Когда Цзинь Гуанъяо сталкивался с чужими проблемами, решать которые ему не было никакого резона, но требовалось соблюсти приличия, он частенько во всеуслышание заявлял, что выражает обеспокоенность. Это означало, что почтенный Ляньфан-цзунь и пальцем не пошевелит, но будет внимательно следить за исходом — на всякий случай, во избежание последствий своего бездействия. Вот и Сюэ Ян сейчас выражает крайнюю степень обеспокоенности: вмешиваться в свару Слепышки с местными он не собирается, но ему очень любопытно, во что это выльется. Не самая высокая дипломатия, однако и тут не Башня Кои, а затхлый похоронный город.
Стремительно собирающиеся по обочине зеваки тоже разумно держатся поодаль, но вот поглазеть — святое дело. Никому из них не придет в голову разнимать надсадно орущих и кидающихся на друг дружку малолеток — это же всего лишь дети, играют небось! А что при ближайшем рассмотрении это пятеро мальчишек, которым уже женихаться скоро пора придет, окружили одну слабосильную, пусть и очень языкастую калеку… Ну бывает.
С другой стороны, и дураку ведь понятно, что ничего ужасного средь бела дня с девчонкой не сделают. Пообзывают, тумаков надают — это ж не удавить и даже не зажать в углу да юбку задрать, так что бояться совершенно нечего! Ну и Слепышка тоже сама горазда обложить последними словами и кулаки почесать. Точней палку — размахивает ей так, что и подойти страшно, по яйцам таким дрыном коли попадет, уже не разогнуться. Какой однако скверный себе смысл жизни даочжан отыскал…
Самоубийственные в прямом смысле слова откровения Сяо Синчэня чем дальше, тем сильнее кажутся чем-то неприемлемым. Разумеется, Сюэ Яну нравится, что его злейший враг до сих пор предается размышлениям о смерти, и если нанести ему сокрушительный удар, обязательно поддастся желанию распрощаться с жизнью. Однако совершенно не нравится, что это будет для него неким… избавлением. То есть в любой момент проклятый даос попросту располосует себя и даже договорить не даст! Как неуважительно и подло… Может, заранее вышвырнуть Шуанхуа в болото?
Сюэ Ян сглатывает вставший в горле комок и запивает вяжущим язык вином, выныривая из не самых радужных размышлений. Так, что там у Слепышки? Увиденное заставляет поморщиться и усмехнуться одновременно: он так погрузился в раздумья о даосском коварстве, что совершенно пропустил наверняка впечатляющий полет мелкой поганки задницей на изъезженную дорогу.
Под торжествующий гогот толпы А-Цин откашливается от поднятого облака пыли и, утерев лицо рукавом, тянется за выбитым из рук шестом, чтобы подняться на ноги. Вся встрепанная, чумазая, однако в каждом ее движении сквозит гордость и непоколебимость — не может не вызывать уважения. С угрожающим видом Слепышка делает несколько шагов навстречу притихшей шайке обидчиков, однако спустя уже миг теряет всю стойкость. Она хватается за голову, а затем резко разворачивается и невесть зачем плюхается обратно в грязь.
— Эй, посторонись! — зычно кричит возница подъезжающей телеги, запряженной бодро перебирающей копытами лошадью. Возмущение мужика вполне оправдано: главная улица как-никак, иного пути с рынка из города нет, а тут какая-то мелочь под колеса кидается. Или ее кинули — без разницы, — пускай проваливает, если кости дороги!
Но Слепышка будто и слух потеряла, потому что ничего не замечает, а настойчиво шарит ладонями перед собой, словно что-то ищет. И горожане, и недавние участники драки примолкли и застыли в тревожном предвкушении, а повозка даже не думает останавливаться, разве что в сторону вильнула, давая последний шанс уйти. Бамбуковая палка с оглушающим хрустом ломается под натиском груженной телеги.
Сюэ Ян неотрывно глядит на блестящую в лучах весеннего солнца лужицу вина, вытекающую из треснувшего от удара об твердую землю глиняного кувшина. Помутневший взор переползает на собственную трясущуюся четырехпалую ладонь в обтрепанной перчатке, к горлу подкатывает тошнота и во рту стоит такой вкус, словно он недавно прикладывался не к прокисшей настойке из яблок, а хлебнул изрядно протухшей крови. Ну нет, не в этот раз.
