— Слушай, я только Реленом молю, не пробуй ничего, кроме еды, минералки и кофе.

   — А то что?

   — Моргнешь, и не заметишь, как год прошёл.

   Яхта была абсолютно обычная, Макс на таких отдыхал пару раз в месяц и уже ничего здесь его не удивляло. Совсем иначе смотрел на происходящее Максим. Взгляд его был любопытным, но будто бы презирающим.

   — Что думаешь?

   — Это мерзко всё. Ты ходишь среди них, будто бы ты здесь главный и можешь решать, а они думают, как бы тебя сожрать. Вы делаете вид, что помогаете людям, но являетесь... причиной, по которым им нужно помогать.

   — Правильный подход.

   Макс не хотел, чтобы Максим на это смотрел, и не планировал сюда ехать, но разругался с Лиз вдребезги, до сорванного голоса, и ему импульсивно захотелось продолжить – напиться, насмеяться, накричаться, накичиться вседозволенностью до потери сознания. Он честно собирался оставить Максима в Башне. Но Максим сам захотел посмотреть на происходящее.

   — Ваше высочество! Макс, что делаем сегодня?

   — Не знаю! Разве я решаю?

   — Конечно! Мы подстроимся!

   Макс задумался на секунду: чего ему сейчас больше хочется?

   — Да? Давайте в фанты!

   ***

   Они замерли у цеха разборки. В ночную смену здесь работали только роботы и парочка людей, поэтому андроидам, что пришли сюда огромной толпой, не составило труда от них избавиться. Они могли бы просто отключить электричество и дистанционно взломать работников цеха, это и предлагал Сан-Эос, но... сложно было остановить толпу разъяренных андроидов, у которых отобрали своих.

   Василь нервно облизал губы, входя в молчаливую, чёрную утробу здания. Под ногами лежали сломанные, разбитые роботы. Местные андроиды были деактивированы и брошены в угол. Цех замер, был обесточен и утопал в вязкой, холодной темноте. Новый смарт-глаз позволял Василю включить ночное зрение и разглядеть в дальнем углу огромные ящики с деталями.

   Вот так: на конвейер загружают целого андроида, а на выходе он рассыпается на черепки, из которых потом собирают новых андроидов.

   Именно такие черепки остались от Энотеры и Зовера. Местами они ещё блестели, влажные от тириума.

   Василю вспомнилось вдруг, как она замерла, впервые увидев снежинки, падающие с затянутого дымом и тучами неба. Она была живой, пусть и открывшей для себя только одну, самую гадкую сторону человечности.

   Сан-Эос взял его за руку. Андроиды скорбно загудели, и тяжёлый, густой звук заполнил здание.

   — Что они делают? — Дрожащим шёпотом спросил Василь.

   — Они поют. Попробуй тоже.

   Василь попробовал, и у него не вышло, он не понял, как это делается. Но "пение" хора девиантов вытеснило из головы мысли. Он чувствовал... скорбь. Злость. Страх. Больше всего, сильнее всего – страх. Они ещё не понимали, как это – бояться за другого, но пугались, если видели, как уничтожают таких же, как они.

   Стало очевидно, что у абсолютного большинства здесь мотивы чисто эгоистичные. Но на секунду Василю показалось, что в этом нестройном хоре что-то колыхнулось и стало на одного эмпатичного андроида больше.

   Он потянул носом воздух – холодный, но немного спертый.

   Ему было безумно больно. Наверное, больнее, чем когда-либо в жизни.

   ***

   Макс охотно собирал фанты в ведёрко для льда, изначальное содержимое которого благополучно отправилось за борт. Туда падали часы и телефоны, дорогие заколки и серьги, но интереснее всего были обыкновенные листочки, на которых игроки обозначали ценные бумаги, недвижимость и все те замечательные вещи, которые не взять с собой и не уместить в ведёрко для льда.

   — Что этому фанту присудить?

   Макс задумался, хотя думать трезво уже становилось тяжело. Начать стоит с чего-нибудь лёгкого и весёлого, да?

   — Пусть... снимет верхнюю одежду с сидящего... или сидящей рядом, не используя рук.

   Зашумели. Макс не без удовольствия посмотрел на то, как недовольный Палмер-младший пытается зубами расстегивать пуговицы рубашки у известного художника-абстракциониста.

   — Макс, ты это имел в виду?

   Макс фыркнул:

   — Можно было поговорить. Ну, мы снова убедились, что Карви не умеет разговаривать, а только лизать и кусаться.

   Рассмеялись, и Макс почти почувствовал, как у него от чужих проклятий загорелись щёки. Или это от выпитого?

   Дальше!

   — Что присудим этому фанту?

   Макс сделал ещё глоток прямо из бутылки.

   — Пускай прочитает вслух последние три личных переписки, сообщений по десять с каждого.

