Да, я всё слышала и понимала, хотя и находилась в каком-то полусне, полузабытьи. Видели ли вы когда-нибудь кошмары, в которых не могли ни убежать от опасности, ни позвать на помощь? Знаете это чувство во сне, когда вы словно прирастаете к месту и не можете пошевелиться, а изо рта вместо крика вырывается лишь едва слышное сипение? Если да, то вы поймёте, что я испытывала. У меня не получалось даже заплакать.

В первые несколько дней Ульрих почти не отходил от меня. Он читал мне вслух, расчёсывал мои волосы. Жевать пищу я не могла, и он поил меня молоком, травяными отварами и мясными бульонами, приподнимая и поддерживая меня, чтобы я не поперхнулась. Он опускал занавески, если видел, что солнце бьёт мне в глаза. Покидал мою комнату он лишь ночью и тогда, когда Берта мыла и переодевала меня. 

Потом он стал появляться всё реже и реже. Берта продолжала ухаживать за мной. Она поила меня, обтирала губкой и переворачивала с одного бока на другой. Но развлекать меня у неё времени не было. Мои названые братцы по очереди читали мне – я уже успела научить этому их всех, даже младших. Каждый день они рвали для меня цветы и осыпали ими мою постель, так что порой мне начинало казаться, будто я лежу в гробу. Вели себя мальчики тихо, выглядели подавленными и виноватыми. Детский смех больше не раздавался в нашем доме. Как бы я хотела сказать им, что не держу на них зла из-за того яблока! Но я не могла вымолвить ни слова.

Участившиеся отлучки Ульриха беспокоили меня. Когда он показывался мне на глаза, я видела по его лицу, что он не развлекаться уходит, а занят какой-то работой, тяжёлой и, возможно, страшной. Я видела – Берта что-то знает. Но она мне ничего не объясняла. То ли не хотела меня волновать, то ли не верила, что я её слышу и понимаю.

Я потеряла счёт дням – они были похожи один на другой, к тому же я много спала, а во сне время проходит быстрее. Но однажды я заметила, что мальчики перестали приносить мне цветы, а с дерева за окном облетела листва, и поняла, что провела в постели уже не меньше двух месяцев, учитывая, что отравленное яблоко мне принесли в конце лета.

В один из последних дней осени ко мне пришёл Ульрих. До этого он где-то пропадал чуть дольше обычного. За время моей болезни лицо его похудело и побледнело, на лбу обозначилась новая складка, под глазами залегли тени, орлиный нос как будто ещё сильнее выдался вперёд. На висках появилась седина. Ульрих давно не стригся и не брился. На мощных ручищах прибавилось мелких шрамов, под обломанные ногти забилась чёрная грязь. В нём не было ничего общего с холёными юными принцами из моих книжек с картинками. И всё же он казался мне самым красивым мужчиной на свете.

Мне хотелось, чтобы он поцеловал меня. Я сложила губы трубочкой и тихонько чмокнула воздух. Но Ульрих ничего не понял.

— Проголодалась? — спросил он ласково. — Сейчас скажу Берте, чтобы она согрела бульон.

Я разочарованно закатила глаза. Ульрих виновато улыбнулся, разводя руками.

— Прости, я не понимаю, чего ты хочешь. Будь я молод и красив, решил бы, что ты ждёшь от меня поцелуя. Не обижайся, я пошутил. Я понимаю, что ты имела в виду что-то другое. Ладно, послушай лучше, какие вести я тебе принёс. Ты скоро вернёшься в замок! Может быть, уже завтра. Снова увидишь родные стены, любимые игрушки, картины, книги… Надеюсь, это поможет тебе выздороветь. 

Мне удалось слегка приподнять брови.

— Твоей мачехи больше нет, — сообщил он, поняв мой невысказанный вопрос. — Никто уже не причинит тебе зла. Ты отомщена.

Я вновь немного подвигала бровями, глядя вопросительно.

— Нет, это не я её убил, хотя, признаюсь, очень хотелось. Её растерзала разъярённая толпа. Ты ничего не знаешь, но я всё это время не сидел сложа руки. Я собрал кружок заговорщиков, мы разнесли весть о твоей беде по всему королевству и подняли народ на восстание. Люди охотно пошли за нами. Они и без того подозревали королеву в покушении на тебя. И к тому же народ был ею недоволен из-за постоянно растущих налогов. В общем, её свергли и убили. Теперь все ждут, когда ты, законная правительница, вернёшься домой. Надеюсь, ты выздоровеешь, когда окажешься в замке.

Меня не столько поразило известие о гибели мачехи, сколько то, что обычный егерь оказался способен устроить переворот в королевстве, да ещё и за относительно короткий срок. Ульрих вдруг открылся мне с совершенно неожиданной стороны. Всё-таки нужно обладать целым рядом особых качеств, чтобы возглавить бунтовщиков и повести за собой народ. Это не каждому под силу! 

