Сон слетает с него мгновенно: уж что, а быстро реагировать Кавех научился и привык. У него не так много времени на раздумья — и еще меньше на проверку сообщения, потому что это может оказаться ловушкой. В таких условиях, все сводится к банальному вопросу доверия, и Кавех знает только одного человека, который мог бы такое провернуть.

Человека, который не должен бы ему помогать, но который сидел и разговаривал с ним все эти долгие недели, вместо того, чтобы сразу выслать по его душу людей, который считал, что Кавех достоин большего.

И в конце концов все сводится не к тому, может ли Кавех верить ему. Но он действительно хочет ему этого.

Фарузан сказала бы, что эмоции до добра не доведут, и он бы согласился. Но прямо сейчас он склонен пойти у них на поводу.

Так что он скидывает вещи в спортивную сумку, как делал уже не один раз до этого, и выбегает на балкон: тот выходит в переплетение узких улочек, в которых легко затеряться и также легко попасться. С виду снаружи никого нет, и Кавех торопливо спускается, не без сожаления в очередной раз оставляя за спиной квартиру, так и не ставшую ему домом.

Телефон снова вибрирует в его руке:

«Налево».

У Кавеха не остается времени на сомнения, если он решил довериться в одном, придется поверить до конца, даже если в конечном счете этот странный навигатор приведет его прямиком в окружную тюрьму.

Он сворачивает налево и кружит проулками по безликим коротким указаниям. На пути ему никого не встречается, так что он почти готов поверить, что аль-Хайтам его разыграл, тем более, улицы ему почти не знакомы, а потом одна наконец выплевывает его на широкий проспект, прямо в толпу.

«Стой», — высвечивается на экране. — «Перейди дорогу и двигайся в сторону вывески книжного магазина. Держись людей».

Где-то в этот момент Кавех и замечает одного из них: на парне нет ни полицейской формы, ни пафосного черного костюмчика, он разговаривает по телефону, и его взгляд изучает толпу холодно и цепко. Кавех и сам не понимает, почему подозрение падает именно на него, он мало отличается от обычных работяг, вышедших на бизнес-ланч: темнокожий, с запавшими тенями под глазами, но почему-то от одного взгляда на него у Кавеха пробегают мурашки по коже. Он натягивает капюшон поглубже и отворачивается, торопливо переходит дорогу и надеется, что его не заметили.

«Лови такси и уезжай отсюда как можно дальше», — всплывает сообщение, и Кавех почти готов с ним разругаться, потому что какого черта он вообще командует, но все равно делает именно так.

Он останавливается в соседнем районе и размещается в огромном Макдональдсе, где совершенно никому нет до него никакого дела.

«Не расслабляйся, — продолжает оповещать его телефон. — Так просто не отступятся».

У Кавеха есть много что сказать на этот счет, но сейчас, когда появилась какая-то иллюзия передышки, он открывает ноутбук и хмуро изучает близлежащие к его дому камеры. От открывшейся картины его бросает в холод: несколько машин у дома и на прилегающих улицах, люди, стоящие на перекрестках, все, как один, с безразличным видом и телефонами в руках. С виду между ними нет ничего общего, но вместе с тем они схожи осанкой, маршрутом и манерой изучать окружающих людей — и от того напоминают Кавеху каких-то андроидов. Их оцепление расползается далеко: и по правде говоря, он не уверен, что смог бы почуять неладное, если бы не знал.

Он ищет на камерах себя, но, к счастью, почти нигде не находит, не видно и номера такси, на котором он уехал: аль-Хайтам безошибочно просчитал слепую зону, и это пугает также сильно, как и все остальное.

Приходит время неохотно примириться с мыслью: Кавех никогда не представлял реальных масштабов проблемы. Он считал, что немного отстает по навыкам, но в его силах при должном усердии преодолеть этот разрыв. Только теперь он понимает: той стороны он даже никогда не видел. Аль-Хайтам выходит на него легко, взламывает телефон, который Кавех никогда даже не использовал, значит, никогда ему не нужен был создаваемый Кавехом туннель для обратной связи. Он мог выйти на него в любой момент, он имел доступ ко всей его технике и наверняка все эти дни точно знал его местоположение, и остается только вопрос, почему он так долго ничего из этого не использовал.

