Ценность жизнь на самом деле сильно преувеличена. Вся её сумбурность и быстрота, то, с какой скоростью проходят одни события и начинаются другие, с каким рвением она пытается заставить нас забыть горе, просто потому что стоять на месте, есть дело губительное и никому не нужное - всё это крупицы огромной мозаики истории. Вселенной, планеты, страны, общества, одного единственного человека... Не важно. Нас оно всё равно ничему не научит, так ведь? Придут другие и повторят наши ошибки, и не потому что не знают, что будет, если они так поступят, а потому, что чтобы жить спокойно, людям необходимо совершать непоправимое.
И что же тогда ценно? Если всё вокруг - субъективно, непостоянно и стремительно? Момент. Лишь момент важен. И если нынешний момент проходит зря, то стоит, всё же, подумать о том, как изменить его и направить в бурлящее жизнью русло. Потому что момент, в сущности, есть самая непостоянная единица измерения времени, потому что момент проходит быстрее, чем заканчивается секунда. А жизнь - лишь череда моментов - она способна оборваться по щелчку пальцев.
***
Он только что убил человека. Совершил преступление не только против законов общественных, но и против нравственных, человеческих.
Разумение этой простой истины не пришло к нему сразу. Ибо как только Альберт перестал двигаться и издавать звуки, парень будто вынырнул из кольца холодного, густого, молочно-белого, осевшего на траву росой тумана. Лихорадка, которая уже начинала его настигать, вдруг растворилась. Сначала его сознание будто бы пыталось оттолкнуть этот факт, переключаясь то на отвратительно моросящий Лондонский дождь, капающий вместо снега, что должен сейчас засыпать своей белой пеленой город, но, как всегда, где-то запропастился; то на свои мокрые, давно не стриженные пряди, неприятно липнущие к лицу. Ему казалось, что он чувствует каждую и от этого всё более раздражался; то на вытекающую из трубы мерными маленькими капельками воду, отчего-то очень слышные, даже паталогически громкие; то на удаляющийся стук женских каблучков…
На звук, который возвращает его в реальность из размытого полусна. В реальность, где, ещё живой, Мэйсон, ударенный им кирпичом по голове с какой-то невиданной, не присущей Джеймсу силой, всё ещё дышит, но лежит уже неподвижно, с закрытыми глазами и железным штырем, торчащим из плоти. Где свидетельница убийства убегает от сюда прочь и, что точно, бежит она в полицию – сдавать его с поличным.
Кларка накрывает страх, бросает то в дрожь, то в холод. Господи, если всё вскроется, то жизнь его будет кончена. И кончена не просто так, а среди гнили, грязи и ненависти, в тюремной камере, в компании других, опасных и злющих, не таких как он. Среди преступников, настоящих убийц и насильников. Он же не такой! У него это вышло случайно! И эту нелепую случайность нужно было скорее скрыть. Избавиться от камня, тянущего его на дно, точнее от целых двух камней… но с телом он разберётся потом.
Парень хотел было вынуть из Альберта арматуру, схватить холодную железную, испачканную в теплой липкой крови металлическую палку и скорее побежать за девушкой, но не стал делать первого. Во-первых ему не хотелось больше убивать(избавляться от двух тел, как минимум, сложнее, чем от одного), а во-вторых он уже придумал способ оставить свидетельницу в живых, но при этом сделать так, чтобы не пошла к правоохранителям, а, может, даже стала зависеть от него. Её можно сделать соучастницей, догнав и заставив добить беднягу, хотя вряд ли у него выйдет такое провернуть – характера не хватит, скорее всего она станет его заложницей, но какая разница..!
Парень рванулся следом за звуком удаляющихся каблучков…
Ему не пришло ещё в голову куда и как вести заложницу, где её прятать, что ее, возможно, будут искать, что будут искать Мэйсона… Ему нужно было как можно быстрее избавиться от тела и от свидетеля, А дальше… Он будет думать потом, позже. Не сейчас, не на самом начальном этапе, когда он настолько напуган, что не отдаёт отчёта своим действиям и мыслям…
Сейчас, шлепая дешёвыми, латанными множество раз у бедного сапожника ботинками по лужам, он бежал, кажется, быстрее, чем когда-либо и преследовал быстро удаляющуюся фигурку девушки в вульгарном ярком платье с рваными оборками, до колен, шляпке с вуалью, под которую та неудачно спрятала растрёпанные вьющиеся волосы.