— Мятежники избрали меня временным правителем, — продолжал Ульрих. — Но я сразу заявил, что власть должна принадлежать тебе, законной наследнице престола. Я буду твоим регентом и опекуном только до тех пор, пока ты не поправишься. Я перевезу тебя в замок и пошлю гонцов в дальние края, чтобы к тебе съехались лучшие лекари со всего света.

Я медленно опустила и подняла веки, показывая, что слышу и понимаю его. Ульрих помолчал немного, разглядывая меня.

— Как ты похудела, бедная моя, — прошептал он едва слышно. — Пальчики совсем прозрачные стали, — он коснулся моей безвольно лежащей руки, и несколько мгновений я надеялась, что он поцелует хотя бы её, но он резко встряхнул головой и шагнул к двери со словами:

— Всё-таки надо согреть бульон.

На следующий день за мной прислали карету. Целая толпа придворных из свиты моего покойного отца ввалилась ко мне в комнату. Все плакали и причитали, глядя на меня. Ульрих выпроводил их во двор, кроме двух камеристок, которых попросил переодеть меня в королевское платье. С помощью Берты они омыли моё одеревеневшее тело и облачили его в шёлк и бархат.  

Меня бережно перевезли в замок. Мои названые братья вместе с матерью тоже отправились туда.

Ульрих приставил ко мне целую толпу служанок. Каждый день они купали и наряжали меня, чистили мне зубы и укладывали волосы, надевали на меня украшения. Передо мной выступали придворные музыканты, певцы и поэты. Среди них было несколько привлекательных юношей, но они не трогали моего сердца, хотя слушать их было занятно.

Ульрих принимал послов, отвечал на письма, разбирал жалобы и вообще занимался государственными делами. Непосильные налоги, которыми обложила народ моя покойная мачеха, он отменил. Он явно очень уставал, но каждый день находил время, чтобы хотя бы немного побыть рядом со мной и рассказать мне новости.

Я была рада вновь оказаться там, где прошло моё детство, но надежды Ульриха не оправдались – родные стены не помогли мне встать на ноги. Однако он не сдавался. Каждый день он приглашал ко мне разных лекарей, в том числе из чужих королевств. Они кололи меня иголками – больно мне не было, тело казалось чужим. Они вливали мне в рот какие-то противные настойки, натирали мои виски ароматными маслами, давали нюхать сушёные травы. Ульрих в это время сидел рядом и держал меня за руку. Он никогда не оставлял меня наедине с чужими. Теперь он выглядел опрятнее – должность правителя, пусть и временного, обязывала к этому. Он одевался по-королевски, чистил ногти, причёсывался и брился. Но вид у него оставался по-прежнему измождённым, а его тонкие губы как будто навсегда разучились улыбаться.  

Лечение не помогало. Многие целители высказывали предположение, что для того, чтобы ко мне вернулась способность двигаться и говорить, я должна испытать сильное потрясение – восторг или испуг. Ульрих пригласил в замок бродячих артистов, чтобы они выступили передо мной с несколькими опасными трюками. Видимо, он надеялся, что это станет для меня тем самым потрясением. Я с любопытством смотрела на метание ножей, жонглирование горящими факелами, хождение по канату и пляску с медведями, но моему выздоровлению это никак не способствовало.  

За три дня до Рождества в наш замок явился ещё один чужестранец, но не посол, не артист и не лекарь, а принц из одного далёкого королевства.

Ульрих сидел у меня, когда ему доложили о госте.

— Странный какой-то принц, — заметил он с лёгким неодобрением в голосе. — Явился сам, без приглашения, без предупреждения… вместо того, чтобы отправить к нам послов или хотя бы вступить для начала в переписку со мной. Любопытно, на что он надеется? Сообщили ли ему, что Белоснежка больна и не сможет с ним беседовать?

Гофмейстер заверил его, что принцу всё это известно, но тот настроен решительно и во что бы то ни стало хочет увидеть принцессу лично. 

— Что ж, — произнёс Ульрих с сомнением, — думаю, придётся его принять, чтобы не портить отношения между нашими королевствами. Надеюсь, тебя не затруднит его выслушать, — обратился он ко мне со вздохом. — Не волнуйся, я буду рядом.

Он кликнул камеристок. Те поправили мне причёску и платье, надели на меня украшения. Ульрих бережно взял меня на руки и сам понёс в тронный зал. Сердце моё забилось сильнее, кровь прилила к лицу. Мне хотелось, чтобы наш путь длился вечно, но, увы, мы достигли зала слишком быстро. Ульрих осторожно усадил меня на трон, подсунул бархатные подушечки мне под шею, спину и локти. Сам он остался стоять рядом, готовый подхватить меня, если я начну сползать на пол. Вид у него был настороженный. 