Во рту пересыхает, Кавеху ужасно хочется спросить у него, почему он помог.

Почему все это происходит именно сейчас.

Почему сам он чувствует себя мухой, запутавшейся в паутине.

Его запоздало накрывает липким холодным ужасом, воздуха не хватает, а шум смазывается, превращаясь в противный звон. Кавех утыкается лбом в стол, пытаясь вспомнить, что говорила Нилу о правильном дыхании, но длинные вдохи и выдохи ему не помогают, прямо сейчас ему вообще ничего не помогает, и все, что ему сейчас по-настоящему нужно, это схватить аль-Хайтама за грудки и стребовать с него все ответы.

Глупее всего то, что он теперь даже связаться с ним не может: дурацкие сообщения абсолютно односторонни.

Поэтому он пытается набрать сообщение хотя бы Нилу.

«Не пиши никому», — всплывает сразу же.

— Какого черта, — шипит Кавех вслух, потому что молчать уже выше его сил. Он борется с искушением выкинуть телефон в мусорку, потому что со всем этим он ощущает себя все равно что на поводке: все его передвижения, действия, слова, все оказывается под чужим контролем.

«Они еще не закончили. Я сделал блокировку на твое местоположение, но если пойдет сигнал, я буду бессилен».

— А я-то уже начал думать, ты всесилен, — бормочет Кавех, укладываясь щекой на стол, и вздрагивает, когда на экране высвечивается:

«Вовсе нет».

— Ты еще и слышишь меня! — он резко поднимает голову и торопливо зарывается в сумку в поисках наушников. Когда они наконец находятся, Кавех едва не рычит в динамик. — Лучше бы тебе ответить. Сейчас же.

Тишина в наушниках прерывается неохотным:

— Слышу. Я слежу за твоим окружением.

— Ну ты и сталкер, — выдыхает Кавех, но недовольства в его голосе меньше, чем облегчения. Конечно, он и так знал, что это аль-Хайтам, но слышать его голос, иметь возможность задать вопросы напрямую — с этим уже можно жить. — Может, объяснишь хоть что-то? Я догадываюсь, но твоя роль тут несколько непредсказуема.

— Не могу. И у нас нет времени на споры. Ты потратил на передышку пятнадцать минут, за это время твою квартиру вскрыли и убедились, что тебя там нет. Зона поисков будет расширяться все больше и больше.

Кавех с бессильным вздохом зарывается пальцами в волосы. Он умеет бегать, но в последнее время ему приходится делать это слишком уж часто.

— Знаю, мне нужно пересидеть где-то.

— А лучше покинуть город. Я организовал тебе билет на автобус.

От неожиданности Кавех спотыкается на собственных мыслях.

— Ты — что? Не слишком ли много ты за меня решаешь?

— Трачу время с пользой, пока ты предаешься рефлексии.

— Я не… иди к черту!

Ладно, может, ему и нужно это все переварить, но как у аль-Хайтама язык поворачивается его за это осуждать? Не каждый день выясняется, что твой (не)друг по переписке давно за тобой следит, а теперь еще и помогает зачем-то, так что, наверно, все же больше друг, и на него охотятся странные люди в черном, даже если из черного на них только ботинки. Кавех будто оказался в низкосортном шпионском фильме, и роль ему отведена отнюдь не главного героя, справляющегося со всеми трудностями одним мановением руки, а может, разве что его недалекой подружки. Его это совершенно не устраивает.

— Может, мне еще переодеться, перекрасить волосы в туалете? — язвит он, когда аль-Хайтам действительно замолкает, и резкая неуютная тишина начинает давить на уши — Кавех только тогда понимает, как же сильно он нервничает.

— Было бы неплохо, — мгновенно откликается тот, и непонятно, шутит или нет. — Но побыстрее, автобус отходит от станции через час и двадцать минут.

На телефоне высвечивается геолокация и — о, слава технологиям — куар-код, который, видимо, должен использоваться вместо билета. Было бы проще купить его за наличку, но тогда пришлось бы светиться перед камерами кассы, а так, стоило надеяться, он и правда знает, что делает, и транзакцию нельзя будет отследить.

