Стефани приоткрыла рот, а затем снова закрыла его, не находя подходящих слов для ответа. А дать правильный ответ было крайне важно, если она не хочет оказаться в тюрьме.

— Хотите ли вы убивать нацистов? — вновь заговорил мужчина. Он был в возрасте, с седыми волосами и скорее походил на учёного, нежели солдата.

Стефани сглотнула, ощущая сухость в горле.

— Это что, тест? — он пытается выяснить, насколько жестокие цели она преследует? Или узнать состояние её психики?

— Да, — прозвучал простой ответ, и её сердцебиение участилось. Стефани покосилась в сторону выхода, но сильно сомневалась, что, даже если побежит, сможет выбраться из призывного пункта до того, как её поймают. Она быстро выдыхалась, и её максимум вряд ли превысил бы пять шагов. Не говоря уже о том, что её могли заранее поджидать у выхода. Или привезти сюда Баки, что было в десять тысяч раз хуже.

— Я никого не хочу убивать, — наконец произнесла она. Отказ от ответа привёл бы её к тюрьме, поэтому молчать было нельзя. Осталось всего лишь правильно подобрать слова. Стефани сделала глубокий вдох, распутывая хаотичный поток мыслей. — Ненавижу подонков, кто бы они ни были, — и доказать свои слова она могла легко. Весь район знал об её конфликтах с местной шпаной. В конце концов, они могли спросить об этом у Баки — хотя Стефани до последнего будет надеяться, что они этого не сделают.

Она отчаянно пыталась придумать, что ещё добавить — достаточно серьёзное и весомое, достойное того, чтобы не попасть за решётку, однако её разум решил, что этого хватит, и совершенно опустел. Сдавшись, она сжала ладони, лежавшие на коленях, и с тревогой ожидала реакции мужчины, который изучал её с нечитаемым выражением на лице.

Прошло некоторое время, прежде чем он заговорил. Стефани узнала, что его зовут Авраам Эрскин и он учёный. А ещё, к величайшему облегчению, не собирался отдавать её под арест. Стефани подумала, что лучше бы он сообщил ей об этом сразу, не подводя к грани сердечного приступа, но все возмущения предпочла оставить при себе.

Эрскин, очевидно, слышал её разговор с Баки и был впечатлён. Она понятия не имела, каким образом её личность так быстро раскрыли, но сейчас находилась не в том положении, чтобы задавать вопросы.

— Что ж, уже много больших парней сражается на этой войне, — произнёс он. — Может, нам именно женщины не хватает?

Стефани удивлённо моргнула. Он это всерьёз?

— Думаете, вы сможете убедить их принять женщину в свои ряды? — спросила она, не скрывая недоверия. Если Эрскину было известно об её попытках, он должен был знать, что все они оказывались провальными. Даже если он отыщет женщину с идеальными физическими показателями — женскую версию Баки — то и на такую кандидатуру высшее руководство едва ли согласится.

— Ах, — сказал он, — боюсь, с этим возникнут проблемы. У меня есть право выбора участников для своей программы, однако найдутся те, кто окажется слишком близорук для того, чтобы увидеть то, что вижу я, когда смотрю на вас.

О какой программе речь? Стефани задумалась. Прежде Эрскин ничего не говорил об этом. Внезапно до неё дошёл смысл его слов, шокируя и одновременно разочаровывая. Он искренне хотел помочь ей попасть в ряды армии? Она так ждала этого шанса, а он появился, когда она приняла твёрдое решение сдаться и пойти по иному пути.

— Убедить их будет трудно, — продолжил Эрскин, — особенно учитывая ваши… показатели. Но всё возможно. Что до остального, — он сделал неопределённый жест в её сторону, подчёркивающий женские качества. Точнее, их отсутствие, усмехнулась про себя Стефани, — мы будем… хитрее. Вас зачислят как Стива Роджерса и доставят в мою лабораторию. Мы скажем, что ваши родители достаточно богаты и вложили немало средств в мои эксперименты, чтобы о вас позаботились как следует.

Стефани прикрыла глаза, борясь с волнением. Эрскин был готов воплотить её мечту в реальность. Помочь под мужским именем сделать первый шаг к своей цели. Настоящий шаг, а не иллюзию, которой она когда-то грезила.

Почему всё произошло именно сейчас? После того, как она пообещала Баки во всём помогать ему и вышла за него замуж.

Почему так невовремя?

— Я не могу, — процедила Стефани сквозь стиснутые зубы. Каждое слово причиняло боль. — Мне жаль, — она вцепилась в край койки, заставила себя открыть глаза и увидела замешательство на лице Эрскина.

— Не можете? Но почему? — он схватил её анкеты и потряс ими в воздухе. — Вы ведь столько раз пытались!

— Да, но… — она выдержала паузу. — Причина в моём друге, — она намеренно избегала слова «муж», надеясь таким образом обезопасить Баки. Если её всё же арестуют, он не должен быть замешан в этом. — Я обещала ему, что буду вести домашние и рабочие дела, пока он на войне. Я не могу его подвести.

