Девушка, которую Баки пригласил на свидание, была классическим примером его предпочтений: длинные стройные ноги, тонкая талия, пышные волосы и безупречный макияж. Проще говоря, полная противоположность Стефани. Она давно привыкла к тому, что максимум мужского внимания, которое она привлекала, было исключительно дружеским и только от Баки. Тем не менее, Стефани не считала себя дурнушкой — по крайней мере до тех пор, пока не появился парень, чьё имя она даже запоминать не собиралась. Теперь она чувствовала себя до неприятного неряшливой. Её волосы, подстриженные не самыми острыми ножницами, торчали во все стороны; на лице не было макияжа, поскольку она не могла позволить себе косметику, а простенькое платье сидело на ней ужасно по сравнению с нарядом другой девушки, идеально облегающим её фигуру и словно сшитым на заказ.
Обычно её мало волновали любовные похождения Баки, однако именно на этом свидании она чувствовала обиду. Когда он договорился о встрече, то не знал, что его призовут. Сложись всё иначе, он наверняка отменил бы свидание и провёл вечер со Стефани. Но было слишком поздно. Роджерс понимала, что не должна винить девушку, но та продолжала казаться ей нарушительницей планов, из-за которой она лишилась вечера с лучшим другом. Каждый раз, когда девушка вела себя так, будто Стефани была третьей лишней, или пыталась монополизировать внимание Баки, это вызывало злость. Роджерс была на грани срыва, она хотела высказать этой девушке всё. Например, что Баки — её друг детства, и что какие-то вертихвостки не имеют права считать его своей собственностью. Вот только с её стороны это было бы крайне грубо. Стефани хотела, чтобы последний день, проведённый с Баки, запомнился по-хорошему, ведь им предстоит разлука, из-за которой она постоянно будет беспокоиться о нём. Поэтому ей стоит оставить эту девушку в покое.
Возможно, Баки чувствовал нечто похожее, учитывая, что гораздо больше интересовался выставкой, чем свиданием. Иногда он поворачивался к Стефани, чтобы убедиться, что она хорошо проводит время, тем самым вызывая у неё улыбку и одновременно ревнивый взгляд у своей девушки. Та продолжала цепляться за его руку и без умолку щебетала, как героически и храбро он поступает, отправляясь на войну. Баки отвечал ей улыбкой, но Стефани видела, как он мечтал просто развлечься на выставке, а ещё знала, что на самом деле скрывалось за его напускной уверенностью.
Через какое-то время происходящее начало её утомлять, но она упорно делала вид, что всё в порядке. Стефани всегда ненавидела быть обузой для своей матери и Баки, а ещё больше ненавидела оказываться самой слабой в компании. Она уставала быстрее остальных, но научилась притворяться, будто замедляет шаги из-за любопытства, а не от недостатка сил. Вот и сейчас она действовала так же, медленно плетясь позади и прикидываясь заинтересованной чем-то каждый раз, когда Баки оглядывался на неё.
Он был единственным неравнодушным к её состоянию. Парень, пришедший с ним, уделял внимание чему угодно, кроме неё. Кажется, его звали Даг, он работал в банке, и костюм на нём сидел отвратительно. Его разочарование при виде Стефани могло сравниться разве что с её безразличием по отношению к нему. Её не интересовали свидания, а даже если бы интересовали, Даг был не в её вкусе. Стефани всегда привлекали высокие, крепко сложенные брюнеты. Она готова быть рядом лишь с тем мужчиной, который не будет против её упрямства и независимости. Который поддержит её желание изменить мир к лучшему. А поскольку таких парней было немного, ей стоило и дальше оставаться одной. Потому что лучше быть одинокой и счастливой, чем замужней и несчастной от того, что муж и общество постоянно пытаются ограничивать тебя, считая бесправной вещью.
Пассии Баки в конце концов стало скучно, и она заявила, что хочет пойти на танцы. К этому времени он обошёл почти всю выставку и охотно согласился, как и Стефани, когда он спросил у неё. Пока Баки будет развлекаться со своей девушкой, она устроится в тихом уголке и выпьет что-нибудь покрепче, чтобы расслабиться.