Кларк нагнал её только в соседнем переулке, когда та в испуге обернулась – вдруг за ней уже не гнался. Страхом в тёмных зрачках сверкнули в полутьме некрасивые ярко-зеленые глаза, закричать она уже не успела, потому как сильная мужская рука обхватила её талию, прижав руки по швам, а вторая зажала рот. И не то чтобы преступник был очень силён, что она не смогла бы выбраться – вспоминала она потом, - но она была так испугана, даже, скорее, шокирована происходящими, словно не с ней, событиями, что не смогла даже дать отпор, лишь пару раз дернувшись в его руках и попытавшись кричать даже так, с закрытым ртом. Да и не была она очень бойкой, скорее, даже, наоборот, оттого и оказалась вскоре выпущена из этой хватки…
- Не кричи, тогда отпущу. – металлическим шепотом произнёс мужчина за её спиной, когда силком затащил девушку к тому месту, где лежало окровавленное тело, к месту, откуда она так пыталась бежать, оставаясь незамеченной… Жозефина ещё не видела лица своего мучителя, но по голосу поняла, что тот не старше двадцати пяти.
Сердце её билось, словно вольная птица в клетке, будто пытаясь сломать ей уже заболевшие тягучей давящей болью от сбившегося после бега тяжёлого дыхания ребра, выскочить.. Ей было страшно, ведь мужчины на улицах, пусть и относились к ней как к товару и ни капли не считались с тем, что она, пусть и проститутка, но тоже человек, хватали и дергали, но всегда были приличными людьми. А тут… Господи! Этот мужчина убил человека и теперь, точно не оставит ее в живых..! Нужно скорее придумать, что делать, может, добиться его расположения послушанием, а потом рвануть от сюда, что есть духу? Нет… Она не успеет убежать, уже пробовала. Тот всё равно её догонит. Тогда… Ох! Надо бы скорее что-то предпринять…
Глаза её заслезились от испуга, с неприятной горечью защипало в изумрудных очах, А нижняя губа с почти стертой красной помадой предательски задрожала, Жозефина совсем сжалась под напором давившего на неё ожидания неизбежного, а потому она лишь вяло покивала головой. Тут же хватка вдруг ослабла и девушка смогла высвободиться из рук преступника, тут же обернувшись всём телом и посмотрев в его лицо.
Её предположение на счёт возраста оказалось верным. Перед ней стоял молодой человек, внешностью своей совсем не напоминавший типичных преступников, каких мы представляем, когда о таковых думаем, он был очень приятен внешне, даже красив. Лицо его было чуть смугловатым, с сияющими сейчас каким-то безумным лихорадочным блеском ярко-синими глазами в обрамлении светлых ресниц, нахмуренные брови. Волосы непонятного светлого оттенка модно лежали в бок, а виски были выбриты – сейчас многие носили так, но, Жозефина зачем-то отметила про себя, что ему такая стрижка особенно шла. Худое прямоугольное лицо с нечёткими скулами, на которых выступили жевалки казалось более испуганным, нежели суровым, но та одержимость, более напоминающая помешательство, что нем отражалось, навеивала страх.
Преступник был высок, по крайней мере выше её жалких ста шестидесяти пяти сантиметров более чем на полторы головы. Одетый бедновато, в мешковатую посеревшую рубашку с испачканными в крови манжетами, бежевую жилетку и того же цвета брюки с грязными у самых ботинок штанинами. Это всё она отметила менее, чем за пол минуты, всего лишь мельком оглядев того с ног до головы.
- Ты должна слушать меня и выполнять всё, что я скажу.- тем временем прорычал он, - Иначе я убью тебя, - голос звучал надломлено, дергался и подпрыгивал, дребезжал, словно был вовсе не его. Но марку холодной уверенности парень держал на удивление стойко, пусть тяжёлое сознание то и дело норовило опуститься в пучину мутного полубезумия, бушующего шквалами и штормами.
От его слов внутри Жозефины всё сжалось, задрожали руки, а выступившие слезы крупными градинами хлынули из некрасивых глаз, смотревших с немой просьбой, так и не сорвавшейся с обкусанных, кровоточащих губ. «Не надо, пожалуйста..» - говорили испуганные глаза и подрагивающие плечи, поднятые домиком брови.
