Сюэ Ян не знает, сколько уже времени пялится в закрывшиеся за Сяо Синчэнем ворота, но этого ему хватает, чтобы пересчитать все прогнившие в них доски, которые было бы неплохо заменить. На большее его разум пока что не способен — оттуда начисто исчезли все мысли в знак протеста на просьбу поразмыслить над произошедшим и прийти к какому-то решению. Однако бесконечно пялиться вдаль, увы, не получится.
Вот что даочжан хочет получить в ответ на свои притязания? Хотя тут как раз гадать не надо — не полез бы лизаться, не желай взаимности, что бы он там ни говорил. И еще как завернул: дескать, я не настаиваю, но ты подумай… Да Сюэ Ян за эти несколько лун, что провел в похоронном доме, о чем только подумать не успел!
Сложновато, знаете ли, отмахиваться от далеко не праведных мыслей, постоянно находясь рядом с человеком, который вызывает бурную смесь из жажды уничтожить и вожделения, зародившуюся еще несколько лет назад. Неизвестно, чего хочется сильнее: вцепиться врагу зубами в глотку, чтобы ее перегрызть или чтобы вырвать трепетный стон.
И если первое желание простое и понятное — оно полностью вписывается в личный уклад Сюэ Яна, — то второе… Легко было смущать полного тошнотворной незамутненности юнца или заигрывать со взбесившимся от жажды правосудия посуровевшим даосом. Влечение шло об руку с вызовом и вторжением в чужие границы, а никак не с глупостями, которые принято воспевать в песнях. Нынче же все иначе.
Что делать с этим непристойно улыбчивым и заботливым даочжаном, который даже не ведает, с кем его свела судьба? Как к такому подступиться и при этом не пасть в собственных глазах, Сюэ Ян не имеет ни малейшего понятия. Любой его знак внимания, выходящий за рамки дружеских, наверняка был бы воспринят как что-то… приятное?
Да даже схвати Сюэ Ян Сяо Синчэня за задницу средь бела дня, тот не стал бы, как положено, полыхать праведным гневом, а решил бы, что это такие милые шалости у юного, мать его, друга. Постойте, как-то раз так и вышло, еще когда крышу чинили — так и просилось руку пристроить куда не следует. И что тогда выкинул этот блаженный, ощутив пятерню пониже спины? Засмеялся, словно все в порядке. К такому лезть даже как-то неловко!
Зато вот у даочжана, напротив, никаких трудностей не возникло. Облапал Сюэ Яна со всех сторон, пока выхаживал, — после тоже не стеснялся! — вдоволь нахохотался над шутками, до кучи припахал к хозяйству… И этого ему вполне хватило, чтобы в штанах засвербело. Видать, охота лезть не в свои дела у него отбилась, зато интерес к чужим прелестям взыграл пуще прежнего. По заветам мирового равновесия.
Любопытно выходит: до того скрывающий свои пылкие желания Сяо Синчэнь именно сейчас решил их предъявить, а значит, его что-то на это натолкнуло! Что там недавно произошло?.. Летали вместе на днях, беседы доверительные вели… Даочжан тогда еще сказал, что «впредь будет знать», как правильно глаза вынимать — по одному… Так, погодите, а на кой ему это сакральное знание, как он собрался его использовать?!
Теперь все ясно — это коварный даосский план, от этой братии добра не жди! Гнусный Сяо Синчэнь решил соблазнить Сюэ Яна, а затем забрать у него глаз! Подождет, пока милый друг уснет, и выковырнет… Хотя он же слепой, аккуратно точно не получится — пойдет другим путем. Воображение очень живо рисует картину: даочжан после трудов праведных со сладенькой улыбочкой протягивает нож, мол, пора делиться, дражайший!
— И что ты собираешься делать?
— Оставить при себе свои глаза любой ценой! — в ужасе выдыхает Сюэ Ян, не в силах унять охватившую его от собственных размышлений дрожь. Это же даже в кошмарном сне такого не привидится… Нет-нет, даосским ручонкам до него не добраться!
— Что ты несешь, докука?
— То самое… Слепышка! — Сюэ Ян, вынырнув из недр своего разума, подсовывающего все более пугающие варианты развития событий, одурело глядит на стоящую неподалеку А-Цин. Как-то он не заметил, когда девчонка успела объявиться. — Ты здесь давно?
