— Необходимо ваше личное присутствие на раскопках, — говорит научный сотрудник Кшахревара, который отличается то ли чрезмерной ответственностью, то ли ненавистью к чужому отдыху, потому что находит аль-Хайтама в Ламбаде.

— Почему бы им не найти другого специалиста по древним текстам? У меня достаточно работы, и я не горю желанием браться за дополнительную.

Если быть совсем честным, сейчас хочется только прийти домой, и посмотреть, как Кавех работает над чертежом. Зрелище это забавное, потому что с интервалами от нескольких минут до нескольких часов он начинает расхаживать из стороны в сторону, заламывать руки, истерично ерошить волосы, проклинать всё на свете, опускаться на колени перед чертёжным столом и, вероятно, молиться Архонтам (или, возможно, он просто лежит лицом в стол, аль-Хайтам понятия не имеет). В общем, он производит множество лишних действий, шума и суеты. Аль-Хайтам вдруг понимает, что ему будет этого не хватать. Что ему нужно посмотреть на это в последний раз.

— Это очень важный проект, необходимо ваше экспертное мнение. Всё же вы ещё на втором курсе обнаружили древнюю надпись, заставившую переосмыслить значение фразеологизма, которое раньше не вызывало сомнений.

Формально надпись нашёл Кавех. Память почему-то запечатлевает это, отпечатывает как гравюру. Крохотное пространство западни. Едва успокоившийся, переставший дрожать голос Кавеха. Его волосы между пальцев аль-Хайтама, после песка и ветра не такие мягкие, как обычно, но всё ещё солнечно-золотые, почти сияющие. Аль-Хайтам помнит момент, когда взгляд Кавеха, секунду назад отстранённый, становится заинтересованным. Помнит, как его ладони упираются в грудь, толкают к стене, заставляя вжаться в неё спиной. Как Кавех приподнимается на цыпочки. Как аль-Хайтам замирает, едва не касаясь его шеи губами.

«Когда солнце угаснет, следуй за тем, кто станет последним его лучом».

Сейчас все дружно решили, что это о любви. Аль-Хайтам не романтик, но если бы был, сказал, что это больше, чем о любви. Это о том чувстве, которому не смогли дать имени, не смогли заключить его в одно слово. О том чувстве, когда среди предсмертной тьмы, один человек станет для тебя спасением, потому что для тебя он будет сиять.

— То есть возможности отказаться у меня нет? — спрашивает аль-Хайтам, хотя догадывается об ответе.

— Всё уже согласовано. Не волнуйтесь, это не займёт много времени. Максимум полтора месяца.

Аль-Хайтам сразу мысленно прибавляет ещё недели две. За это время Кавех успеет получить аванс, найти новое жильё, собрать вещи и распорядиться, чтобы их перевезли. Когда аль-Хайтам вернётся, его встретит лишь неподвижная тишина, рождённая полным отсутствием Кавеха. Почему-то мысли об этом не вызывают облегчения. Мысли об этом давят как тонны песка, погребающие тебя под собой.

Тот случай, когда они оказались пойманы в гробнице Дешрета, продолжает вспоминаться против воли. В ожидании последнего луча солнца Кавех тогда уснул, прижавшись щекой к плечу аль-Хайтама. Когда тонкий луч солнца всё же выскользнул откуда-то из незримого просвета между камней стены, то указал на Кавеха. Скользнул росчерком по коже и замер где-то между ключиц.

Если бы та фраза была загадкой, то аль-Хайтаму не нужна была бы такая подсказка, чтобы назвать правильный ответ.

Но Кавеха всё же пришлось разбудить. Он зачем-то извинился, что загородил нужный камень. И за то, что уснул. И ещё раз за то, что подбил аль-Хайтама на путешествие. Будто аль-Хайтам бы правда согласился на что-то, чего не хотел. Будто существовало место, куда бы он не отправился с Кавехом.

Тогда. Сейчас всё изменилось, конечно же.

— Когда я должен отправиться?

— Желательно завтра утром.

— Желательно уведомлять о таких вещах заранее.

— Учтём на следующий раз.

Аль-Хайтам только тяжело вздыхает. Он уедет завтра утром, а когда вернётся его — их — дом уже опустеет. Это хорошо. Это правильно. Их отношения с Кавехом, какова бы ни была их природа, необходимо было закончить ещё в годы учёбы в Академии. Ещё в тот день, когда аль-Хайтам разбил Кавеху сердце.