Но парню было всё равно, точнее выглядел он так, словно ему плевать на девушку и её никчёмную маленькую жизнь, на самом же деле внутренне трясясь и даже жалея её.
«Ох, если бы она не проходила здесь сегодня, то, может быть, не пришлось бы ей столкнуться со мной и не стояла бы она, запуганная, сейчас перед убийцей…» - думал Джеймс, глядя на нее, - «Не боялась бы и не стала бы преступницей вместе со мной, что ей ещё предстоит. Как же это сделать!? Как заставить её совершить непоправимое!? Вот что должно меня волновать сейчас! Нет…Бедная девушка, ей и так досталось от этой несправедливой жизни…» - боролись в нём две отчаянных мысли, которые, вскоре, сошлись в одну, - «Ну ничего, зато, когда она пойдёт со мной, ей больше не придётся торговать собой на улицах и ходить в этом уродливом драном платье посудницы.»
Кларка посетила навязчивая идея, что он спасёт её от бремени проститутки, тогда очистит и свои руки от нечаянно пролитой крови…
Глазами он уже косился на труп, думая, что предпринять и как сделать из этой девчонки соучастницу. Наконец, ещё какое-то время лихорадочно соображая и споря с собой, он пришёл к выводу, что, если вытащить арматуру из Альберта, то что-то точно произойдёт и его будет не спасти. Юноша помнил, как в газете писали о случае с каким-то гражданином, которого пырнули ножом куда-то в спину. И выжил он тогда только благодаря тому, что нож не вытащили, а врачи успели помочь.
- Вытащи из него арматуру. – тут же, в приказном тоне, с нажимом произнёс Джеймс, понимая, что сам бы не решился этого сделать. При виде крови его трясло, а к горлу подкатывал комок, от подступающей тошноты начинало сильно мутить. Он не боялся бордовой жидкости, отдающей, по-запаху, чем-то металлическим. Просто, в случае убийства, страх вообще никуда не девается ни на минуту, если человек не моральный урод, неспособный испытывать ничего, кроме наслаждений от мучений других и адреналина вперемешку с эйфории от знания, что может в любой момент попасться – такие ведут свою игру в кошки-мышки с правоохранителями, нарочито небрежно относясь ко всем оставляемым следам.
Девушка ожидаемо перепугалась, прижав сложенные в замочек белые ручки к груди и сильно замотав своей маленькой головой, пуская слезы по щекам, да размазывая по лицу тушь с вульгарно накрашенных глаз.
- Быстро! – рявкнул на это убийца, начиная переживать всё больше. У него не так много времени, вдруг сюда кто-то придёт, а эта проститутка всё боится. Внутри него пузырями раскалённой лавы кипел гнев. Нет, она должна сделать всё скорее!
- Нет! Не буду! Не буду! Никогда не буду! – вдруг неожиданно громко и звонко, даже визгливо закричала Жозефина, рванувшись ему наперерез, норовя сбежать. Но попытка ее была глупа и не оправдана. Разозлившись, Кларк схватил её за плечи и с силой отбросил к трупу, а она мешком повалилась рядом, сжавшись от испуга и заистерив.
- Заткнись! От тебя требуется только вытащить арматуру! – взревел преступник, шея его покраснела, покрывшись розовыми пятнами. На лбу Джеймса выступили крупные капли пота, а взгляд стал совсем безумным. Парня накрывало волной отчаяния и злости, с которой он не смог бы справиться, если бы не желание не попасться, не загубить всё на самом начале, не растоптать сейчас свою жизнь.
Джеймс быстрым движением приблизился к девушке и схватил её за тонкое запястье, прервав её попытку отползти дальше к стене, всё более пачкая своё жуткое, отвратительное платье. Она, дёрнулась, сделала жалкую попытку высвободиться, но он лишь дёрнул её, как куклу, обхватил вторую руку сходила, чтобы она не смогла ничего ему сделать, силком потянул руку Жозефины к торчащей из тела Мэйсона арматуре.
- А теперь просто вынь. – тихо, металлическим шёпотом приказал ей Кларк, у которого уже темнело перед глазами от ужаса того, что он сейчас творил.
И, очевидно, поняв, что ей некуда деться, а сопротивляться бесполезно, девушка обхватила железную палку и дернула, арматура тут же поддалась. И теперь Жозефина смотрела на окровавленный металл, сжатый в её тонких пальцах большими глазами, полными слез…