— Достаточно, — хихикает она без тени смущения, словно созерцать лобзающихся мужиков для нее — обычное дело. — Потому и спрашивала, что делать будешь, а ты чушь какую-то бормочешь и рожи корчишь…
— Чего? — все так же ошарашенно переспрашивает Сюэ Ян.
— Ага, видел бы ты свое лицо — будто обделался! — Слепышка беспощадна и невероятно довольна собой. Она щелкает пальцами в воздухе и грозно вопрошает, прищуриваясь: — Ну так что?
— Да что б я знал! — раздраженно признается Сюэ Ян, даже не обижаясь на издевку — ему и Цзинь Гуанъяо частенько говорил, что в процессе бурных раздумий на друга тяжко без смеха глядеть. — Дай догадаюсь: а ты здесь затем, чтобы сказать мне проваливать куда подальше, верно?
Отказываться от своего плана мести, до сих пор толком ничего не сделав? Нет, Сюэ Ян не намерен отступать, особенно по требованию вредной соплячки. Не дожидаясь ответа, он шагает к гробу, обустроенному под дворовую лавку — то есть почищенному от наросшей плесени и мха, — и с усталым стоном садится на крышку. И награждает озадаченным взором Слепышку, в пару резвых скачков примостившуюся рядом. Все-таки удивительно, как по-разному она двигается, когда притворяется незрячей и когда в этом нет нужды, просто два разных человека!
— Ха, если бы так было можно! — горестно восклицает А-Цин, подбирая под себя ноги, а потом и вовсе усаживается на корточки, отчего становится похожа на воинственно настроенного воробья на жердочке. — Если ты сбежишь, то даочжан огорчится и начнет винить себя.
Зато жутко обрадуется, если Сюэ Ян с порога кинется его облизывать по возвращении… А если еще веревку вручит, то у Сяо Синчэня так вообще крышу сорвет от счастливых воспоминаний юности!
— И что ты мне в таком случае предлагаешь?
— Ничего я не предлагаю, ведь это только тебе решать, хочется или не хочется, — морщится Слепышка, и в ее голосе слышна досада. — Но обещаю: если ты обидишь даочжана, то придется иметь дело со мной!
Сунутый под нос грязный кулак выглядит настолько жалко и смешно, что невозможно не расхохотаться.
— И что же ты мне сделаешь? — отдышавшись, с неподдельным восторгом интересуется Сюэ Ян. — Ты же размером с собачонку!
Ловко увернувшись от щелбана, А-Цин презрительно фыркает:
— Бить тебя без толку! Зато я могу нажаловаться на тебя даочжану. Скажу, что ты ко мне грязно приставал, и тогда костей не соберешь. — И мерзенько улыбается, с торжеством, мол, выкуси, босяк несчастный.
— Большего бреда в жизни не слышал! — не верит своим ушам Сюэ Ян. — У меня, конечно, бывали страшные девки… Ладно, почти все они были страшными… Но детишки-то мне нахрена? Да в тыкве дырку провернуть и сунуть — веселей будет!
— Какая гадость! — отшатывается Слепышка от таких сравнений. Но спустя миг приходит в себя и цедит: — Об этом знаешь ты и, возможно, тебе верю я, но остальным-то не докажешь. А я еще и расплакаться могу — даочжана с этого так пронимает, мне иногда даже стыдно становится.
С губ срывается протяжный тихий вой. Сяо Синчэня действительно ни в коем случае нельзя обижать, но совсем не из-за дурацких угроз дюже хитрой оборванки — не так уж и опасно, в конце концов. Однако что бы ни случилось, нужно остаться для даочжана «юным другом», иначе вся затея с трупным ядом окончательно улетит псу под хвост. А Сюэ Ян уже порядком прикипел к этому плану, словно к горячо любимому ребенку, которому не дают шансов блеснуть подлые товарищи, которым вечно нужно палки в колеса воткнуть.
Ну как же невовремя Сяо Синчэнь решил свои распутно-одухотворенные пожелания выкатить… Неужели нельзя дождаться смерти парочки десятков крестьян? Сюэ Ян в таком разе без всяких раздумий потащил бы паршивого даоса предаваться пламенной страсти из самых вражеских чувств! А потом сказал бы: «Между нами ничего не изменилось, ха-ха!», или как там было?.. Отличное дополнение к идеальному плану мести.