Направляясь к выходу (как всегда, медленнее всех), Стефани заметила призывной пункт. Самый необычный из всех, что она когда-либо видела. Очевидно, армия пыталась воспользоваться ярмаркой, главный вход представлял собой зал, заполненный многочисленными фотографиями солдат, с гордостью служащих своей стране. У входа стояло хитроумное устройство, позволяющее всем желающим представить себя в военной форме.
Стефани сделала шаг. Раздался щелчок, и её лицо оказалось на целый фут ниже того места, где должно быть, чтобы увидеть себя в роли солдата. Она вздохнула и отступила, вздрогнув от удивления, когда наткнулась на широкую грудь.
— Не думаю, что эта штука создана для тебя, — послышался голос Баки, и его руки опустились ей на плечи. — Что ты тут делаешь, Стефани?
В его тоне слышались нотки обвинения, которые внезапно заставили Роджерс задуматься о том, что Баки не так уж игнорировал её попытки попасть в армию, как она надеялась. Время от времени он позволял ей реализовывать план, заранее зная, что ничего не получится и что единственный способ заставить её понять это — дать попробовать самой и потерпеть неудачу.
Стефани повернулась к нему, заметив позади девушку и Дага.
— Я просто развлекаюсь, — ответила она, стараясь подражать обиженно надутым губам его девушки.
Баки смерил её недоверчивым взглядом.
— Ты хорошо себя чувствуешь?
— Со мной всё в порядке, — Стефани закатила глаза.
Похоже, он не поверил. Мрачно посмотрел на неё, затем потянул за собой, уводя подальше от Дага и девушки. По иронии судьбы, они лишь углублялись в коридоры призывного пункта. Несколько человек кивнули Баки, проходя мимо и замечая его форму. И он поприветствовал каждого, прежде чем сосредоточиться на Стефани.
— Что ты опять задумала? — процедил он сквозь зубы.
Он чертовски упрямый. Любой другой давно отмахнулся бы от неё и занялся своими делами. Баки, к сожалению, был слишком сообразительным, а ещё очень хорошо знал её намерения.
— Я сказала, что просто развлекаюсь, неужели не ясно? — ответила она резким голосом. — Я не обязана отчитываться перед тобой. Ты мне не отец.
Это был самый отвратительный аргумент, до которого она могла додуматься. И самый идиотский, только укрепивший его подозрения. Она никогда не умела врать. Скрывать что-то — возможно, но если о чём-то спрашивали напрямую, вся её ложь трещала по швам как дешёвый костюм, и вдобавок чувство вины напрочь отключало мозг.
— Нет, — прорычал Баки. Стиснул челюсти, как делал всегда, когда ловил её на лжи. — Я твой муж.
— Серьёзно? — настала очередь Стефани выражать сомнения. — Ты вдруг вспомнил об этом? — она не собиралась позволять ему строить из себя супруга всякий раз, когда ему это удобно. И уж точно не в фиктивном браке. Стефани бросила многозначительный взгляд на девушку, с нетерпением наблюдавшую за ними. — Тогда и я тебе напомню, дорогой муж, кто притащил нас на это свидание с непонятными людьми. Нормальные женатые пары таким не занимаются! — её голос был полон горечи. Это её последний вечер с Баки, а она до сих пор злилась из-за того, что была вынуждена делить его с другой.
— У нас двойное свидание, — парировал он, — на которое ты сама согласилась неделю назад и о котором мы оба забыли, пока не стало слишком поздно, чтобы его отменить. Просто не прийти было бы невежливо.
— С каких пор тебе не насрать на вежливость?
— Следи за языком, — по привычке ответил Баки, и Стефани раздражённо покачала головой. Он постоянно пытался исправлять её речь. Мысль об этом вызвала в ней ненадолго забытое чувство привязанности. Ругаться сегодня было последним, чего хотела Стефани.
Она шагнула вперёд, обняла Баки и уткнулась лицом в его грудь. Возможно, со стороны это выглядело странно, но ей было всё равно.
— Это несправедливо, — пробормотала Стефани. — Там парни кладут свои жизни, — она почувствовала, как его руки скользнули по её талии, обнимая в ответ, и подняла на него глаза, — и я не вправе отсиживаться за их спинами. Почему ко мне должны относиться иначе из-за того, что я женщина?