Одним Небожителям известно, каким образом Сюэ Яну удается в мгновение ока оказаться на другой стороне дороги. Для простого толчка потоком энергии печати малевать не нужно, достаточно лишь усилия воли. Возница изрыгает брань, не зная куда метнуться: то ли отгонять самых ушлых зевак от рассыпавшихся покупок, то ли успокаивать запутавшуюся в сломанных оглоблях лошадь, с истерическим ржанием рвующуся вперед.
За шкирку выдернутая на обочину Слепышка обмякает как тряпичная кукла и опадает в невольно подставленные руки донельзя изумленного Сюэ Яна. Он ощущает заполошное биение сердца, и не может сказать, чьего именно. В ушах то нарастает, то отступает неразборчивый гул. Слова горожан проходят мимо, но удается различить едва слышное сиплое:
— Докука… Ты здесь откуда?
Сюэ Ян встряхивает головой, прогоняя заволакивающий разум туман, и отрывисто интересуется:
— А ты недовольна? Могу швырнуть обратно и телегу подтолкнуть, будешь потом пальцы собирать. — Голос плохо слушается, срывается.
Слепышка, вопреки ожиданиям, даже не огрызается, а испуганно жмется, для верности вцепляясь в чужую руку. Кажется, до нее только сейчас полностью дошло, чего она избежала — пару раз шмыгнув носом, она шумно вдыхает, но зарыдать не успевает, получив звучный подзатыльник.
— Терпеть не могу, когда ревут, — шипит Сюэ Ян и наконец обращается к обступившим их людям: — Чего уставились?! Предупреждаю: мне доводилось убивать и я сейчас не прочь освежить память, как это делается. А ну разойдитесь!
Угрозы — просто безотказное средство в разговорах со всякой швалью. Никто не жаждет выяснять степень правдивости слов хмурого заклинателя, частенько прилюдно размахивающего ножом за спиной своего нынче отсутствующего благочестивого спутника, поэтому возражений не следует. Сюэ Ян одергивает явно намеревающуюся высморкаться ему в рукав Слепышку и тащит за собой в ближайший проулок. Та безропотно семенит рядом, спотыкаясь, и не издает ни единого звука.
***
— Какого хера ты полезла обратно на дорогу?! — рявкает Сюэ Ян, пихая А-Цин к стоящим у облупившейся стены пустым бочкам. — И не вздумай врать, мигом почую! Так влеплю, что в стенке окажешься!
Признаться, не слишком-то он зол на глупую девку. Но жизненно необходимо хорошенько проораться, чтобы избавиться от пляшущих в голове картинок — чуть прикроет глаза и мерещится демоны знает что. Слишком уж город И стал похож на сраный Куйчжоу.
Слепышка шумно сглатывает и начинает сбивчиво тараторить:
— Да скажу я все, только не кричи! Эти ублюдки меня толкнули, и моя лиса… выпала… Я не хотела ее потерять… Но я успела поднять! — она протягивает вперед крепко стиснутый кулак, исполосованный ссадинами, и разжимает пальцы. На ладони лежит грубо вырезанная заколка, в которой едва ли можно узнать очертания головы лисицы. Больше на крысу какую-то похоже!
— Что за ерунда! — в сердцах восклицает Сюэ Ян, не веря своим ушам. — Ради жалкой дешевки…
— Мне ее даочжан сделал и подарил, — с чувством возражает А-Цин, опуская руку.
— Да хоть сам император! Совсем разум растеряла…
«Ага, а кто у нас за даосскую побрякушку первым делом схватился, как очнулся? — ехидно напоминает из-за спины Цзянцзай. — Да ты с этой маленькой калекой просто два сапога — пара!»
— Заткнись! — Рука против воли тянется потрогать висящий на шее камушек.
— Я и так молчу! — мигом вскидывается Слепышка.
— Да я не тебе… — отмахивается Сюэ Ян, не обращая внимания на удивленно вскинутые брови собеседницы. Он кривится, глядя в растрескавшуюся побелку за ее головой, пытаясь понять, что же его напрягает в этой вроде бы простой истории про безмозглую малолетку. Здесь что-то не так… Но что?