Эрскин пренебрежительно махнул рукой.

— Не проблема. Рабочие вопросы я смогу уладить.

— Я… — Стефани терзалась противоречиями. Она хотела воспользоваться шансом, но слишком сильно рисковала. Тянулась к своей мечте, однако не верила в хороший исход. Эрскин предлагал ей невозможное, и больше всего она боялась, что в случае неудачи Баки обо всём узнает. Разозлится. Почувствует себя преданным. Единственная причина, по которой он женился на ней, заключалась в том, чтобы она была в безопасности и в свою очередь оказала посильную помощь ему. Осознанно подвергнуть себя нешуточной опасности, доверить средства Баки малознакомому человеку — не лучший выбор, особенно после фальшивого брака.

С другой стороны, в том-то и дело, что брак был ненастоящим. Она не собирается извлекать выгоду из этого и пользоваться деньгами Баки — значит, и стыдиться ей нечего.

Ей очень хотелось согласиться. Доказать, что она способна позаботиться не только о себе, как всегда твердила Баки, но и о других. Она действительно хотела противостоять подонкам, а Гитлер и нацисты были самыми опасными из них.

Стефани хмуро посмотрела на Эрскина.

— Вы правда считаете, что получится скрывать это вечно? Что никто и никогда не узнает правду?

В глубине души она надеялась, что он передумает и скажет ей, что это невозможно. И тогда она вернётся к лёгкому и безопасному пути, где ей больше не придётся сталкиваться с неудачами или видеть разочарование в глазах Баки.

— Полагаю, правда рано или поздно всплывёт на поверхность, — ответил доктор Эрскин. И широко улыбнулся, явно довольный собой, — но к тому времени будет поздно что-либо предпринимать. А теперь скажите мне, — сделав шаг вперёд, он протянул ей руку, — хотите ли вы попробовать?

Стефани замерла, настолько разрываясь изнутри, что её парализовало в буквальном смысле. Через несколько секунд Эрскин опустил руку, и Роджерс почувствовала, как её сердце пропустило удар. От облегчения или разочарования, она не знала.

— Спешка нам ни к чему, — произнёс Эрскин с сочувствием в голосе. — Я могу дать вам двенадцать часов. Подумайте хорошенько, я буду ждать вашего ответа.

Стефани вяло кивнула и обмякла на койке, расслабляясь.

— Спасибо.

Между ними повисла тишина. Эрскин по понятным причинам не стал на неё давить, а ей самой больше нечего было сказать.

Он рассказал ей, как с ним связаться, после чего её проводили на улицу, где поймали такси.

Стефани устроилась на заднем сиденье, сложив руки на коленях, и изо всех сил старалась проанализировать то, что с ней произошло. Было ли это реальностью или плодом её излишне живого воображения?

Она чувствовала вес армейских жетонов на своей груди. Эрскин пообещал, что о рабочих делах Баки позаботятся, однако она всё равно не могла избавиться от ощущения, что предаст его, если скажет «да».

В то же время отказаться от единственного шанса будет не менее отвратительным предательством, но уже по отношению к себе.

***

Она добралась до квартиры Баки так быстро, как только смогла, свернулась калачиком на диване и даже задремала, когда услышала звук открывающегося замка. Затем знакомые шаги по скрипучим половицам и глухой стук брошенной на стол фуражки.

Диван прогнулся, и Баки осторожно приподнял Стефани вместе с одеялом.

— Я говорил, что буду спать здесь, — раздражённо проворчал он, прекрасно зная, что она не спит, — ты самая упрямая из всех людей, которых я когда-либо встречал.

Стефани сонно рассмеялась и, обвив руками шею Баки, положила голову ему на плечо.

— По-моему, как минимум одного ты должен был встретить в зеркале.

Он усмехнулся и направился в сторону спальни, уложил Стефани на кровать и попытался отстраниться, однако она вцепилась пальцами в ткань его рубашки, заставляя задержаться. Их лица разделяло незначительное расстояние — фут или чуть меньше.

— Как танцы? — пробормотала Стефани, зевая.

Баки не включил свет, поэтому всё, что она могла видеть — это его тёмный силуэт над ней.

— Неплохо, — ответил он. — Но с тобой было бы лучше.

— В другой раз я присоединюсь, — пообещала она. Обвила его шею руками, понимая, что друзьям прощаться таким образом не принято, но была слишком уставшей, чтобы об этом думать. Да и Баки, казалось, не возражал. — Не забудь разбудить меня завтра. Я провожу тебя, — она снова зевнула, одной рукой прикрывая рот, а другой сильнее цепляясь за Баки. — Иначе никто не будет махать тебе на прощание, и люди посчитают тебя неудачником.

Он рассмеялся, а затем наклонился, чтобы запечатлеть поцелуй на её лбу.

