— Скажи мне, пожалуйста, хорошо ли заживает? — заботливо интересуется Сяо Синчэнь, осторожно снимая последний размоченный слой бинта.
Сюэ Ян опускает взгляд на свою виднеющуюся в широкой прорехе штанины рану на бедре. Кости уже не видно, даже кое-какая кожа сверху нарастает — регулярные вливания чудодейственной даосской ци делают свое дело на славу. И да, оказывается, это действительно очень личный процесс: так долго и вдумчиво Сюэ Яна за ляжки еще никто не щупал.
— Затягивается потихоньку, — наконец бросает он. Он старается говорить как можно меньше, — во всяком случае, чуть меньше обычного, — ведь горло тоже идет на поправку, и скорее, чем ему бы хотелось. Когда оно окончательно восстановится и вместе с этим вернется настоящий голос, придется насильно превращать его в неузнаваемый хрип.
— Безмерно рад это слышать. Я тогда сейчас перевяжу заново. Согни ногу и потерпи.
Разумеется, Сюэ Ян мог бы с этим справиться и без посторонней помощи, но его все устраивает и так. Ни к чему торопить события. Сяо Синчэнь явно чувствует себя повинным во всех грехах человечества и считает свою раненую находку в канаве подходящей персоной для неистового искупления. Так что даосская услужливость и забота полны искренности и рвения — чего еще можно желать?
Особенно радует его самопожертвование по ночам: Сюэ Яну досталась единственная кровать в доме, а спаситель себе морозит задницу на полу рядышком, готовый ринуться на помощь по первому требованию. И, что самое смешное, этот блаженный до сих пор не удосужился раздобыть себе новое одеяло — драная с краю тряпка нынче выглядит еще жальче. Хотя стоило ее увидеть, так чуть разрыв сердца не случился! Вкус кляпа во рту до конца жизни остался в памяти…
Сюэ Ян, дабы изгнать гнетущие воспоминания, устраивается поудобнее и тянется к стоящей рядом миске с остывающим обедом. Тут Сяо Синчэнь не наврал: с потерей зрения готовить он стал еще паршивей, чем во время пленения, и стряпня его оставляет желать лучшего. Предположительный рис извечно грязно-серого цвета и не имеет никакого вкуса, но пока что грех жаловаться. К слову, даочжан сперва порывался кормить подопечного собственноручно, однако тут уж пришлось отказаться. Палочки в его руках — опасное оружие, и слишком велик риск пополнить поголовье слепых в этом доме. А их и так просто непристойное количество.
Да-да, мелкая оборванка, которая вызывала столько вопросов — тоже незрячая, вот так совпадение! Села на хвост Сяо Синчэню где-то в странствиях по Поднебесной, а он, дуралей наивный, пригрел. На кой ему сдалась такая обуза, тот объяснить так и не смог, но девать ее никуда, к сожалению, не собирается. У девки на редкость скверный характер, а Сюэ Ян повидал немало гадюк на своей жизни — в Ланьлине каждая вторая девица плюет ядом на три чжана вперед.
Он у А-Цин тоже теплых чувств не вызывает, о чем она не стесняется заявлять каждый раз как видит, — то есть не видит, — но не это бесит в ней больше всего. Чем-то она… настораживает, есть какой-то подвох. Сюэ Ян дает себе обещание, что при первой же возможности обязательно выяснит, что же заставляет его напрягаться, кроме пылающего чувства ревности. Исходящего от девчонки, само собой!
Под ленивые раздумья и мерный шорох бинтов, ложащихся на обмазанную какой-то травяной кашицей рану, Сюэ Ян лениво уничтожает содержимое своей миски. Мысли текут все медленнее, снова начинает клонить в сон. Доесть бы эту пресную мешанину, снова закутаться в верхнее даосское одеяние, в порыве щедрости выданное ему в качестве одеяла, и… Ой! Какого?!
— Слишком туго? — услышав болезненный вскрик, встревоженно спрашивает Сяо Синчэнь, тут же отдергивая руки.
— Слишком твердо, — невнятно выдавливает из себя Сюэ Ян, сплевывая себе на ладонь комок риса и всерьез опасаясь, что увидит осколки собственных зубов. — Камушек попался. Точнее — камушки. Да дохрена камней!
