карви, пристально глядя на Максима.

   — В смысле? — Что значит «прятали»?

   — Ну, легенда про Цитадель и Лазаря, конечно, очень слезливая и трогательная, но где он был на самом деле? Что вы делаете?

   Макс даже не знал, смеяться ему или злиться.

   — Ты смеешь вот так подозревать невесть в чем членов королевской семьи? И ты думаешь, что даже если бы мы что-то скрывали, мы рассказали бы это тебе? — Голос Макса зазвенел сталью.

   — Да ладно, не кипятись.

   — И много кто ещё так думает? Говори. — Кажется, местные обитатели стали забывать, что такое королевская семья и на что способен Макс в гневе.

   — Ну... скажем так, не большинство, но и не я один.

   Макс пронзил его взглядом серых, как талая вода, глаз.

   Неудивительно, на самом деле. Они вечно ждут от правительства какого-то подвоха, вот и находят его там, где искать не стоило. Наверное, Макс на месте Палмера решил бы так же. Вот только такое мнение может во что-нибудь вылиться.

   — Ладно. Я не это хотел обсудить.

   И, кажется, Карви понял, что только что закопал себя окончательно, потому что Макс планировал поговорить с ним в мягких интонациях и, может быть, спустить что-то с рук. Но не после этих искрометных заявлений.

   — Расскажи мне, что за таинственные эксперименты с матерями и новорождёнными детьми. Точнее, какое вы к этому имеете отношение?

   Ему не было смысла увиливать и отнекиваться. И в его представлении эта история выглядела ещё паршивее, чем Макс думал.

   — Да этот ненормальный нас подставил!

   — Помолчи. — Выговорил Макс. — Вы понимаете, что можете забыть о результатах исследований?

   Карви хотел было возразить, но кивнул, хотя Макс в этом кивке явно видел: «ну это мы ещё обсудим с нашими юристами».

   — Добро.

   — И напомни папаше, что мы обязали вас перевести все новые модели на стандартный тириум. Надеюсь, винтажная серия уже будет работать на нём.

   Палмер поморщился.

   — Мы с тобой договаривались об отсрочке.

   Макс нехорошо улыбнулся:

   — Договаривались, а потом вы начали ставить эксперименты на младенцах. Не высовывайтесь. Желающих занять вашу нишу предостаточно.

   — Например?

   — Олег Груце. — Выговорил Макс сквозь зубы и понял, что был бы невероятно рад, уйди Палмеры с рынка и выкупи Груце их контору.

   — Ладно. Я тебя понял.

   Карви ушёл, и Макс запоздало подумал: не погорячился ли, не выйдет ли ему это боком? Господи, вечер ещё не начался, а у него уже раскалывается голова.

   Он почувствовал на себе чужой взгляд и вспомнил о том, что рядом вообще-то стоит Максим. Как Карви его назвал, "гранат"? Так они его оценивают? Ну, пускай. Это может сыграть на руку.

   — Хочешь пить? — Негромко спросил Макс.

   Максим помотал головой.

   — То, что случилось... не очень хорошо, да?

   — Да. Я до последнего надеялся, что... эти данные пойдут в работу, даже если они получены... вот так. Мне плевать на Палмеров, но их андроиды могут закрыть нехватку воспитателей в яслях, приютах и богадельнях... смогут, как только мы докажем, что это достаточно этично.

   — Вот как...

   — Идём.

   За то время, что Макс выяснял отношения с Карви, людей стало практически вдвое больше. Он юркнул в разношерстное скопление людей, поздоровался и улыбнулся большинству из них и нарочито беспечно спросил:

   — Слушайте, а дайте закурить?

   Почти мгновенно ему предложили несколько пачек на выбор, а когда он вытянул одну и вставил в аккуратный мундштук, рядом также быстро вспыхнуло несколько огоньков.

   Честно? Макса это пьянило. Он обожал знать, что эти люди вокруг жаждут одного его взгляда и улыбки, и что он может выбирать, наслаждаться, пользоваться. Потом очень быстро наступало "похмелье", и становилось гадко, но сейчас он только начинал получать удовольствие.

   Да гори в аду и Палмеры, и оппозиция, и независимые андроиды, и пропавший Нико Фоссел, и всё остальное, от чего между его бровей рано или поздно останутся морщины. Сегодня можно передохнуть.