— А знаешь, ведь даочжан до того, как тебя в канаве нашел, пользовался успехом, — восприняв молчание за согласие, вдруг доверительным тоном начинает вещать Слепышка, раскачиваясь на месте взад-вперед. — Девицы частенько на него вешались, иногда и юноши, в благодарность за спасение, так сказать! Но он все отказывался и дальше шел…
— Ну кто бы сомневался… — едва слышно усмехается себе под нос Сюэ Ян. Сяо Синчэнь что с глазами, что без них — хорош, словно картинка из весеннего сборника, пусть и замотан в траурные тряпки с головы до ног, этого отрицать никак нельзя.
— Я еще думала — не понимает просто, что предлагают, — меж тем продолжает свой рассказ А-Цин. — Или из-за меня, ведь неправильно просить уйти в сторонку подождать, пока закончат… А может, даосам вовсе нельзя всякое такое, чтоб душа чистой оставалась… И тут он к тебе с поцелуями! Что же это значит? — с осуждением заканчивает она.
Это значит всего лишь то, что девка слишком хорошего мнения о якобы святом даочжане Сяо Синчэне.
— К чему ты это городишь? — игнорирует вопрос Сюэ Ян. Эта беседа его донельзя утомила.
— К тому, что я уже давно смирилась с тем, что у меня не будет красивой старшей сестрицы, которая сошьет мне платье и испечет вкусные булочки, так что приходится брать, что есть. То есть тебя, братец, — Слепышка указывает пальцем на Сюэ Яна с самым серьезным видом.
— Дожили! Вот уж чего я себе и представить не мог, что именно ты будешь мне выкручивать яйца, чтобы я… — Продолжение «добровольно отправился на растерзание к похотливому даосскому чудовищу» повисает в воздухе.
— Будто я могла! И вообще, ты радоваться должен, что на тебя слепой повелся… Знай он, каков ты на самом деле, мигом бы отказался! Носатый, зубы торчат, брови будто гусеницы мохнатые — кому такое надо? Только бедному даочжану…
У Сюэ Яна от негодования перехватывает дыхание. Да этой маленькой паскуде надо на рынок идти, коровами дохлыми торговать — от покупателей отбою бы не было… И… Какого хрена!
— Все, с меня хватит.
Отвесив взвизгнувшей А-Цин крепкую затрещину, Сюэ Ян мстительно выхватывает из ее скрученных в пучок волос памятную заколку-лисицу, а затем, хорошенько размахнувшись, швыряет украшение в покрытые бледной листвой кусты. И под непрекращающуюся брань удаляется в дом. Носатый, ну надо же… Хорошо, что Цзянцзай этого не слышала, а то заела бы!
***
— Эй, Слепышка, — зовет Сюэ Ян, постукивая палочками по краю давно опустевшей глиняной миски.
— Я тебе не Слепышка! — ощеривается та, скребя ногтями по столу. Все еще обижена за то, что стараниями «братца» полночи ползала в грязи в поисках своей заколки. Находка криво торчит из ее головы, как жердь для пугала в поле.
— Хорошо, Не-Слепышка.
Сяо Синчэнь, слушая перепалку слегка напряженно улыбается и качает головой. Он вернулся только под утро и совсем недавно вышел из комнаты, отоспавшись, и сразу же наткнулся на свару домочадцев.
— Чего тебе? — буркает А-Цин, осознав, что поддержки можно не ждать.
— Я слыхал, в городе что-то справлять собираются. Иди прогуляйся, вдруг чего перепадет, — говорит Сюэ Ян и ухмыляется в ответ на недоуменный девичий взор. Похоже, придется доносить мысль иначе…
— С чего бы… — привычно начинает спорить поганка, но замолкает на полуслове, силясь разуметь, что значат все эти беззвучные, но крайне выразительные крики и размахивания руками — то в сторону даочжана, то в сторону дверей.
«Добро пожаловать на выход, не мешайся взрослым!» — ну чего тут неясного-то?!
— А-а-а…. — наконец догадывается она и хмурится в размышлениях — стоит ли вестись на уговоры? Сначала косится на бесстрастно попивающего травяной чай Сяо Синчэня, потом глядит на хмурое лицо Сюэ Яна, и сокрушенно вздыхает. — Точно, и я что-то такое слышала… Буду к вечеру! И не забудь, что я тебе говорила, докука!
— Такое забудешь…
Даочжан продолжает хранить молчание еще некоторое время после того, как хлопает дверь.
— Знаешь, необязательно было выпроваживать А-Цин для того, чтобы поговорить, — все-таки поборов себя, произносит он чуть дрожащим голосом, выдавая свое волнение.