Господи, транзакция.

Кавех сердито поднимается на ноги — может, и правда стоит быстро переодеться на ходу, потому что если он продолжит сидеть, то сойдет с ума.

— Не думай, что если ты меня переиграл, то теперь можешь за меня платить.

Некоторое время аль-Хайтам молчит и когда он наконец отвечает, голос его звучит самую чуточку беспомощно и обескураженно — Кавех и не знал, что в его холодных нотках бывает такая интонация.

— О чем ты?

— Ты заплатил за билет, — терпеливо поясняет Кавех, закидывая сумку на плечо. Он старается говорить негромко, но люди все равно на него косятся: даже странно, что в мире, где существуют беспроводные наушники, все еще находятся те, кому есть дело до бормочущих что-то себе под нос незнакомцев.

— Я за него не платил, — в его голосе все еще смутно угадывается неловкость, и Кавех от этого мгновенно приходит в восторг.

— Ты нарушил ради меня закон! А я-то думал, ты правильный мальчик.

— Понятия не имею, что натолкнуло тебя на эту мысль. Я бы на твоем месте поторопился.

Кавех хмыкает: то, как аль-Хайтам заминает разговор, в своем роде очаровательно. Как только он выходит на связь вот так, голосом, вся ситуация сразу начинает восприниматься проще: отходит тяжелая удушливая паника, и хотя многое в их отношениях неясно, Кавех и правда хочет ему верить и просто боится задаться вопросами его мотивов. Несмотря на его ворчание, с ним иррационально комфортно проводить время, даже если это выглядит вот так вот глупо, даже если Кавеху нужно бежать и скрываться.

Он находит большой сетевой магазин одежды на втором этаже: аль-Хайтам заверяет, что у входа не работает камера, и в целом по всему залу много слепых пятен, так что Кавех закидывает в корзину одну темно-красную толстовку и еще одну серую и расплачивается наличкой. Уже на выходе, переодевшись в одном из туалетов, он тоскливо вздыхает.

— Знаешь, были времена, когда я умел красиво одеваться. А теперь приходится менять одну одинаковую одежду на другую.

Аль-Хайтам безразлично хмыкает. Кавех хмурится.

— Что, не так?

— Я тебя не вижу. Ты идешь по слепым зонам камер, а твой телефон у тебя в кармане. Но даже если бы видел, мне было бы… — прежде чем он успевает договорить, Кавех вытаскивает телефон и хмуро смотрит в собственное отражение в черном стекле экрана. Лицо его выглядит изможденным, волосы спутанными — красавец, ничего не скажешь. Сколько бы ни храбрился, реальность все равно оказывается неприглядной.

— Забудь, — бурчит он, но телефон в его руках оживает, и он не успевает среагировать, когда открывается камера и делает снимок: отвратительный, ужасный снимок, с этого ракурса и видно-то только его кажущийся несоразмерно огромным нос и удивленно приоткрытый рот. Дурацкий выходит снимок. Кавех вспыхивает.

— А по-моему, неплохо, — откровенно издевается аль-Хайтам, пока он безуспешно борется с телефоном.

— Ну ты и сволочь! Дай мне его удалить!

— Только когда сядешь в автобус.

Ему почему-то ужасно не хочется этого делать, но Кавех в конце концов сдается и убирает телефон обратно в карман. У него остается еще минут сорок, времени предостаточно не только чтобы быстро добраться до места, но и чтобы пошататься поблизости. Аль-Хайтам затихает и все больше молчит, только изредка комментирует, куда свернуть, где выйти из такси, куда идти дальше, и со временем Кавеха снова начинает обуревать тревога.

— Автобус до Далласа, — поясняет аль-Хайтам, и это странно настолько доверяться ему, чтобы только сейчас узнать направление. — Оттуда сядешь куда угодно, будет лучше, если я не буду знать, куда ты будешь держать путь дальше. Отсидись спокойно месяц или два.