— Никогда бы не подумала, что такой пакостник, как ты, окажется единственным, кто не станет просто стоять и смотреть, — нарушает затянувшееся молчание А-Цин. Говорит она очень тихо, словно через силу, совсем уж тяжко ей дается выдавить из себя: — Спасибо.
Ого, это что, благодарность?! Вот так неожиданность! У Сюэ Яна с этим тоже очень туго: за всю свою жизнь он искренне произносил слова признательности всего несколько раз и предназначались они в основном Цзинь Гуанъяо. Очень хочется позлорадствовать на этот счет, но вместо этого он лишь равнодушно бросает:
— Ага, сам от себя не ожидал… — И тут приходит озарение: — Погоди-ка! А откуда ты узнала, что это я? Я ведь последний в этой дыре, кому придет в голову тебя спасать! Ты не могла просто так догадаться…
— Ну… Ты орать начал, и я тебя по голосу узнала… — не очень уверенно мямлит Слепышка, передергивая худыми плечами.
— Да нихрена подобного — это ты со мной первая заговорила! — не соглашается Сюэ Ян. Теперь все точно сходится — подозрения никогда не были беспочвенными. И можно с торжеством победоносно припечатать: — Я с самого начала знал — ты не слепая!
А-Цин крупно вздрагивает, словно ее окатили из ведра с ледяной водой, даже голову обеими руками прикрывает. Ох, сразу видно: раньше лупили девку много и со вкусом. Сюэ Ян проверки ради замахивается на нее и смеется, когда та чуть ли не втискивается промеж бочек, чтобы избежать мнимого удара. Так сделает только зрячая, как бы ловко она до того ни притворялась.
Осознав, что бить ее на самом деле никто не собирается — по крайней мере, не прямо сейчас, — А-Цин поднимает затянутые белесой пленкой глаза и жалобно вопрошает:
— Расскажешь все даочжану, да? Он очень расстроится, если узнает, что я ему врала…
Решила на совесть надавить? Ну-ну! Но неужто девчонке невдомек, что Сяо Синчэнь только порадуется, что его подопечная на самом деле не беспомощная калека? А к тому, что его обманывает каждый встречный, он уже давно должен привыкнуть, чтобы хоть сколько-нибудь печалиться на этот счет.
Сюэ Ян качает головой.
— Нет, не расскажу. Нравится прикидываться — вперед и с песней, а мне до этого дела нет.
На самом деле, конечно же, есть. Малявка знает, как он выглядит, и если правда вскроется, ей ничто не помешает дать достаточно точное описание «юного друга», и это уже проблема. Правильней всего будет свернуть оборванке шею прямо сейчас, но ее смерть существенно понизит ставки в игре, сделает ее менее интересной. Какой будет толк, если Сяо Синчэнь, снедаемый стыдом, после этого тут же отправится вслед за своей подопечной?
Если по сей день А-Цин являлась досадной помехой, то теперь ее можно считать... условием, которое не так уж сложно принять. Она просто хитрая, как любая бродяжка, но недалекая в силу юности девчонка, и вгрызется клещом в любого, кто готов ей подарить не только затрещину. Закадычными друзьями с Сюэ Яном они никогда не станут, однако ставить палки в колеса и требовать его прогнать уж точно прекратит, а большего и не нужно.
— Кстати говоря, а за что ты от этой компашки получила? — между делом любопытствует Сюэ Ян. — Неужто только за то, что рожей не вышла?
— Все у меня нормально с лицом! — обиженно поджимает губы А-Цин, покидая свое убежище. Она отряхивает пыльный подол — не то чтобы это сильно помогает, — а затем тянется к волосам, собирая их в привычный кривоватый пучок с помощью спасенной заколки. — Просто эти дураки ничего не понимают!
Если отбросить очевидное уродство в виде «слепых» глаз, то девица она достаточно миловидная. Для своего возраста, разумеется. Загадывать, что из нее вырастет, пока сложновато, но наверняка останется такой же тощей и немочной. Не самые лучшие черты для невесты.
— Ты на вопрос не ответила, — ухмыляясь, напоминает Сюэ Ян. — За что тебя лупцевать толпой принялись?