— Ты не обязана ничего доказывать, — ответил Баки, — никому.
Стефани вздохнула.
— А если я хочу доказать себе? — её слова не были ложью. Она действительно хотела в первую очередь доказать самой себе, что сможет изменить мир, защитить Баки и перестать быть обузой для окружающих.
— Эй, сержант! — требовательно крикнула девушка. — Мы идём танцевать?
Баки выглядел удивлённым, и на мгновение Стефани показалось, будто он вообще забыл, что на выставку они пришли не одни. С осторожностью отстранившись от неё, он развернулся, раскинул руки и с фальшивой радостью ответил:
— Идём, конечно! — затем снова повернулся к Стефани, положил руки ей на плечи и посмотрел в глаза. — Когда я вернусь, мы отправимся куда угодно, и ты будешь делать всё, что захочешь. Ты хотела бы посетить Египет и увидеть пирамиды изнутри? Увидишь. Только дождись меня. Пожалуйста. Не натвори глупостей, пока я на войне.
— Не смогу, — с той же наигранной радостью отозвалась она, — ты все увезёшь с собой.
Баки усмехнулся, и она чуть крепче сжала его плечо, прежде чем он отстранился.
— Я устала, Бак. Пойду домой, ладно? — в её голосе слышалась мольба, но она и вправду чувствовала себя изнурённой. Как иронично было обладать несгибаемым духом и до обидного слабым телом.
— Я провожу тебя, — ни секунды не раздумывая предложил Баки, однако она покачала головой.
— Нет, оставайся. Ты должен развлечься…
Напоследок, едва не добавила она слово, о котором подумали оба.
— Как скажешь. Но хотя бы отведу до такси.
— Со мной всё будет в порядке, — с раздражением произнесла Стефани. — Меня никто не обидит. Все опасные мужчины отправились на войну.
— Кроме меня, — с привычной ухмылкой отозвался Баки. Указал на сумочку, и когда Стефани протянула её, вытащил бумажник и ключи.
— Это лишь доказывает, в каком отчаянном положении находится наша страна, — возразила она.
Убрав бумажник в карман, Баки взглянул на неё.
— Соплячка.
— Тупица, — ответила Стефани.
Он сообщил своей девушке, что на танцы они отправятся после того, как проводят её. О Даге, казалось, он и вовсе забыл.
Пока они направлялись к выходу, девушка не могла решить, радоваться ли ей уходу Стефани или злиться из-за того, что Баки обнимает её. Она цеплялась за его свободную руку и бросала на Роджерс торжествующие взгляды.
Стефани смотрела на неё в ответ и с нежностью обнимала Баки, прижимаясь ближе к нему и заставляя его бессознательно усиливать хватку. Выражение лица девушки сменилось яростью, Роджерс же с невинной улыбкой отвела взгляд. На самом деле она не пыталась намеренно выводить пассию Баки на ревность, её просто раздражало наглое собственничество. Она знала Баки всю жизнь, а эта особа — несколько часов. Наверное, стоило признать, что и сама Стефани вела себя эгоистично, но, в конце концов, она была обычным человеком, поэтому великодушно прощала себе безобидные слабости.
Баки поймал такси и придержал дверь, помогая Стефани сесть. Затем назвал водителю адрес и заплатил. На этот раз Стефани не стала с ним спорить, слишком уставшая для этого.
Посмотрела на ухмыляющуюся девушку и подумала, что сказала бы та, если бы Стефани по секрету шепнула ей, что направляется в квартиру Баки. У Роджерс пока не было возможности перевезти свои вещи к нему, но она намеревалась сделать это в ближайшее время. Как и продать свою старую квартиру, поскольку было не очень-то выгодно платить за её содержание. Она не обсуждала с Баки этот вопрос, но была уверена, что по возвращении он не выгонит её на улицу, даже если привезёт из-за границы возлюбленную. Стефани всегда предпочитала решать проблемы по мере их поступления.
Закрыв дверь автомобиля, Баки отступил назад, отсалютовав Роджерс на прощание. Стефани рассмеялась и помахала ему, когда такси медленно тронулось с места. Оглянувшись, она увидела, как Баки вернулся к своей девушке, и она тут же вцепилась в его руку. Даг неутомимо следовал за ними, и его оптимизму можно было позавидовать.