Гостя пригласили в тронный зал и представили нам. Он напомнил мне героев моих книжек с картинками. На его нежной чистой коже не было ни морщинок, ни шрамов, а в густых тёмно-каштановых волосах – ни одной серебряной нити. Большие ярко-голубые, почти синие глаза смотрели бодро и смело. Когда он говорил, я видела его ровные белые зубы. Он отличался таким же высоким ростом, как Ульрих, но более изящным сложением. И двигался принц грациознее. Одеты они были почти одинаково, но на госте костюм сидел как влитой, в то время как бывший егерь в своём выглядел немного неуклюже, будто ряженый медведь. Но, несмотря на то, что сравнение выходило явно не в пользу Ульриха, я ни на миг не усомнилась в своих чувствах.   

— Да, слухи оказались верны, она действительно необыкновенная красавица, — заметил принц, глядя на меня. — Я не жалею, что проделал столь долгий путь, это стоило того. Именно о такой невесте я и мечтал всю жизнь.

— Она вас слышит, — хмуро предупредил Ульрих.

— В самом деле? Ну, я ведь не сказал ничего обидного, не так ли?

— Что привело вас к нам? — спросил Ульрих неприветливо.

— Я прослышал о беде Их Высочества. А мне ещё в детстве придворным звездочётом было предсказано, что я сумею исцелить прекрасную принцессу, ставшую жертвой злодейства.

— Что ж, — тон Ульриха слегка потеплел, — если вы действительно обладаете целительскими способностями, попробуйте помочь Белоснежке. Но имейте в виду, что до вас уже очень многие лекари пытались это сделать и не преуспели.

— Я верю, что у меня получится. Только мне нужно, чтобы все покинули зал.

Ульрих выразительно кивнул придворным, махнул рукой стражникам. Все потянулись к выходу. Наконец, тяжёлая двустворчатая дверь закрылась.

Принц озадаченно посмотрел на Ульриха.

— Боюсь, вы меня не поняли. Я попросил удалиться всех, — проговорил он, сделав ударение на последнем слове.

— Это ещё зачем? — поднял брови Ульрих.

Лицо гостя порозовело, он отвёл глаза.

— Ну… понимаете… я хочу поцеловать принцессу, чтобы она очнулась от оцепенения, — проговорил он смущённо. — Мне как-то неловко делать это в присутствии её опекуна…

— Чего-о-о?! — угрожающе протянул Ульрих.  

— Я должен поцеловать её в губы, чтобы она ожила. Так мне было предсказано, — пояснил принц.

— А тебе не было предсказано, что я спущу тебя с лестницы?

— Вы забываетесь, — голос принца стал холоднее. — В моих жилах течёт королевская кровь…

— А мне наплевать! Одну королеву я уже сверг, с тобой тоже разделаюсь, если захочу!

— Успокойтесь…

— Сопляк малолетний! Вздумал он целовать мою девочку! Ещё и меня выгоняет! Может, ты не только поцеловать её хочешь, а ещё кое-что похуже сделать?! 

Принц густо покраснел.

— Да ничего я ей не сделаю, что вы! Почему мне нельзя её просто поцеловать? От этого ещё никто не умирал.

— Ты что, правда не понимаешь, почему нельзя так делать?

— И почему же?

— Потому что она не может ответить ни «да», ни «нет». Это подло – пользоваться её беспомощностью! Тебе что, целовать больше некого? Тебе самому бы понравилось, если бы ты был прикован к постели и слова не мог сказать, а к тебе бы приезжали все подряд и тыкались в тебя слюнявыми губами?

— Но я не «все подряд»! Я – её судьба! Я это чувствую. Если бы принцесса могла говорить, я уверен, она бы…

— Но она не может. Поэтому проваливай.

— Хоть вы здесь и хозяин, но я никому не позволю говорить со мной в таком тоне! — воскликнул принц, обнажая шпагу. — И не позволю никому встать у меня на пути! Я влюбился в принцессу с первого взгляда и готов сражаться за неё.

— Стража! — крикнул Ульрих, закрывая меня собой.

Принц не растерялся. Он подскочил к двери и запер её на засов. А затем вновь наставил шпагу на Ульриха. Тот выхватил свою. Начался поединок. Я знала, что Ульрих никогда не учился фехтованию – егерю это ни к чему. Обращаться с луком, рогатиной или топором ему было привычнее. Но он сражался отчаянно и всё время старался загнать противника в угол, оттеснив подальше от меня.

Из коридора доносился шум. Дверь дрожала. Судя по звукам, стражники, услышавшие зов повелителя, пытались её выломать.

Ульрих выбил оружие из руки соперника. Принц выставил ладони в защитном жесте. Ульрих замер, опуская шпагу и тяжело дыша. Но вместо того, чтобы сдаться, принц вдруг бросился ему под ноги и с силой ударил головой его в колени. Ульрих, явно не ожидавший этого, упал вперёд. Принц – всё-таки он был лет на пятнадцать моложе – стряхнул его с себя и проворно вскочил. Пока Ульрих, стоя на четвереньках, тянулся за отлетевшей в сторону шпагой, его противник схватил с ближайшего столика тяжёлую бронзовую статуэтку и опустил ему на затылок. Мой любимый с коротким стоном распластался на полу и затих.