А-Цин придирчиво щурится, оценивая собеседника на предмет надежности, но все-таки неохотно признается:
— Они меня уже не первый раз задирают, надоели вусмерть просто! Так что я… отомстила. — Услышав ободряющее, даже одобрительно хмыканье, она продолжает: — Услыхала я, что их заводиле, Фу Хану этому противному, за что-то целая пригоршня слитков перепала! Вот я их и…
— Украла, — заканчивает за нее Сюэ Ян, посмеиваясь. — И, похоже, попалась на горячем. Так себе из тебя воровка, должен сказать.
— Я просто растеряла сноровку! — с гордостью отзывается А-Цин, и бормочет себе под нос: — С даочжаном, знаешь ли, не развернешься…
О да, Сюэ Ян знает. Как никто другой!
— Если вспомнить, что он тебя тоже за руку поймал, даром что слепой… Ты — бездарность. Мало того, что ничего спереть толком не можешь, так еще и огребла просто так, — заключает он.
— Неправда! — в подтверждение своих слов она лезет за пазуху и вынимает покрытый грубой вышивкой кошель и зазывно трясет им в воздухе. Но тут же спохватывается и затравленно глядит на Сюэ Яна, прижимая мешочек со слитками к груди. — Ты же не заставишь меня их возвращать?
Думается, Сяо Синчэнь не сразу смог донести ей в голову, что в своем присутствии воровства не потерпит, и вынуждал благочестивыми речами идти и извиняться перед жертвами грабежа. Позорище.
— Еще чего, это — твоя законная добыча. Но я требую свою долю! Я из-за тебя свое вино разлил, между прочим, так что с тебя поход в трактир, мелочь.
Нужно будет этой липовой Слепышке раздобыть новую бамбуковую палку, а то ходить с ней под руку страсть как неудобно. Стряхивать с себя пока что не к месту, нечего маскировку рушить.
***
Сюэ Ян со стуком оставляет пустую миску из-под риса с мясной подливой на стол в компанию к двум таким же. А-Цин, как выяснилось, тоже уже на стену лезет от даосской снеди, и потому очень не прочь набить живот чем-то, у чего хотя бы вкус есть. Но когда Сяо Синчэнь вернется, ведь ни словечка же против пресной пакости не скажет! Как и Сюэ Ян. На самом деле, у них из общего далеко не только неуемная страсть к обдуриванию добродетельных мужей, и это не на шутку пугает.
— И ты, кстати, про меня ничего не говори, — после затянувшегося молчания произносит он.
— Почему? — недоверчиво склоняет голову набок А-Цин. — Не хочешь, чтобы даочжан тебя похвалил за то, что ты мне помог?
Ага, точно! Как там было — «очень обяжет»? Да, Сяо Синчэнь определенно в долгу не останется за вытаскивание из задницы Слепышки, даже не станет спрашивать, как она там оказалась и чем дело кончилось. Можно было бы выставить себя героем и тем самым завоевать безоговорочное доверие, но… Нет. Сюэ Ян не защитник слабых и примерять на себя эту роль ни в коем случае не желает даже ради мести. Причина, по которой он пошел наперекор своему намерению остаться в стороне, совсем иная.
— Я не сопливец какой-нибудь, чтобы гоняться за похвалой, — с наигранной насмешкой фыркает Сюэ Ян, отводя взгляд от своей увечной руки. — Просто не хочу, чтобы наш общий друг вздумал, что тебя можно вечно на меня скидывать! Я слишком молод и красив, чтобы обзаводиться детьми, да еще в придачу чужими.
— Ой, ну как знаешь! — передергивает плечами А-Цин и с едва уловимой ноткой обиды добавляет: — Мне тоже не больно-то хочется с тобой миловаться!
Сюэ Ян приподнимает уголок губ и тянется к ополовиненной чаше вина. Вот здесь наливают как нужно: сладко и терпко, можно даже конфетами не закусывать. Но ему с трудом удается не подавиться, когда его настигает полное любопытного азарта:
— Ты правда убивал людей? Небось, поэтому скрываешься и не говоришь свое имя? А сколько убил? Много или мало?
Больше, чем Слепышка сможет сосчитать.
— Каждый, кто умеет держать в руках меч, кого-то убивал, — обтекаемо отвечает Сюэ Ян.
— У даочжана есть меч, но он людей не убивает! Только нечисть.
Если все пойдет по плану, это скоро изменится.