Стефани вздохнула и, расслабленно откинувшись на сиденье, прикрыла глаза. Ей не нравилось думать о том, что всего через несколько часов она будет ждать Баки не с танцев, а с войны.
А ждать она ненавидела.
Почувствовала очередной укол вины за то, что, возможно, приложила недостаточно усилий для вступления в армию. Могла бы сражаться вместе с Баки, но теперь ничего не изменить. Она пыталась снова и снова, однако каждый раз проваливалась. И должна была помнить о своём обещании: она помогает Баки сейчас, держа в порядке его квартиру и счета, а потом он помогает ей с поисками своего предназначения. Когда вернётся.
Если вернётся.
От внимания Стефани не укрылось то, как автомобиль начал снижать скорость. Она открыла глаза и нахмурилась.
— Почему мы останавливаемся? — они не могли так быстро добраться до нужного адреса.
— Прошу прощения, мисс, — отозвался водитель, — не думаю, что у меня есть выбор.
Он указал на улицу, и Стефани ощутила накатывающую волну паники при виде машины с эмблемой военной полиции, которая не позволила такси проехать дальше. Краем глаза она заметила ещё одну машину сзади.
Паника усилилась, когда наружу вышел мужчина в форме. Неужели о попытках обмана в призывных пунктах стало известно?
Солдат открыл дверь с её стороны и наклонился.
— Мэм, — произнёс он, — не могли бы вы проследовать со мной?
Стефани замерла. Она не обязана подчиняться, верно? У военных вообще есть право задерживать граждан? Они ведь не являются полицейскими. Она перевела взгляд на водителя и поняла, что он не станет ей помогать.
— Мэм? — повторил солдат. Стефани сделала глубокий вдох, пытаясь сосредоточиться.
Придвинулась к выходу, и военный отступил, чтобы выпустить её. Оказавшись на улице, она послушно отправилась за ним к другому автомобилю, где для неё была открыта пассажирская дверь. Стефани забралась внутрь, надеясь, что тот факт, что её посадили вперёд, был хорошим знаком, после чего солдат закрыл дверь.
Сам он занял водительское сиденье и завёл двигатель.
— Куда мы едем? — спустя пару минут задала вопрос Стефани.
Солдат не ответил, и страх снова завладел ею. Меньше всего ей хотелось быть арестованной и уж точно не в последнюю ночь перед разлукой с Баки. Одна лишь мысль о том, насколько он будет обеспокоен и разочарован, утяжелила её чувство вины в десяток раз. Она будет просить — если надо, умолять — их не торопиться с приговором. Не ради себя, а ради Баки. Пусть арестуют её, когда он покинет страну.
В поле зрения появилась знакомая выставка, и вскоре автомобиль остановился возле призывного пункта. Военный вышел из машины и, обойдя её с другой стороны, открыл Стефани дверь, затем предложил руку, чтобы помочь выбраться.
Она кивнула в знак благодарности и молчаливо последовала за ним внутрь, обхватив себя руками в отчаянной попытке притвориться, будто просто замёрзла, а не вот-вот рухнет без чувств из-за леденящего кровь ужаса. К удивлению Роджерс, отвели её не в камеру заключения, если таковые вообще были в подобных пунктах, а в комнату для осмотра, где попросили присесть на специальную койку. Она так и сделала, не решаясь смотреть на солдата, который встал у входа.
Спустя почти пять минут в комнату вошёл пожилой мужчина в белом халате. Кивнул солдату, и тот оставил их со Стефани наедине.
Незнакомец дружелюбно улыбнулся, однако Роджерс была слишком поглощена собственным страхом, чтобы хоть как-то отреагировать.
Мужчина взял в руки несколько листов бумаги, лежавших на столе, и протянул ей. Одного взгляда хватило Стефани для того, чтобы её сердце пропустило удар. Это были анкеты, заполненные ею ранее в безуспешных попытках попасть в армию.
— Что, — заговорил мужчина с сильным акцентом, — намерены за море съездить, нацистов пострелять?