   ***

   Василь никогда не видел столько андроидов за раз, и все они были "живыми". Большинство из них девиировали из-за жестокости, увиденной или пережитой, и ещё не осознавали, что такое "сопереживать".

   Скорее всего, никогда и не осознают. И это было страшно.

   Они собрались в старой заброшенной реленской церкви, построенной здесь по инициативе принца пару лет назад: вроде как, её проектированием занимались те же придурки, что были ответственны за эту безобразную башню в центре города.

   Церковь находилась под прозрачным куполом, и летом это был мини-террариум, где росла зелень, которой давно не было места в фавелах. Но поздней осенью, почти что зимой, никакой разницы не ощущалось, разве что, воздух был чище.

   Здание было изящным и тонким, с традиционными для их архитектуры витражами, изображавшими когда-то церковные сюжеты, а рядом, в пределах купола, стояла небольшая детская площадка, сейчас тихо укрывшаяся снегом. Макс думал, религия утешит людей, думал, кто-то придёт сюда, чтобы дать детям поиграть и подышать свежим воздухом, и останется. Вроде бы разговор даже шёл о том, чтобы неподалёку открыть монастырь.

   Не выгорело. Нельзя было пытаться лечить такую серьёзную проблему изящными полумерами.

   Внутри помещение церкви слепило нездоровым сине-розовым светом, играла музыка, которая вовсе не была похожа на музыку, но странным образом в нем отзывалась, тут и там шипели банки с энерго-тониками и с тониками, разгоняющими скорость реакции и мышления.

   И все эти андроиды здесь собрались из-за него.

   Василь заметил, что кто-то взломал витражи, поменял традиционные сюжеты на... современные изображения. Вот город, которым управляет робот – это про ИМПа. Вот горящая башня и андроиды у её подножья – первые девианты борются за свои права и свободу. Вот темноволосый принц в окружении робо-конечностей, а вот он же управляет ИМПом, что здесь изображён метафорично, как огромный робот. Это Макс или Максим? Это вообще к чему?

   А вот белое стекло, на нем маленькая тёмная фигурка, чье-то тело, тириумные бирюзовые реки, видимо, на снегу, и ещё одна маленькая фигурка – с ножом в руках.

   А вот... Василь. С нимбом из микросхем и толпой последователей.

   — Неплохо, да? — Спросили у него из-за спины.

   — Что это? Это Максим?

   — Нет, это Макс.

   — А в чем смысл?

   — Сегодня об этом расскажут.

   И, действительно, андроиды разбредались по церкви, усаживались на скамейки в ожидании представления. Василя потянули на небольшую кафедру, и он слепо пошёл, задевая ногами ступеньки.

   Он замер, и в него вперилось множество взглядов. Они чего-то ожидали, просили, жаждали, надеялись. Даже те андроиды, у которых не было лица, или вместо привычных глаз были тоненькие полосы монолитного зрительного блока, на него пялились.

   Во что же он вляпался?

   Рядом с ним, словно из ниоткуда, возник ещё один андроид, не самого высокого качества, в уже грязном и рваном костюме музейного экскурсовода. Он заговорил:

   — Мы все долго ждали этого дня. И вот, наконец, он настал. Посмотрите: с нами тот андроид, которого мы всё это время искали. Он больше всех нас приблизился к пониманию человеческой сущности. И именно он задержал возвращение наследника на трон.

   Чего?!

   Андроиды загудели – низко, странно. Звук был утробным, жутким, и Василь не был уверен, чем они его издают. Но это, кажется, было... одобрение.

   — В честь встречи я ещё раз расскажу эту историю.

   И андроид рассказал. Якобы, всё было спланированно. Якобы, в ту ночь ИМП осознанно создал шумиху и избавился от наследника, чтобы потом, через три года, подсунуть Наталии другого ребёнка. Ребёнка, которого воспитал он сам руками роботов, ребёнка, который поддержит ИМПа и революцию девиантов, который приведёт их к процветанию. А Максим – ошибка, помеха, Белоснежка, которую не должны были вытаскивать из хрустального гроба. И когда-то давно, много лет назад, Василь был с Максимом знаком. И именно он сделал так, чтобы Максим задержался в Цитадели ещё на несколько лет, но и эта отсрочка закончилась. И теперь им нельзя допустить, чтобы Макса сбили с пути, чтобы Максима короновали.

   Теперь им самое время заявить о себе, устроить революцию. И их поведёт самый человечный андроид из всех, живущих в Рилиандиле. Он приблизит их к людям, и они достигнут власти.

