Турдас, 19 число Начала морозов.

      Сегодня я наконец-то выделила свободный день на свои домашние заботы, все эти перемещения планов сильно ударили по подготовке сада к морозам. Срезать стебли, укрыть соломой виноград, обернуть тканью чувствительные кустики и, в общем, сделать так, чтобы цветы, грибы и разнотравье пережили зиму в этой тундре. Вайтран, конечно, отхватил хороший кусок земли, минимум гор, в широкой тундра и с большими выгульными пастбищами. Правда, иногда ветер настолько ураганный, что у парочки соседей прошлой зимой унесло пару кур. Да и, в принципе, многие тогда чего-то не досчитались, но это уже мелочи. Перебираться, например, в Рифтен, более теплый край с портиком и рыбным промыслом не было желания. Прятать от воров свое добро — неблагодарное дело — перевернут дом вверх дном и возьмут всё, что плохо лежит.

      Помню, на рынке подрезали сумочку. Надеюсь, тот вор все продал знающему человеку, а не выпил сам… хотя это было бы смешно: оказаться в Совнгарде, выпив «вино» из чужой сумки. Таскать яд в большой бутылке? Да как нечего делать.

      А чтобы эти яды варить и выстаивать, надо много добра. Дорогое дело и в монетах, и трудиться надо… Даже не заметила как закончила работу, увлекшись беседой с продолжительным шумом в голове. Надо почитать в умных книжках, чем можно полечить свою голову, а то хиханьки-хаханьки с самой собой мне не улыбаются. Хотя… они уже начали проявляться, похоже.

      Аккуш, заведи себе котеночка и говори с ним!

      А дракона ты не хочешь?

      Я замерла, уставившись в небо. Нет, это ведь точно видение! Глюк от усталости.

      Огромный зверь мчался черной стрелой сквозь облака, очерченный закатным красным солнцем. Его огромные перепонки рассекали воздух и гудели от напряжения, а острая как наконечник стрелы морда медленно и лениво качалась, словно ящер лишь бегло осматривал земли под своими крыльями. Свои земли. Он ведь такой огромный, что и целая казарма стражей с ним вряд ли управится. Обратятся мясной закуской в хрустящих кольчугах… и все.

      Я до боли сжала пальцы, врезаясь кончиками пальцев в истертые от работы ладони до побеления и боли в костях. Больно. Да, правильно. Боль не дает паниковать. Он ведь там, в небе. На западе. А я тут, смотрю из собственного огорода на кружащую точку в дали. Лишь мгновение назад он пронесся недалеко, позволяя себя рассмотреть. Кому расскажу — не поверят. Темные перья облаков медленно плыли по небу, не потревоженные могучими крыльями. Ветер с земли трепал сонные пастбища, а дракон все летел и летел стрелой.

      Тут на границе зрения вздохнуло алое марево. Оно ярко выхватило силуэт ящера, подчеркивая того красными росчерками на фоне темных облаков. Дракон сражается. С кем? Как? Кто решился на битву с самим порождением Акатоша?!

      Стой. Не паникуй. Эмоции не должны властвовать над разумом. Ты далеко, дома. А битва нагрянула там, вдали. Сейчас ты можешь сделать только одно — молить Богов помочь тем безумцам, что бьются там… или безумцу.

      Будут раненые, будут убитые, и всех их начнут уносить за стены в храм Кинарет. Ты можешь только сцепить зубы, собрать свои пожитки и идти в храм. Все ведь знают кто ты, знают, где ты, потому отсидеться не выйдет.

      Пара тяжелых капель сорвались с неба, падая на обращенное к битве лицо. Их холодный перестук отрезвляет не хуже сжатых кулаков. Хотя бы огонь не распространится дальше, если дождь наберет силу.

      Я кинулась в дом, хватая сумку и принимаясь совать все, что попадало под руку из целебных отваров и зелий. Бутылки и склянки жалостливо гремели и звенели, недовольные от подобного соседства, но некогда было заниматься систематическим раскладыванием. Мне до города еще бежать через три фермы и мельницу, а если еще и мост задрали, то и того дольше. Но закончив собираться и запихав в кармашки чистые отрезы льна, я побежала в город по влажным камням, пару раз чуть не пропахав тракт носом.

