Кристина никогда не боялась темноты. Или, по крайней мере, не помнила о подобном. Это глупо, если на твоих глазах умирает мать, а её словно гипсовое лицо врезается в память. Если через несколько лет долго и в муках умирает отец. Нет, темнота, смерть — не худшее в этом мире. Есть нечто хуже — бесконечные страдания. 

Поэтому Кристина почти не пугается так называемого лица Эрика, когда срывает с него маску. Хотя два жёлтых огня в чёрной пропасти вызвали у Кристины приступ дрожи. Потом, обдумывая, вспоминая, она и не заметила, как этот ужас от его крика отошёл в сторону, а эти прогалины глаз и тонкая жёлтая кожа приняли черты монстров из страшных рассказов. 

Теперь же, когда по прошествии месяцев Кристина осмысляла события тех недель, то приходила к неутешительному выводу. Она и Эрик вели себя как образцовые истерички. Про Рауля и говорить нечего. Один только вопрос о её, Кристины, чести матушке Валериус, который пришлось вытягивать из бедной горюющей старушки едва ли не раскалёнными клещами, поставил крест на возможных отношениях с Раулем. 

Другой вывод заключался в том, что с Эриком в его нынешнем состоянии жить нормально было невозможно. А что делать, Кристина не знала. Конечно, лучше всего было бы обратиться к врачу, но Эрик на такое не пойдёт даже из любви к ней. А сама она боялась той тьмы, что захватила его душу. Но и оставаться в нынешнем положении нельзя. В конце концов она решилась и однажды, сказав Эрику, что хочет пройтись по магазинам, направилась к доктору, занимавшемуся душевными болезнями. 

— Вы не сможете сами справиться, — сразу припечатал её доктор, едва Кристина рассказала о проблеме. — Вы сломаетесь под тяжестью этих разговоров. Поверьте, это происходит и с врачами, хотя у них есть образование и практика. 

— Я понимаю, что это опасно, но это единственный выход. 

— Что ж… Обещайте, если станет хуже или дело не продвинется, позвать меня. Представьте меня старым знакомым отца и аккуратно переведите тему на те события. 

— Хорошо, я обещаю. Но что мне делать? 

— Слушать, слушать, мадам. Не прерывайте — говорить об этом ему и так будет трудно. Не укоряйте, не требуйте, не говорите, что всё это не важно. И самое главное — поддерживайте его. Полагаю, вы лучше знаете своего мужа. Да, стройте планы. Не обязательно глобальные, но и на ближайшее время. Ваша задача — показать, что жизнь может быть иной, без насилия, светлой и мирной. 

— Спасибо, — Кристина взглянула на пометки в записной книжечке, — я приду к вам через две недели. 

После того этого визита Кристина чувствовала, что и ей сейчас нужно отвлечься на что-то рутинное. Потому она зашла в галантерейный магазин, купила себе и Эрику по две дюжины перчаток — охряных и белых, потом отправилась в продуктовые лавки… Через два часа ей было с чем вернуться домой и не вызвать подозрений. 

— Вас не было слишком долго! — рявкнул Эрик, едва она переступила порог дома. 

— Да, это так, — спокойно ответила она, внутренне сжавшись.

Наставления доктора всплыли в памяти сами собой. Эрик же, опешив, замолк и, бросив на неё сердитый взгляд, ушёл вглубь дома. К ней подбежала служанка и забрала покупки. 

Кристина дочитывала главу романа в гостиной и собиралась уже идти спать, когда Эрик вдруг показался на пороге. С тем самым видом побитой собаки, от которого у неё всегда щемило сердце. 

— Кристины не было слишком долго, Эрик боялся, что она бросила Эрика. Эрик не должен был кричать, но Эрик боялся. 

— Всё в порядке, мне стоило предупредить вас, что меня долго не будет. Я вас не оставлю, обещаю. 

— Эрик… 

— Пожалуйста, попробуйте сказать о себе в первом лице. Я пойму, если это слишком сложно. Но вы всё же попробуйте, — она взяла его руку в свои и слегка сжала. 

— Эрик… Я… 

Он вскакивает с дивана и бежит к двери, задевая её плечом. Несколько мгновений Кристина сидит без движения, прежде чем понимает, что произошло, и бросается следом. Она находит Эрика на чердаке в самом тёмном углу, и когда он поворачивается, она видит на его лице слёзы. 

— Никто никогда не приходил к Эрику на чердак. Она не приходила. Кристина должна уйти. 

— Я не оставлю вас. 

Она садится рядом и кладёт голову ему на плечо. 

— Я долго ждал её, а она никогда не приходила, — сказал он после долгого молчания.

— Это было неправильно, она не имела права так поступать! 

Эрик поднимает на неё глаза и неверяще, испытующе смотрит. 

— Вы действительно так думаете? — привычным жёстким тоном спрашивает он. 

Это страшнее и важнее прослушивания на любую роль, — проносится в голове Кристины. 

— Да. 

Он вновь опускает голову на колени. 

— Кристина просила Эрика говорить о себе в первом лице. 

— Да, я вас просила, — кивает она. 

— Это невозможно. Я не имею права злиться, кричать, волноваться… Это позволено Эрику. 

— Хорошо. 

Кристина осторожно обнимает его одной рукой и с тревогой смотрит на то, как он вновь погружается во тьму. 

— Эрик, у меня есть одно предложение. 

Он поднимает голову и заинтригованно, но со страхом, смотрит на неё. 

— Завтра мы начнём наводить здесь порядок. Что бы вы хотели устроить здесь, если бы это была обычная комната? 

— Здесь? — он обводит грязный захламлённый чердак взглядом. — Возможно… Возможно, Эрик… я и К… и вы могли бы сделать тут нашу комнату. Чтобы здесь можно было играть на фортепиано, петь, рисовать, говорить… Спать…

— Хорошо, тогда вы должны придумать, как всё это оформить. 

Эрик кивает и прижимается к ней. А Кристина чувствует, как в эту непроглядную тьму врезается первый лучик света.