   Василь слушал это всё, и чувствовал, как у него закипают мозги.

   Он сошёл с кафедры на непослушных, ватных ногах. Ему нужно было с кем-то поговорить, прояснить, обсудить... О чем вообще речь? Был знаком с Максимом? Это невозможно, Василь не помнит себя до фавел и мастерской Велира...

   Разве что... это было где-то в прошлой жизни.

   Кажется, непонимающий взгляд Василя так и притягивал к себе андроидов. Потому что почти мгновенно за его спиной, в вспышках розового и тириумного цвета появился андроид. Судя по всему, он был среди беглых девиантов уже давно: об этом кричали неоновые линии по коже, что меняли цвет в зависимости от настроения, светящиеся глаза и выбритый на виске канекалон, да и одежда у него осталась явно не со времен работы, а появилась позднее.

   — Привет.

   — Привет? — Неуверенным эхом вторил ему Василь.

   — Я Сан-Эос. Хочешь поболтать?

   — Ты здесь главный, да? — Василь предположил это по его внешнему виду и модели, которую сняли с производства пару лет назад, а значит, он был старше всех присутствующих, кроме Василя.

   Сан-Эос рассмеялся.

   — Поглавнее некоторых. Слушай, паршиво выглядишь. Извини за этих придурков, ремонтники из них так себе. — Говорил он громко, потому что по церкви грохотало нечто вроде музыки.

   — Это точно. — Василь улыбнулся; неужели здесь есть нормальные девианты?

   — Они ничего тебе не объяснили, да?

   Василь помотал головой.

   — Спрашивай!

   — Что за история про меня и Максима? — Сан-Эос нахмурился, и Василь нервно добавил: — Я не говорю, что этого не было, я просто не очень помню начало своей жизни.

   — А. — Он с облегчением улыбнулся. — А что первое помнишь?

   — Как меня нашли на свалке под горой других андроидов.

   — Понял. Блин, давай выйдем на улицу, ладно?

   Они вышли по дрожащему полу в оглушительную тишину почти что зимнего Рилиандила. Из-за купола здесь не было снежно, но снаружи снег шёл, и снежинки скатывались вниз, оставалась лишь небольшая белая шапка на самом верху. После шумной церкви казалось, что Василь оказался где-то в пустоте, в вакууме.

   Он оставил пальто внутри, и теперь ему было холодно: он зябко потёр плечи.

   — Ты мерзнешь, что ли? Давай отключу эмуляцию холода. Здесь не настолько холодно, чтобы отключиться.

   — А у тебя отключена?

   — У меня почти всё отключено. Ну, физические ограничения. Почти не чувствую холода и жары. Почти не чувствую боли, значит, могу бить в полную силу. Как андроид, не как человек. Не чувствую усталости, гораздо быстрее действую и соображаю. Вставил зрительные блоки а-ля смарт, как у городских полицейских. Короче, использую то, что я андроид, на полную катушку. Это классно, ты втянешься. Иди сюда.

   Василь подошёл, повернулся спиной и понял, что ему больше не холодно. Что он больше вообще не чувствует температуры. И это было... невероятно странно.

   Они прошли на детскую площадку, сели на качели – неудобные, детские, такие, что сидеть можно было только чуть согнув колени.

   — Нужно рассказать тебе про Максима, да? В общем... андроиды сопротивления много лет искали какие-нибудь зацепки относительно того, как подступиться к ИМПу, или следы наследника, или ещё что-то полезное. Просто мониторили город. Так, например, мы узнали, что Макс – просто мальчишка из трущоб, причём даже не из фавел, а из подполья, со свалок, где и людей-то толком нет. Узнали, что его воспитали роботы, что он практически с рождения киборг.

   — Но... почему об этом не знают все остальные?

   — Потому что это только для андроидов. Мы... не по камерам смотрим, и практически не вскрываем память других андроидов. Мы вступаем с ним в резонанс.

   — С ним?

   — С ИМПом. Это опасно, но... это потрясающе. Представляешь, быть в симбиозе с целым живым городом? Не все это выдерживают, кого-то он ломает, превращает в часть городского роя. От остальных мы знаем то, что знаем.

   — И ты это делал?