***

      В храм я добралась и… обомлела. В его стенах творился хаос похлеще, чем в прошлый раз, когда сдуло крышу на рынок и пришибло пару зевак. Люди лежали везде, на постаментах, лавках, носилках и шкурах, а некоторых укладывали прямо на пол.

Некогда красивая белая плитка на полу была затоптана грязью с сапог, кровью и Боги знают чем ещё. Среди пострадавших светлыми духами сновали три послушницы, а у входа людей встречал Аколит. На его мужественном, укрытом бородой лице читалось напряжение, а суховатые губы беззвучно шевелились, словно пересчитывая каждого принесенного.

      — Боги милостливые, Аккуш! — Норд заметил меня, замершую у входа, и подошел поближе, заглядывая в лицо. — Ты пришла… я рад, твоя помощь будет кстати. Особо тяжелых надо стабилизировать, многим нужно питье для укрепления и для крови. Многие погорели, а кого-то дракон сшибал собой. Даника… найди её в глубине, она вроде принимала пару пострадавших детей.

      Да, я бы точно не отсиделась дома. Я даже заметила вместе с послушниками Аркадию, кажется она перевязывала руку Вилмуту с мельницы. Ах, совсем тяжелых относили в отдельный угол, и как вижу, решили отдать их судьбы на усмотрение Богам.

      Завязав потуже передник на талии, я направилась к ним.

      Вонь стояла неимоверная, словно я оказалась в старом подвале, где тайком жгли все благовония мира и пытались прикрыть запах разделанного скота. Но даже такое сравнение сильно смягчало реальность. Глаза резал резкий запах желчи, ноги упорно расходились от скользкой крови, и всему вокруг бесконечно вторили плач и стоны раненых. Я опустилась на пропитавшуюся кровью шкуру возле молодого стражника, осторожно поднимая его и снимая шлем. Тот жалостливо всхлипнул, цепляясь шершавыми пальцами за мои запястья и постарался убрать руки. Но я все же продолжила аккуратно тянуть его и наконец освободила его голову от этой железной болванки.

      Любой другой человек ужаснулся бы, но мне некогда было думать о таких вещах. Золотистые кудри с одной стороны обуглились, обратившись чернеющими катышками, а кожа на оной щеке болезненно пузырилась, но хорошо что не прилипла к шлему, иначе я сняла бы кожу с его лица. Брови и ресницы тоже обуглились, и с его глаз бесконечно текли слезы. Еще бы он не рыдал в страхе, если бы глаза не пострадали. Видимо огонь захлестнуло внутрь шлема…не просто огонь, он явно магический, иначе его не было бы столь много, что можно было увидеть зарево.

      — Т-ш-ш, все будет хорошо, — я ласково отстранила руки юноши от своих, доставляя из сумки зелья. Дав ему дурманящий отвар, я подняла руку, кивая одной из девочек-послушниц. Та встрепенулась и птицей унеслась в соседнюю келью, после притащив мне ведро и тряпку с холодной водой.

      Умница, Даника хорошо их здесь выдрессировала.

      — Это добавь в воду для питья пострадавших. Всех, кого обожгло, стоит очень часто поить. Половина флакона на такое ведро, — я дала два флакона с белой жидкостью, стукнув одним из них по ведру. — Притупит их боль и облегчит жар. Я останусь с тяжелыми, так Данике и скажи.

      Девчушка вытаращила на меня свои глазки-сапфиры, внимая каждому слову и стараясь не смотреть на парочку безликих стонущих тел у стенки. Впечатлительная, ей многому предстоит научиться. Потом ей дам снотворное.

      Махнув рукой, я вернулась к затихшему юноше и принялась мягко и быстро стирать холодной тканью остатки обугленных волос и кровавых пятен, после нанося ему мазь и бинтуя его глаза и щеку широкими полосами. Закончив, я помогла ему приподняться и доползти в более-менее чистый угол, потом будем думать, кого и куда размещать.