— Уговорила, разбужу. Я и не хотел идти один, если честно.

Он осторожно освободился из её хватки, выпрямился и подошёл к шкафу, из которого достал одежду — что было настоящим подвигом, учитывая окружающую темноту. После этого покинул спальню, и Стефани перевернулась на бок, слушая, как он переодевается и устраивается на диване. Тот был слишком маленьким для роста Баки, послышался скрип старых пружин, пока он возился в попытках лечь удобнее. Наконец воцарилась тишина.

Стефани встала, натянув одеяло на плечи, и прокралась в гостиную. Расстелила одеяло на полу рядом с диваном, а затем, стараясь не шуметь, улеглась и позволила своему телу расслабиться.

Многочисленные мысли не давали заснуть, и Стефани просто смотрела в потолок. Всё ещё не могла поверить в то, что случилось сегодня. Она не удивится, если произошедшее окажется жестокой шуткой. Эрскина оскорбила её попытка попасть в армию, и он решил преподать ей урок. Когда она придёт к нему, он посмеётся, а потом отправит её за решётку. Куда хуже, если он на самом деле какой-нибудь псих и пытается играть с ней, внушая, что, притворяясь мужчиной, она станет хорошим солдатом независимо от состояния здоровья. Впрочем, она и сама верила в это, а значит, недалеко ушла.

Конечно, оставался мизерный шанс того, что Эрскин говорил правду и предлагал ей возможность, о которой она всегда мечтала — изменить мир к лучшему, быть рядом с Баки (когда тот простит её и начнёт с ней общаться).

Если вообще простит.

В конце концов она заснула, а следующим утром проснулась в кровати, куда её, очевидно, отнёс Баки, подтверждая слова её матери о том, что она спит настолько крепко, что способна проспать всё на свете.

По взаимному молчаливому согласию, оба делали вид, будто ничего не случилось. Позавтракали вместе, затем Стефани помогла Баки собрать вещи, с чем он ожидаемо не торопился, потом поймали такси и отправились на вокзал. Внутренности Стефани неприятно сжались, стоило ей принять реальность — очень скоро Баки оставит её — и она сидела, стараясь не поддаваться панике.

Платформа была заполнена солдатами, готовившимися к отбытию, а также их близкими. Стефани видела слёзы в чужих глазах, когда родители, супруги, братья и сёстры прощались с призывниками. Убедив себя в том, что не делает ничего неприличного, Стефани приобняла Баки за талию и не отпускала до тех пор, пока не прибыл поезд.

— Будь осторожен, — произнесла она, с трудом улыбнувшись.

Баки отсалютовал ей, а затем направился к поезду, быстро смешавшись с толпой. Стефани мгновенно ощутила пустоту где-то внутри и почувствовала себя одинокой, пусть вокруг неё и суетилось множество людей.

Толпа, состоявшая в основном из женщин и детей, обменивалась тоскливыми взглядами с солдатами.

Стефани не могла разглядеть Баки среди десятков парней, высунувшихся из окон, чтобы попрощаться, когда поезд тронулся с характерным свистом, но всё равно оставалась на платформе и махала, пока поезд полностью не скрылся из виду. Потом ещё немного постояла, и спустя некоторое время платформа опустела.

И лишь когда повернулась, чтобы уйти, Стефани заметила, что была не так одинока, как думала. На скамейке, сложив руки на коленях, сидела женщина в возрасте, с тёмными волосами и усталым выражением лица.

— Ждёте следующий поезд? — обратилась к ней Стефани.

Женщина приветливо улыбнулась.

— Да. Сын может прибыть на нём.

Стефани улыбнулась в ответ.

— Давно он уехал?

— Относительно, — ответила женщина, — но скоро вернётся. Что бы ни говорил мне муж, мой мальчик скоро вернётся.

Стефани растерялась, охваченная волнением.

— А что говорит вам муж? — она продолжала задавать вопросы, хоть и понимала, что должна остановиться.

Поджав губы, женщина нахмурилась.

— Что я больше никогда не увижу моего Джонни. Старый дурак, — её глаза затуманились, она вздохнула, сдерживая слёзы. — Сын вернётся, — повторила она, больше убеждая себя, чем Роджерс, — мне просто нужно подождать.

Стефани взглянула на поворот, за которым исчез поезд Баки, затем перевела взгляд на женщину. Острый укол страха пронзил её, и она сглотнула ком, застрявший в горле.

Тихо попрощалась с женщиной и ушла.

С каждым шагом Стефани чувствовала облегчение. Внутренности не скручивались в болезненном спазме, подбородок поднялся, спина выпрямилась, а руки сжались в кулаки. Чем дальше она уходила от вокзала, тем увереннее становилась.

Ещё вчера она понятия не имела, куда отправится после прощания с Баки, но теперь все сомнения были развеяны.

Стефани поговорит с Эрскином.

Баки не оставит её.

И она его тем более.