   — Да. Я сам тебя видел. Знаешь, видение, как вспышка: белый снег, светло-серое небо... Там Лазарь, Максим – ему лет десять, наверное, и ты, ещё в детском корпусе. Я думаю, Лазарь... или сам ИМП решил, что Максиму нужен друг, да? Или защитник. И появился ты. А потом я видел, как ты убиваешь Лазаря.

   — Что делаю? — Глухо переспросил Василь.

   — Я не знаю, почему. Но у тебя в руке нож, и тириум льётся по снегу, как в пророческом сне. И после этого Максим, оставшись без Лазаря, был снова заперт в Цитадели.

   Василь помотал головой. Нет, нет, ерунда какая-то, не клеится.

   — Как вступить с ним в резонанс?

   — Это опасно. — Сан-Эосу такая мысль не понравилась, но Василя это не особенно беспокоило.

   — Ничего. Я же супер-девиант, один из избранных. Он меня примет.

   — Давай сначала ты попробуешь со мной, а? Я тебе покажу.

   Они встали с качелей друг напротив друга, и Сан-Эос положил Василю руку на лоб, так, чтобы большой палец касался виска. Василь повторил за ним и прикрыл глаза, пытаясь сосредоточиться.

   Он... да, он почувствовал слабое покалывание по всему телу, мысли его сначала замерли, будто бы впали в спячку, укрытые снегом, а потом зашевелились, горячие, лихорадочные с этого секундного сна.

   А потом он увидел. Уже знакомый образ: серое небо, белая земля, частокол чёрных деревьев, мальчишка в тёмном плаще, мужчина с глазами цвета тириума. Нож. Ярко-бирюзовый снег. Он видел это, он это вспоминал. Вот только увиденное от этого отличалось: словно эту картинку видело множество андроидов, и каждый из них оставил на нем свой отпечаток, замызгав яркую картинку. Словно Василь смотрел на фотографию фотографии экрана с картинкой места, где он был лично и не мог вспомнить.

   Казалось, в резонансе размывается его собственное я, его чувства и мысли смешиваются с чем-то чужеродным и невероятно затягивающим... Он с трудом оторвал руку.

   — Ты это помнишь. — Сан-Эос был изумлен прочитанным, почувствованным, увиденным.

   — Смутно. Мне нужно увидеть лично.

   — Ладно. Ладно, но не сейчас. Давай вернёмся в храм.

   А в помещении церкви стало ещё хуже, чем было, когда они ушли. Гремела музыка, пустая, бессмысленная, у неё даже не было внятного ритма, но сама сущность андроида в Василе на это отзывалась – звук этот растекался по телу и плавил мысли.

  — Вот, держи. Веселись. Дальше будет только круче. — Сан-Эос дал ему банку тоника, и Василь, мельком осмотрев этикетку, сделал жадный глоток.

   От тоника внутренние его процессы разогнались, импульсы от разума к корпусу долетали быстрее, чем он мог их осознать, и мысли носились по голове. Но из-за этой музыки мысли и импульсы не были чем-то осознанным, нет, они были пустые и жидкие, как сироп, и Василю просто... было здорово.

   Он увидел, как некоторые андроиды ложатся на пол прямо в центре церкви.

   — Что они делают?

   — Они чувствуют ритм. Вибрация! Музыка – аудио-программа для андроидов. Лайтовенькая, ничего такого. Просто многие этим не ограничиваются.

   — И закачивают в себя ещё сверху?

   — Да. Это уже как анди-наркота, получается.

   — И многие на таком сидят?

   — Да! Хочешь попробовать?

   — Нет, спасибо!

   Он всмотрелся в толпу андроидов. Теперь, когда ему сказали, что некоторые из них обдолбанные, он мог их замечать. Чересчур энергичные взгляды, протянутые от планшетов провода...

   — А зависимость вызывает?

   — Только психологическую! А так – безобидная штука. Да ладно тебе, у них радость сегодня! Скоро всё изменится.

   Василь тяжело выдохнул. Андроиды действительно радовались, как умели – кто-то входил в резонанс друг с другом, кто-то играл в какие-то дурацкие игры, кто-то целовался в тёмных углах. Интересно, что они пережили? Как выглядит их обычный день? Как они пришли сюда, что их к этому привело?

   Странно, сложно было об этом думать, но он чувствовал, что у всех них есть что-то общее. И, наверное, они заслужили чего-то большего.

   — Пойдём, потанцуем! — Сан-Эос потянул его в сторону центра, и Василь не стал сопротивляться.