— Правда? — расстроенно тянет даочжан в ответ на упрек. — Прости, я не заметил, когда варил… А я ведь только вчера купил на рынке целых пять цзиней, чтобы надолго хватило! Какая жалость…
С губ срывается изможденный стон. Сяо Синчэня что без глаз, что с ними — обмануть легче легкого. Можно даже не сомневаться, что его надули, почуяв легкую наживу. Попробуй кто на Сюэ Яне такие фокусы провернуть, сам под завязку этими камнями оказался бы набит! Ну ничего, не сегодня-завтра уже будет получаться ковылять не только до ветра и обратно, опираясь на даосское плечо, и все местные быстро поймут, кому здесь позволено дурить даосов.
***
— И чего вопишь? — морщится Сюэ Ян, подавляя желание зажать уши ладонями — уж больно пронзительный голос у беснующейся девки. Только вышел — наконец он способен делать сам, пусть и медленно — из комнаты, и уже понеслось!
— Я проснулась, а весь мой гроб мокрый! — гневно размахивая руками, громогласно сообщает А-Цин.
Служащая ей постелью домовина, изнутри устланная соломой, в самом деле окружена лужами. Как выяснилось, в этом глухом городке каждый третий — похоронных дел мастер, и бывший владелец занятой новыми жильцами халупы был из этой же братии. Гробов разной степени трухлявости здесь хватает и внутри и снаружи.
— Мне казалось, ты уже слишком взрослая для того, чтоб прудить под себя, Слепышка, — с деланным равнодушием отзывается Сюэ Ян.
Та гневно скрипит зубами, не зная, на что больше злится — на бесящую ее кличку или не менее оскорбительную издевку. Сейчас ее еще немного потрясет от злости, и она в ответ выдаст что-то не менее сочное. Язык у нее порой весьма острый, хоть и соображает она не слишком быстро. К ее вящему неудовольствию, ведь запоздалая брань — что стрела без наконечника.
Сюэ Ян так и не смог понять, чем же его так тревожит маленькая оборванка. Поначалу ему казалось, что она двигается слишком ловко для слепой, хотя мутные бельма на ее глазах и неизменная бамбуковая палка не должны были оставлять сомнений относительно ее увечья. Но зрячий человек за зазря потраченной конфетой на Цзянцзай не полезет, потому пришлось признать, что А-Цин попросту его раздражает. Возможно, отнесись она с большей душевностью к Сюэ Яну с самого начала, тот и не стал бы скалиться на нее в ответ.
— Что случилось?
Сяо Синчэнь обладает исключительным умением возникать во время всех свар и встревать в них самым нахальным образом. Как у него получается одновременно служить источником веселья и тем, кто его портит? У Сюэ Яна нет особого настроения придумывать остроты, потому он просто отвечает:
— Крыша течет, а ночью шел дождь.
— Следует с этим что-то делать… Правда, я в жизни ничего не чинил, — сокрушенно добавляет даочжан, выставляя на стол корзину.
Все равно нужно будет проверить, чего он там приволок, пусть уже ни один местный торговец не посмеет отсыпать ему гнили с прилавка. Нож в руке Сюэ Яна, маячащего со зловещей улыбкой за даосской спиной, очень хорошо отбивает охоту набивать задарма карманы. Особенно слитками из его личных запасов, которые он без всяких раздумий отдал Сяо Синчэню на прокорм себя любимого. Тот, конечно, отказывался, пихал обратно, но Слепышка вставила ему разум на место, споро смекнув, что котел-то общий, а камни невкусные. И хоть бы словечко благодарности!
— Я тоже не плотник, но что-нибудь сообразим, — испытывая смутные ощущения, что крыша течет не только у дома, но и у него самого, обещает Сюэ Ян.
— Тебе-то какое дело, докука? — тут же выпаливает А-Цин, словно не ему сначала жаловалась, а просто так в пустоту орала. — Ты обещал, что уйдешь от нас, как только на ноги встанешь! Так пора бы уже, а мы сами без тебя все починим!
— Ты правда такое обещал? — с неприкрытой горечью уточняет Сяо Синчэнь. — Ты хочешь уйти? Конечно, я не стану тебя держать…
Искренне жалея, что Слепышка не увидит его победоносно высунутый язык, Сюэ Ян с усмешкой отвечает:
— Даочжан, ну разве я могу тебя лишить своего светлого общества так скоро?
Уходить в самом начале игры — против правил. Сказал бы еще кто, во что они играют…
***
У этого должен быть какой-то смысл. Если до того Сюэ Ян мог себя оправдывать тем, что он еще не до конца пришел в себя, чтобы просто наслаждаться ползущими днями, покорно принимая скудные блага из даосских рук, то теперь уже никак. Хромота, конечно не полностью прошла, но жажда действия плевала на такие мелочи. Застоявшиеся за целую луну, — если не больше, — мысли бегут изо всех сил, стараясь перегнать одна другую. И гонка эта приносит воистину прекрасный результат, ведь победившая идея крайне занимательна.