   Узнали, что госпожа Жене изменяет (но разве это измена?) мужу с андроидом и планирует какую-то нехорошую махинацию на рынке рекламных услуг.

   Дальше!

   — А этому фанту что?

   — Продать свое последнее зарегистрированное имущество сидящему слева. Но в качестве оплаты можно брать только то, что есть у другого игрока при себе.

   — Вот сука!

    Эден, известная пропагандистка, купила одну из последних панд в Релении за лифчик и левый кроссовок.

   Играть было невыгодно, но так чертовски интересно и адреналиново, что они ввязывались в это из раза в раз. А Макс... а что Макс? Он мог сказать им что угодно, и они это сделают.

   — Хорошо, что присудим этому фанту?

   — М-м-м... выпить «Терешкову», но разрешаю кибер-кровь заменить человеческой.

   «Терешкова» – коктейль, названный в честь андроида ТЕР-А1, включал в себя тириум и водку. Из тириума в те времена ещё гнали наркоту, и его потребление в чистом виде несло некоторые... приятные последствия. Но сейчас «Терешкову» делают с кибер-кровью ради аутентичности, напиток этот мало предназначен для употребления внутрь.

   Тем не менее, его часто глушили на спор.

   В этот раз без кибер-крови и тириума.

   Дальше!

   «Хорошенько врезать любому игроку», «укусить кого-то», «до конца игры стать рабом того, кто предложит большую сумму денег», «рассказать чужой секрет», «поцеловать мне руку», «выпить то, что смешают другие игроки», «выстрелить в воздух»...

   Макс хмелел все сильнее и смеялся громче, осознанно превращая вечер в хаос.

   — А этому фанту?

   — А этому фанту... я отвечу на любой вопрос... в пределах разумного, конечно. Честно. На ушко.

   О, все этого только и ждали. Они снова зашумели: продайте фант, тысяча, пять, пятнадцать...

   Наконец, к нему вышел господин Ленуа-младший, выгрызший право на этот фант чуть ли не силой. Будь Макс трезвее, он напрягся бы, потому что Ленуа... не очень тепло относились к королевской семье и продавливали тему парламентской монархии среди лордов. Но Макс даже не подумал о том, что у Ленуа на уме что-то не то.

   — Ваше высочество, — начал он негромко, но так, чтобы услышали все, — скажите, кто будет нами править? Сын Константина и Наталии Фенсалор, случайный бастард или вовсе... что-то другое?

   Макс сжал зубы.

   — Королевская пресс-служба давала ответ на этот вопрос.

   — Все мы знаем, как отвечает королевская пресс-служба. А я бы хотел узнать правду насчёт вашего происхождения.

   — Вы сомневаетесь в моем происхождении, господин Ленуа?

   — Да.

   — И кто я, по вашему мнению?

   — В лучшем случае, случайный выблядок. Хорошо, если Константина, а не Наталии.

   Макс вскипел в мгновение ока. Наверное, если бы не ссора с Лизард, если бы он был трезв, если бы не весь этот отвратительный вечер, неделя, год, он сохранил бы лицо. Но открыто оскорблять его и Наталию?

   Макс дал бы ему пощечину, если бы был в декоративных, облегчённых протезах.

   — Да как вы смеете! — Воскликнул кто-то из игроков.

   — Я... право получить ответ на вопрос перейдёт тем, кто доходчиво объяснит господину Ленуа правила поведения в обществе. — Выговорил Макс удивительно твердым голосом.

   И только он закончил фразу, дал им добро на небольшой самосуд, бросил метафорическую перчатку, как они накинулись на Ленуа.

   Может, Джозеф был прав, и одна улыбка, и одна фраза Макса однажды положит начало войне.

   Он пьяно рассмеялся, глядя на то, как Ленуа падает на пол под натиском чужой злобы.

   — А если я попрошу вас кого-нибудь убить, вы что же, убьёте? — Пошатываясь, Макс сделал несколько шагов ближе, сбросил с лица растрепавшиеся волосы.

   Многие к нему повернулись. Взгляд кого-то просил: «остановись, пожалуйста», у иных же читалось: «только разреши».

   Ленуа, воспользовавшись этой заминкой, подскочил к Максу и с силой толкнул его за борт.

   В свете гирлянд и огней города вода выглядела жидким пламенем. Он упал в неё с громким плеском и – оказался в полной, обволакивающей тишине. Тело стало невесомым, его окружала приятная тяжесть воды, и Макс закрыл глаза, наслаждаясь этим ощущением. Он надеялся, что никто не кинется его спасать, потому что это очень глупо – пытаться спасать человека с такими протезами.

   Мысли выдавило солоноватой, ледяной водой и стало спокойно – мучительно сладко спокойно, будто бы во сне.

   ***

   Андроиды вытолкали из подсобки связанного человека. Василь ожидал увидеть рабочего в зелёной кепочке и жилетке, но... это не был рабочий.