Кавех прикидывает маршрут в голове: у него и правда много вариантов. Он с пугающей отчетливостью понимает, что и правда покидает город, в котором прожил последние четыре года, где у него появились друзья и знакомые. Наверняка это не навсегда, но от этой мысли все равно сжимается сердце: он останется один, снова.

По крайней мере, аль-Хайтам пока будет с ним.

— Здесь я отключусь, — говорит аль-Хайтам за десять минут до отправления, и у Кавеха будто выдергивают землю из-под ног.

Он шутил, он бодрился, он нервничал, но он не спросил аль-Хайтама так о многом — будут ли у него теперь неприятности, почему он здесь, с ним — и почему теперь оставляет.

Кавех не может спросить ничего из этого — с одной стороны, потому что он знает, что аль-Хайтам не ответит, но с другой, он боится услышать ответ.

Но еще больше прямо сейчас он боится заканчивать разговор.

— Я хотел сказать, спасибо. И… я… ты выйдешь на связь позже? — выбирает он самый с виду безопасный — и самый важный вопрос.

— Я что-нибудь придумаю, — после секундной заминки отзывается аль-Хайтам, и это не ответ на вопрос, но все же надежда на что-то. — До связи, Кавех.

Ответить Кавех не успевает: он как-то интуитивно чувствует, что остался один, и тишина в наушниках теперь настоящая, не разгоняемая чужим хмурым присутствием. Только что все было в порядке, но теперь он снова чувствует себя потерянным, словно весь мир грозится его растоптать. Но после всего, что аль-Хайтам сделал, у него просто нет п распускать сопли. Он берет себя в руки, отключает телефон и садится в автобус.

Если подумать, он мог и не спрашивать ни о чем. О чем Кавех действительно жалеет, так о том, что не сказал: знаешь, я хотел бы найти тебя.

Было бы неплохо встретиться лицом к лицу, верно?

К концу следующего дня Кавех останавливается в Альбукерке и с сожалением некоторое время игнорирует встревоженные сообщения от Нилу. Ему требуется время, чтобы перенастроить все свои гаджеты, а для этого оказывается жизненно необходимым выспаться, а потом купить новый телефон и новые номера.

Когда он наконец пишет короткое: «Это я, со мной все в порядке», Нилу отправляет ему сердитый смайлик. А еще через два дня, когда он рискует ей позвонить через защищенный канал связи, она разражается потоком несвойственных ей ругательств, за которыми неловко прячет беспокойство — и облегчение. Кавех рад ее слышать и рад, что она ругается, если бы она начала плакать, он бы понятия не имел, как с этим справиться.

— У нас все нормально, — говорит она, когда поток слов наконец затихает. — Но было… пугающе.

Кавех напрягается, уже понимая, что ему не понравится то, что он услышит, и оказывается прав. Нилу вздыхает.

— Вообще-то ко мне кое-кто приходил. Ничего не спрашивали напрямую, но намекали на то, что ищут кого-то из моих друзей, говорили, что я занимаюсь не тем делом, и в случае чего полиции не составит труда на меня выйти.

Сердце у Кавеха тревожно сжимается: меньше всего он хочет, чтобы в это дело оказались втянуты его друзья.

— Мне очень жаль, Нилу, — кается он, и та издает еще один усталый вздох.

— Все нормально. У меня есть хорошие друзья в разных сферах, и думаю, они боялись угрожать мне напрямую. Но было очевидно, что они ищут тебя, хотя мне показалось, они не знают твоего имени.

Это странно: Кавеху казалось, этим людям доступна вся информация о нем. Как эти данные связаны с теми, что узнал о нем аль-Хайтам? Почему его имя осталось за кадром?

Они разговаривают еще немного: Кавех боится удерживать связь слишком долго, так что прощается, едва удостоверившись, что дела идут не так плохо.

— Береги себя, — говорит Нилу на прощание. — И не возвращайся пока.

Кавех с неохотной признает: это ему и предстоит. Но сколько это займет времени? Недели? Месяцы?

К сожалению, это ему еще предстоит проверить.

Самое худшее во всем этом, что аль-Хайтам больше не дает о себе знать. Неделя сменяется второй, потом третьей, и Кавех ловит себя на том, что отчаянно скучает по их перепалкам. Они и знакомы-то всего ничего, но в его отсутствие в жизни Кавеха будто образуется пустое место, не заполняемое ничем.