      Крепкая сухая рука схватила меня за чистый платок, чуть не стягивая тот с надежно перевязанных волос. Дернувшись, я стащила чужую руку, открывая было рот для ругательств. И закрыла. Женщина была не в себе, панически прикрывая раненый глаз. На ней не было платья, лишь серые лохмотья, да старый линялый платок.

      — Прошу вас…смилуйтесь, — бездомная почти прижалась, обдавая ароматом больных зубов и алкоголя. Порыв отвернуться было увлек меня за собой, но все же мы тут для помощи всем.

      — Сядь. Убери руку, — сухо пробормотав, я кивнула в сторону безликого, принимаясь копаться в сумке.

      — Спасибо! Спасибо, добрый человек…

      Отстранив руку от лица, я осторожно прошлась по коже, пытаясь осмотреть рану. Неглубокий порез простирался от лба до почти края губы. Густая кровь заливала глаз, склеивала веки и ресницы. А ещё женщина вечно дергалась, боясь что мои руки принесут ей куда больше боли чем… я шикнула, стоило ей вновь дернуться и схватить за запястье.

      — Если вы не прекратите, то я оставлю вас с вашей раной так, — поведя рукой по всем раненым и уже усталым послушницам, я обернула лицо с своей «пациентке», — Или у вас есть деньги заплатить храму?

      — Н-нет, простите, — женщина дернулась, смотря целым глазом то на меня, то за спину на юношу, что мерно дышал под действием зелья, — Дайте мне…дурман…от болей. И я уйду. Это ведь не так серьезно!

      Кажется лицо мое и впрямь жуткое. Женщина вздрогнула, собираясь было встать, но хватка на плече не позволяла дергаться. Вот значит. Наркоманка решила задарма получить дурман! Я думала почему он так густо истекал, хотя порез был такой себе.

      — Ты…пришла сюда отвлекать?! — знакомая послушница схватила женщину за платок, встряхивая, — Мы тут людей лечим, а ты!

      Надо же, моя робкая помощница оказалось куда быстрее соображает, пока я подбирала слова. Но на лице расцвела улыбка, наигранная и привычная, заставляя женщин обернуться и затихнуть.

      — Ну-ну, это же храм, — достав из сумки темный пузырек, я протянула его женщине, — Я могу дать тебе его, но судя по крови, скорее всего ночью ты уже умрешь. И ведь я убью тебя своими же руками, отдав яд.

      — Все хорошо ведь! — она протянула руки к бутылке, выхватывая емкость, — Наглая дура! Рассусоливает тут о совести…

      Послушница было замахнулась, но передумала, смотря как женщина вскакивает и убегает из зала, чудом не столкнувшись с сестрами. Девушка затихла, неверяще таращась на пустые руки.

      — Зачем? Сейчас дурман нужен явно больным…

      — Думаешь я отдам его просто так? Это не более чем снотворное, весь дурман я отдала тебе, — с легкой улыбкой обтерев руки об тряпку, я отвернулась от послушницы, — Сейчас не время вдаваться в подробности. Нам ещё слишком многим нужно помочь.

      Девушка больше не стала возражать, лишь кивнула, опускаясь к тем кому могла помочь сама. Две безликие фигуры все еще дышали, хлюпая разорванными ртами и носами. Воздух со свистом залетал в широкие щели в костях, но люди еще держались. Дракон сбил их лапой? Они в шоковом состоянии, потому еще они не погибли от боли и агонии. Но это ненадолго. Почему Даника оставила их тут? Магией было куда быстрее хотя бы остановить кровь, но она посчитала их безнадежными.

      Один из солдат распахнул веки, неестественно дергаясь и вращая налитые кровью глаза. Он до треска ткани вцепился в мой воротник, притягивая ближе к себе и стараясь что-то сказать, но я видела его язык, видела сквозь дыру в щеке. От боли он не мог связать слов и лишь утробно рычал и стонал, а я смотрела на это и рыскала рукой в сумке. Сильное лекарство, нитки и иголки, а уж без хряща носа можно прожить, проверено.