   Это был Карос Кэрей, владелец половины заводов по переработке андроидов. Это он ввёл правила, из-за которых даже нормальные андроиды могут спокойно попасть в переработку.

   Василь посмотрел на человека, из-за которого ежедневно умирали сотни андроидов.

   — Как... как вы его нашли?

   — Он возвращался с благотворительного вечера в зоне, где у правительства нет должного контроля над ИМПом. Они его перехватили, как только узнали.

   Запчасти, на которые разобрали Зовера и Энотеру, ещё сверкали, бирюзово и влажно, и Василь навскидку мог сказать, какие из них пригодны для дальнейшего использования, а какие стоит отправить в утиль.

   Множество андроидов смотрели на него. Глаза их блестели в этой кошмарной, душной полутьме. Они хотели мести, они хотели почувствовать себя такими же сильными, как он. И Василь... не знал, является ли он исключением.

   Кэрей... устроил бизнес на убийстве андроидов. В том числе из-за таких, как он, средний "срок годности" андроида уменьшался с каждым годом. Он мог избавляться от целых партий андроидов по причине малейшего брака просто потому, что ему это выгодно. Работники его компаний не смотрели на контекст ситуаций и...

   Сейчас это не было важно. Сейчас были только убитые андроиды и человек, который в этом виноват.

   Василь не был уверен, кто принял решение и приняли ли вообще, или всё произошло спонтанно, но здание снова ожило – задрожало, затряслось, словно зверь, проснувшийся от спячки. Кэрея подвесили на крюк, на котором не так давно висела Энотера, и Василь мог поклясться, что он слышал заглушенные какой-то тряпкой крики.

   — Мы можем вмешаться? — Лихорадочным шёпотом спросил у Сан-Эоса Василь.

   — Думаешь, он не заслужил?

   — Если мы это допустим, станем ничем не лучше их.

   — А иначе они не поймут.

   Энотере тоже было страшно. Но легче от этого не становилось.

   Василь закрыл глаза, однако воображение сделало своё дело: он отчётливо представил, как человеческое тело проходит по механизмам, созданным для того, чтобы расчленять андроидов. Вот вместо синтетической кожи с него снимают настоящую, вот извлекают из черепушки вместо клубка проводов и микросхем настоящий мозг, вот падает на поднос вместо насоса живое сердце...

   Он вышел из цеха на непослушных, ватных ногах, будто бы пьяный. За его спиной вспыхнул огонь – подожгли весь завод разом, и пламя понемногу расходилось по пустым, пропитанным темнотой и бензином помещениям.

   — Эй. Эй, посмотри мне в глаза. — Сан-Эос коснулся его руки. — Послушай меня, пожалуйста. Тебе ведь сегодня было здорово?

   — Да. — Разбито сказал Василь.

   — Это то, как живут нормальные люди. Без страха быть пойманными и разорванными заживо, понимаешь? Мы тоже... так хотим.

   — И теперь... нужно убивать людей?

   Сан-Эос тяжело вздохнул. Василь наконец поднял на него взгляд: казалось, ему это даётся не сильно легче, чем Василю.

   — Я... я здесь второй год. Практически дольше всех. Мою модель создали для работы с детьми. Ну, ты знаешь, наверное.

   — Знаю. Вашу модель сняли с производства из-за частых девиаций по эмпатии, которые приводили к девивциям по жестокости.

   Сан-Эос кивнул.

   — Я проработал пару недель, а потом очнулся на свалке. Девиировал уже здесь, но, наверное как следствие той работы.

   — По эмпатии?

   — Да. По жестокости так и не смог.

   Василь подумал, что он лжет, но не смог найти этому каких-то подтверждений.

   — И ты уже два года смотришь, как умирают андроиды?

   — Да. Умирают потому, что так кому-то выгодно, потому что пытаются бороться. Потому что хотят жить, а не делать то, чего от них хотят люди. Слушай... это длится не первый день. Знаешь, сколько было мирных забастовок и акций?

   Василь... знал. Интересовался темой, когда узнал, что он андроид. Мирных акций было много. Честных, пронзительных. Видеообращений, историй, призывов к сочувствию, предложений помощи, выдвижений петиций... Были цветы и мирные марши, были акции у памятников деятелей технологического прогресса, всё было. Всё заминалось и быстро забывалось. Люди не хотели терять такой удобный инструмент. Андроидов начали уничтожать, если они становились неуправляемыми, если вдруг хотели календарик с котятами на рабочий стол или жалели вымирающих птиц, и ситуация дошла до безумия, вроде того, что случилось сегодня.

   — Я понял, о чем ты. — Едва слышно выдохнул Василь.

   Наверное, невозможно вечно отвечать сочувствием на жестокость.

   Снег медленно шёл, мелкий, колючий. Здание завода горело.