— И в койку третьей звать ее прикажешь, что ли? — хмыкает Сюэ Ян, рассматривая затейливый узор, оставленный прожорливыми жучками по поверхности стола.
— Ох, какая глупость… — как всегда с усмешкой отмахивается Сяо Синчэнь, однако спохватывается очень быстро, переварив услышанное. На его щеках немедленно зацветает неровный румянец, а уголки губ ползут вверх. Слишком непристойный вид для приличного почтенного даоса, какой стыд! — Верно ли я понимаю, что ты…
— Что я говорить ни о чем не хочу, — заканчивает за него Сюэ Ян. — Ты предложил — я согласился, только и всего.
Становится почти страшно, с какой скоростью даочжан умеет передвигаться вслепую. Честное слово, он просто обязан был снести по пути и стол, и лавку, и все гробы, но этого не происходит. Он тянет немало ошарашенного такой прытью Сюэ Яна в сторону комнаты, заливаясь смехом и бормоча что-то неразборчивое — а ведь ему еще ни одной шутки не успели рассказать! Разве что голосами в голове успел обзавестись…
Поцелуй выходит похожим на набег в амбар богача — урвать за раз как можно больше! — дыхания перестает хватать очень быстро, но это сущий пустяк. Настойчивые прикосновения чужих губ вытаскивают наружу воспоминания, и те вереницей проносятся в голове, в свою очередь пробуждая тесно переплетенные между собой желание и злость. Отказаться от этого было бы большой глупостью.
— Не могу похвастаться знаниями о том, как правильно с мужиками сношаться, — с трудом отстранившись, спешит признаться Сюэ Ян и невольно потирает ушибленную об дверной косяк спину. Хорошо хоть его до кровати дотащили, а не прям в пол впечатали… — Я как-то больше по девицам.
— Это хорошо, — невпопад отзывается Сяо Синчэнь, переводя дыхание. Поправив отчаянно уползающую повязку на глазах, он поясняет: — То есть… ничего страшного. Я думаю, нам необязательно… делать то, что может кому-то из нас не понравиться.
Какое благородство, аж за душу берет, но как же это все дохрена неправильно! Сюэ Ян, вылизывая чужую шею и оставляя на ней отнюдь не кровавые следы, чувствует себя последним дураком. И совсем уж пропащим, когда с не меньшей охотой подставляется под изучающие касания рук, шарящие под распахнутым ханьфу.
Это же поганый Сяо Синчэнь, злейший враг, с ним не должно быть все так… нормально. Как у людей, у которых все по обоюдному желанию и без дурного умысла. Которые, мать их, делают только то, что всем точно понравится. В общем, ерунда редкостная. Так быть не должно, это не по установленным правилам игры.
— Что ты делаешь? — обеспокоенно спрашивает Сяо Синчэнь, мельком успевая провести ладонью по спутавшимся волосам Сюэ Яна, нежданно отвергшего очередной поцелуй.
— Не волнуйся, — отзывается тот, соскальзывая назад по узкой постели, чтобы сесть на колени. Пальцы решительно распускают завязки на белых нательных штанах. — Тебе понравится.
А вот Сюэ Яну чужой член во рту едва ли понравится. Однако ему это кажется единственным возможным способом сохранить остатки самообладания и гордости, как бы глупо это ни звучало. Хоть кто-то же должен не задыхаться от восторга, и если Сяо Синчэнь сейчас страдать никоим образом не жаждет, то… В конце концов, Сюэ Ян был готов это сделать еще во вторую встречу, правда, в качестве ответной услуги, но за этим дело наверняка не постоит.
— А это… — прерывисто стонет изумленный даочжан, чувствуя влажное дыхание на чувствительной коже, а после и прикосновение языка, не оставляющее никаких сомнений в намерениях. — Это не навредит твоему горлу?
— А должно? — смеется Сюэ Ян, дивясь даосскому самомнению. Он смотрит на блестящий от слюны член перед своим лицом и пожимает плечами. С виду и на ощупь совершенно не противно, но и не сказать, что особо впечатляет или вдохновляет на подвиги. Только ради мести! — Я уже давно здоров.
— Вот как? — недоверчиво тянет Сяо Синчэнь. Он на мгновение поджимает губы и отворачивается, словно смущен, и с резким выдохом просит: — Может, тогда соизволишь прекратить говорить чужим голосом, Сюэ Ян?