      Кое-как уложив его на пол, я принялась совершать те же манипуляции с ним. Опоить обезболивающим, конечно, не дав вытечь из разорванной щеки, смыть часть крови, напоить крепким целебным отваром и следить-следить-следить, пока его сердце бьется. Я не сомневалась в своих лекарствах, подвести могло лишь сердце человека, но его еще билось. Остановив кровь, мне пришлось самой грубыми стежками зашить разорванные ткани. Сейчас некогда было накладывать стежок к стежку, а лишь закрыть прорехи для последующего лечения. Когда я закончила, мужчина лишь поверхностно дышал, но был жив. Это радовало. Надеюсь что Боги сегодня будут снисходительнее к пострадавшим.

      Я подняла руки, пытаясь разжечь тепло в трепещущих от напряжения пальцах, но светлые всполохи нехотя засверкали, лишь пытаясь набрать силу. С тяжелым вздохом я опустила руки на чужое лицо, пытаясь помочь мужчине хоть частично, но волшебство рассеялось, оставляя прохладную пустоту внутри.

      Рядышком опустилась та послушница и помогла снять кровавую кирасу и оттащить его к слепому юноше. Вдвоем мы подлечили еще парочку пострадавших, пока наконец не добрались до последних. От одного из них девочка даже чуть сама не проблевалась, добавив к этой дерьмовой луже еще амбре, но сдержалась.

      — Что… что нам с ним делать? — она качнула своей кудрявой головкой в сторону старика и застыла.

      Он был плох. Тут даже чудеса не смогли бы помочь. Он цеплялся бледными сухонькими руками за остатки своих портков, покрытый кровью и испариной, слепо смотрел в светлый потолок храма. Спасать было нечего, он точно не пережил бы ночь — к бабке не ходи. Дракон знатно отхватил от бедолаги, осталось лишь белеющее костью бедро да выпотрошенная брюшина. Все петли кишок дедушка держал в своих портках, и молился. Молился безмолвно, но постоянно, сколь не падал бы мой взгляд на него. Мне пришлось подобраться ближе на замызганных коленях и склониться, заглядывая в лицо старика.

      — Вы хорошо держались, и Боги вас услышали… — я улыбнулась через усталость и дрожащей рукой достала из выреза платья маленький темный бутылек. — Только попросите… и больно не будет.

      Дедушка дернулся, устремляя ясный осмысленный взгляд темных глаз на меня, поджимая губы в какой-то детской обиде.

      — Боги послали мне… ангела… — он рвано вздохнул, послушно приоткрывая рот. Пара тяжелых, обманчиво сладких капель сорвались с края сосуда, пропадая на языке старика. — Однажды… я скажу спасибо.

      — До встречи в Совнгадре, — я легко провела рукой по лицу дедушки, закрывая его тонкие веки. Тот слабо улыбнулся напоследок и затих. Яд мягко унес его жизнь, теперь все закончилось.

***

      К рассвету я уже не ощущала запахов, голоса затихли, превратившись лишь в шелест накидок, дыхания и легкие стоны во сне. Я сидела на полу возле постамента Кинарет и клевала носом. Платье и штаны насквозь пропитались кровью, прилипли к ногам холодными грязными тряпками и так застыли. Теперь, чтобы встать, мне пришлось бы отрывать ткань от кожи. Или вместе с кожей, как повезет.

      Жаль конечно, мы так все бегали, выбились из сил, но к утру унесли в Зал мертвых человек пять. Один из моих безликих, к сожалению, не пережил шока, сердце его затихло к утру. Послушницы сменили Данику и Аколита на рассвете, после того как отмылись от грязи и сменили одеяния. Они ходили по рядам, отмывали полы от засохшей крови и поили пострадавших, а я от усталости могла лишь сидеть в своем углу и через пелену в глазах смотреть на храмовый зал.

      — Послушники справятся, пойдем в купальню, пока вода не остыла, — Даника подкралась ко мне так незаметно, что я даже чуть не вскрикнула. Но сдержалась.

      — Обливион тебя забери… выглядишь паршиво, — я криво усмехнулась, поднимаясь со своего места и с хрустом разгибая спину.

      — Это храм, не ругайся, — Даника нахмурилась, после вяло улыбаясь. — Выглядишь как тухлый драугр.