Сяо Синчэнь еще не поплатился за все свои выходки — это понятно и дураку. Может, он научился на своих ошибках и хлебнул немало горя, в итоге лишившись всего: и глаз, и друга, и всеобщего уважения — но тогда какого демона он непозволительно доволен жизнью? Почему он ведет себя так, будто ему хватает разваливающегося на части подобия дома, который он делит с увечной малявкой и неизвестным бродягой? Необходимо вернуть его с небес на землю.
Если некогда почтенный даочжан Сяо Синчэнь загнал себя в такую яму из-за крови даже на чужих руках, то что с ним станет, когда он действительно в нее окунется? Как все перевернется в его жалкой душонке, после того, как он сам заберет жизни невинных людей? Сможет ли снова поднять голову или сгорит в огне собственного чувства вины? Как много интересных вопросов! И на них легко получить ответы, нужен всего лишь…
Трупный яд, одно из лучших изобретений Темного Пути. Достаточно вдохнуть одну щепотку — и уже любой Компас Зла решит, что перед ним источник темной энергии, даже если отравленная жертва будет уверять обратное. А что же решит излишне праведный меч Сяо Синчэня? Шуанхуа разбираться не станет и мигом упокоит скверну! А его хозяин потом уже поймет, какую ошибку допустил…
У Сюэ Яна есть на примете первые жертвы — дюже смешливые горожане, которые посмели потешаться над «калечной семейкой» на рынке. Хромой и двое слепцов — вот так умора! Эти пьяницы заслуживают смерти хотя бы за отсутствие чувства юмора. Не такие уж и невинные из них люди, в таком разе, но надо же с чего-то начинать?
Сюэ Ян сминает пальцами мешочек, вытащенный из потайного отделения в своем кошеле. Внутри хранится порошок, которым он когда-то ослепил надменного ублюдка Сун Цзыченя, — впрочем, некоторым ретивым преследователям тоже досталось, — и если его доработать, то получится превосходный трупный яд. В смеси не хватает последнего ингредиента: измельченной плоти, пораженной темной энергией. Во время экспериментов в тайном поместье Цзиней этого добра поставляли в достатке, но где взять ее сейчас?
На ночной охоте, естественно. Сюэ Ян сам не большой любитель бегать с мечом за всякой нечистью, но ведь есть же даочжан, с удовольствием очищающий этот мир от напастей! Неужели он откажется от компании своего новоиспеченного «юного друга», который по счастливой случайности тоже заклинатель? И следующие ночные охоты станут гораздо интереснее…
***
— Нет. Я не могу взять тебя с собой, — отрицательно качает головой Сяо Синчэнь.
— Почему это? — не верит своим ушам Сюэ Ян. И с вызовом предполагает: — Думаешь, я еще слишком слаб и буду тебе только мешать? Так где же мне набираться сил, как не в битве, даочжан?
— Дело совсем не в этом, — тот приподнимает уголок губ. — Если ты будешь со мной, то я не смогу сражаться. Ведь стоит тебе заговорить, мне тут же хочется смеяться. А когда я смеюсь, мой меч не тверд.
Сюэ Ян ошалело таращится перед собой, донельзя удивленный таким ответом. Нет, правда в словах Сяо Синчэня есть: он заливается смехом даже с самой неудалой шутки Сюэ Яна. Да даже когда тот не шутит, нередко может найти что-то забавное, как минимум заслуживающее широкой улыбки. Однако разве это можно считать поводом для отказа? Кто вообще так делает?
— Тогда я обещаю тебе, что ты не услышишь от меня ни словечка! Я буду…
— Ох, какой же ты все-таки смешной! — даже не дослушав, восклицает Сяо Синчэнь. — Надеюсь, когда я утром вернусь, меня будет ждать какая-нибудь уморительная история. Не скучай.
С этими словами он тянет вперед руку, чтобы на прощание потрепать Сюэ Яна по недавно им же вымытым волосам. И уходит на ночную охоту. В гордом одиночестве.
«Теперь я понимаю, чего тебе так неймется, — ехидно шепчет Цзянцзай. — Твой даос — единственный на свете человек, кому действительно нравятся твои дурацкие шутки. Как уж тут упустить!»