Его терпение заканчивается на исходе месяца. Времени проходит достаточно, чтобы он надеялся, что про него все забыли, но в конечном счете от аль-Хайтама все еще никакого сигнала, так что он делает единственное, что умеет, чтобы связаться с ним. Он в очередной раз пытается взломать чертову Академию.

Но вопреки ожиданиям никто на него не реагирует, и Кавех продолжает из чистейшего упрямства, чтобы всего через двадцать минут обнаружить уязвимость в коде — крохотную и едва заметную, но он искал там тысячи раз до этого, и ее точно не существовало. В другое время он бы вновь задумался о том, насколько это странно, но прямо сейчас он вообще ни о чем не думает. Ему не составляет проблемы вцепиться в это место, и еще через некоторое время он с легкостью подбирает нужный ключ — и совершенно неожиданно для себя влетает на сервер компании.

Вот так запросто, будто и не было этих месяцев безуспешных попыток.

Сердце у него сжимается в тревоге: очевидно, что аль-Хайтама здесь нет, чтобы его остановить. Он бы ему не позволил. Как бы он ни был к нему по какой-то причине расположен, он бы никогда не позволил. Кавех не знает, что и думать, но очевидно, помощь ему не осталась незамеченной. И что дальше? Был ли аль-Хайтам уволен или с ним случилось что-то похуже?

Думать о том, что это все его вина, невыносимо, Кавех переживает краткий приступ паники, прежде чем приступить к поискам. Если где-то и есть ответы на его вопросы, если он где-то и сможет найти аль-Хайтама снова — это здесь, прямо на сервере, где хранилась вся информация.

Он заставляет себя сосредоточиться. Здесь много документации, написанной до неприличия формальным языком, и Кавех наконец понемногу знакомится с тем, чем же занималась эта компания. И — по крайней мере по документам — здесь не происходит ничего ужасного. Биоинженерия, протезы, связывающиеся напрямую с мозгом — те умные искусственные глаза и руки, что способны якобы заменить настоящие. Кибернетизация людей — это не новость, не то, что постыдно прятали бы под полой, если только они не создают киборгов как в Терминаторе. Кавех думает, возможно, они с Фарузан с самого начала поняли неправильно: они охраняют свои тайны, свои изобретения, чтобы не допустить утечек к конкурентам, а не по какой-то другой причине.

Самый банальный мотив всегда оказывается самым верным, и за всеми этими теориями заговора на деле всегда стоят вопросы денег, престижа, славы и успеха.

Так он думает, пролистывая документ за документом, по правде говоря, он все равно в них мало что понимает. Их изобретения Кавеху неинтересны, и он почти закрывает эту папку, когда взгляд его случайно натыкается на архив с разработками искусственного интеллекта — и тогда он задается вопросом, не использовал ли что-то такое аль-Хайтам в работе.

Документ оказывается длинным, но знакомое имя мгновенно заставляет Кавеха замереть. Он пролистывает строку за строкой, и мир начинает казаться ему сюрреалистичным, ненастоящим. Будто кто-то специально над Кавехом подшутил, исказил привычное, допустил невозможное.

В этом совершенно незнакомом ему мире имя аль-Хайтама значится как имя самого продвинутого ИИ, внедренного в службу безопасности. Уровень интеллекта и способность к самообучению: невероятно высоки, предрасположенность к взаимодействию: низкая, уровень ошибок: низкий, управляемость: снижается. В этом мире аль-Хайтам разложен на сухие термины, обезличен и возведен в ранг невероятно продвинутой машины — настолько продвинутой, что действует по своему усмотрению.

Кавех не удерживает истеричного смешка: это все дурно, нереально, такое не может происходить в его жизни, такое не может происходить вообще.

Но самое худшее ждет его в самом конце. Последняя запись значится датой, когда Кавех бежал из города, слова бьют его без всякой жалости куда-то поперек горла.

Уровень осознания: критический, полностью вышел из-под контроля, создает угрозу организации.

Статус: уничтожен.