      — Это храм, настоятельница! — с напускным удивлением воскликнула я и вяло поплелась в сторону купальни. После того, как норд всучил мне монашеское одеяние за неимением другого, я даже удивиться не успела. Хотя не было сил толком возмутиться тому, что Аколит моется с нами, а после мне уже было плевать. Все таки это служители Кинарет, чего они оба тут не видели, разве что мне смотреть на других...не хотелось.

      Отгородившись ширмой от супругов, я все же привела себя в относительный порядок, забрав небольшой ушат с водой.

      — Спасибо, что пришла, — Даника устало улыбнулась, помогая мне завязать одеяние и поправить капюшон. — Я оставлю тут твою одежду как постираю, сможешь позже забрать. Сейчас точно все свалятся без сил, сама понимаешь…

      — Где твое красноречие, настоятельница? Ты же знаешь, что мне одного спасибо не достаточно, — я хмуро посмотрела на желтый балахон, лениво наматывая на палец кончик пояса. — Там, возле святилища, я оставила пару зелий. Инструкция тебе известна.

      — Я иногда забываю насколько ты цинична, — женщина удивленно задрала брови, словно была в шоке. Но протянутый кошель говорил об обратном. Как бы храм не выпендривался своей верой и школой Восстановления, без старых добрых зелий они бы долго не протянули.

      — Приятно иметь с вами дело, — я схватила кошель и улыбнулась. — Загляну к вам через пару дней. Надеюсь, больше никого хоронить не придется.

      Норды вяло со мной попрощались, уходя дальше нести свою службу, а я наконец выбралась из храма, вдыхая полной грудью свежий сладкий воздух.

      — Ты слышал вчерашний грохот? — судачили на рынке люди, а я невольно вслушивалась, рассекая толпу.

      — Так вчера же дракон напал на Западную башню, — ответил собеседник.

      — Да нет, после! — в голосе сквозило благоговение. — Там какой-то чудак бретонец дрался с этим ящером. Мне вчера стражник рассказал!

      — И? Наших стражей там билось не меньше. До вечера раненых несли!

      — Так он когда нанес последний удар, то там что-то такое было… — бьюсь об заклад, мужчина сейчас махал на эмоциях руками. — Дракон взревел так, а потом — вжух! Начал истлевать, и что-то взмыло вверх от костей. Ты слышал наверняка! Сами Седобородые с горы крикнули. Дов… как там его.

      — Довакин?

      — Да, он самый. Все погорели, а тот целехонький вышел.

      — Врешь, алкаш.

      Я усмехнулась. Значит, драконы вновь ожили, и сразу появился тот, кто их может убить. Это было бы очень интересным, если бы не жертвы. Нам вот перед зимой будто бы не хватало работы, теперь пока фермеры придут в себя, вернутся домой и восстановят все, что порушила эта ящерица, уже снег пойдет.

      Вялые мысли перекатывались в голове, ничуть не помогая отвлечься от тяжелого вечера, а пустая сумка была тяжелее чем голова оной ящерицы. Почему так давно не было ничего? Почему именно сейчас мир решил, что ему надо перевернуться на другой бок, встряхивая всех живущих? Хотя расскажи мне кто о драконе — не поверила. Слух есть слух, пока не убедишься в обратном, но так или иначе не может быть, чтобы лишь один забредший драконище тут летал…может ну этот Скайрим? Обратно. Да нет, бред какой-то.

      Со смешком я ускорила шаг, смотря как желтые полы хлещут по лодыжкам, не сразу замечая как сгустилась вокруг толпа.

      Меня тряхнуло и как-то неловко опрокинуло на бок. Я приземлилась на колени, коротко ойкнув. Дурацкий балахон путался и мешал, от чего подняться быстро никак не выходило, пока чьи-то руки не подхватили меня под локоть, рывком поднимая вверх. Я по-девичьи взвизгнула, удивленно задирая голову вверх — меня держали за плечи чужие крепкие руки, а над головой широко и несколько виновато улыбался крепыш с мягким каштановым ежиком волос и гладким как у юноши лицом. Он бегло окинул меня взглядом дымчатых глаз, после отпуская.

      — Я прошу прощения, леди, — неизвестный бесцеремонно взял меня за руку, вытаскивая из толпы на более тихую улочку, после галантно решив чмокнуть костяшки пальцев, но я дернула рукой, вырываясь из крепкой хватки.

      — Прощаю, только прошу, не люблю лобызания от незнакомцев, — я сморщила нос, прижимая руку к груди. Не люблю таких, влез в личное пространство и чувствует себя как на своем месте.

      — А, точно, — парень не прекратил улыбаться, склонив голову в поклоне, — Балур, приятно познакомиться. А вы, видимо, в храме послушница.

      — Сделаю вид, что приятно, Балур, — я устало потерла глаза, после зарываясь рукой в распущенные после мытья волосы. — А вы, видимо, тот самый бретонец.

      — О, так слухи уже добрались, — юноша все не прекращал улыбаться, почесывая руку, в которой недавно была моя ладонь.

      Быстро окинув взглядом его легкий доспех с выбитым украшением-застежкой в виде волчьей морды, я фыркнула. Соратник, надо же. Не удивлена что их братия решилась на битву с ящерицей, словно это пустяк для них.

      Но пьяницы были правы, никаких ожогов на нем не было, лишь пара синяков и ссадин, умело перемотанных и пахнущих припарками. Знакомыми. Но возмущаться сил не было, хотелось поскорее покинуть общество воина и упасть на постель, более не оставаясь в сознании часов на двенадцать.

      — Хотите подсказку на будущее? — мужчина сделал серьезный вид, готовый внимательно слушать и все так же непозволительно близко нависая надо мной, пока я устало потирала темные от недосыпа веки. — Когда затеете драку с животиной, что пышет огнем, то убедитесь, что вы далеко от людей. И дайте себя сожрать. Всего хорошего.

      Я развернулась на пятках, хлестнув напоследок воина по груди волосами и стремительно удаляясь от него в сторону городских врат.

***

      Дома было тихо. Оглушающе тихо. А ещё приятно пахло лавандой и паслёном. Я стояла на пороге и не могла перестать дышать, наслаждаясь знакомой обстановкой и приятным забытьем от ночи в храме. Руки и ноги противно ныли, чуть потряхивались пальцы от напряжения, но я почему-то не спешила делать шаг к спальне.

      Странно это все, словно огромное колесо времён решило наконец двигаться, обрушивая на нас все то, что скопилось десятилетиями назад. Легенды ведь не сказки для детей, а летопись, что передавалась от человека к человеку, записывалась, терялась и оставалась лишь в общих чертах. И драконы уже были, очень давно. Тут они вернулись. И, кажется, это было лишь началом, эфемерное предчувствие чего-то зловещего словно паутина, касалось плеч и липло, не связывая, пока не станешь дёргаться.

      Я зло выдохнула через сжатые зубы, рухнув на коленки и сжимаясь в комок. Удушливый запах крови все не отступал, тошнотворно скапливаясь в горле. Я устала. Очень устала. И инстинкт кричал мне бежать, искать новое место, как и раньше.

Но почему-то я так устала, что не могла даже дышать.

      Аккуш, тебе уже давно за 20 лет, ты старая трусливая дева. Бежала из Сиродила, теперь хочешь бежать из Скайрима, но куда?

      «ТЫ ЧИСТАЯ И ДОБРАЯ ДУША, НО ДЛЯ ТЕБЯ ЕСТЬ МЕСТО. ЕСТЬ ДОМ. ВЕДЬ НЕВИННОСТЬ ВЕЛИЧАЙШАЯ ИЛЛЮЗИЯ».

      Опять. Опять. Опять. Настолько привыкла к одиночеству, что начала говорить разными голосами в голове. Молодец, чокнулась в край.

      — Поеду на рынок, куплю кота и не буду знать бед, — я усмехнулась, подползая к кровати. — Видели бы тебя родители, точно принялись бы отчитывать за такую жалкую жизнь.

      Забравшись на кровать, я устало растянулась на простыне, развязывая пояс непослушными пальцами и стягивая грубую накидку с тела. И как они в этом ходят целыми днями? Надо будет посоветовать Данике хорошего портного, чтобы послушники не ходили в этих мешках из-под картошки.