Сюэ Ян сидит на столе, покачивая ногой. Он крайне сосредоточен на том, чтобы достать со дна горшка остатки меда. Что же, в этом случае даже помогает то обстоятельство, что на руке всего четыре пальца: годится не только на то, чтобы удобнее высвобождаться от пут, но и втискиваться в узкие пространства. Кто вообще лепил эту посудину — ну что стоило сделать нормального размера?
— Нужно сжечь тела.
— Ага, — согласно отзывается Сюэ Ян, облизывая пальцы. — Я сейчас помогу, даочжан.
Он отставляет пустой горшок в сторону и соскальзывает со стола.
— Что же здесь произошло? — с грустью спрашивает Сяо Синчэнь, вытирая окровавленный меч. — Почему дверь была заперта?
— Понятия не имею, — беззаботно отмахивается Сюэ Ян, трогая ногой труп некогда почтенной матери семейства и еле сдерживаясь, чтобы не начать по-детски прыгать в натекшей луже. Полетят брызги во все стороны, еще сильнее заляпают одеяния даочжана… Тетка очень бодро сопротивлялась: несмотря на огромный беременный живот, успела-таки подползти и вцепиться, наставив пятен. Неужели нельзя быть поаккуратнее, все равно помирать, к чему эти трепыхания? — Мне кажется, это уже не имеет никакого значения.
Он вполне может рассказать, что именно тут произошло: сердобольные людишки пустили к себе уставшего путника, за что поплатились отравлением трупным ядом со всеми вытекающими. А потом жители дома оказались заперты здесь на пару дней, ровно до того момента, как сюда пришел кто-то из горожан их навестить. На самом деле, чуть дольше — двери открыли уже доблестные заклинатели из города И, которых позвали решить за умеренную плату эту деликатную проблему с восставшими мертвяками.
Сюэ Ян не испытывает какого-то личного удовольствия от того, что обрекает на смерть конкретно этих людей, но кем-то же надо жертвовать? Они не были ни в чем виноваты, самые обычные крестьяне, живущие на отшибе. Вели чуть более зажиточное хозяйство, чем остальные, торговали всяким продовольствием. Ульи держали, за что им большое спасибо: в подполе нашлось, чем поживиться.
Надо будет на досуге сюда снова заглянуть и повыгребать остатки припасов и полезных вещей. Местные не позарятся на имущество из якобы проклятого жилища, так что все в полном распоряжении заклинателей, зачистивших его. Сяо Синчэнь явно не будет возражать против нового одеяла и других приятных мелочей. Может, даже что-то этой погани малолетней достанется, надо же ее как-то задабривать, а то житья не даст со своими придирками. Хотя нет, обойдется. Главное — не говорить об истинном источнике внезапного богатства даочжану, а он и спрашивать не станет, поверит в любую сказку.
Морщась от запаха горящих трупов во дворе, Сюэ Ян рассматривает стоящего рядом с ним Сяо Синчэня. Тот молчалив и задумчив, совсем не выглядит взбодренным ночной (ладно, вечерней) охотой. Честное слово, когда пришлось гоняться за одержимой коровой, за которую по итогу даже не заплатили, он и то повеселее был. Значит, придется придумать для него развлечение помасштабнее, пока даочжан сам себе его не нашел.
Предлагал тот как-то на днях потренироваться вместе на мечах — Сюэ Ян еле смог отбрехаться, мол, рука не поднимется на дражайшего даочжана, пускай лучше как-нибудь сам свои танцы устраивает, а он со стороны полюбуется. Да Сяо Синчэнь его вмиг вычислит по стилю боя, который явно помнит не хуже лица Сюэ Яна, и только этого еще не хватало! Кстати, смотреть действительно было приятно, всяко интереснее, чем на процесс плетения корзин: и правда, будто в танце кружится…
— Даочжан. — Сюэ Ян кладет руку тому на плечо и разворачивает к себе. Вытирает пальцем одинокую каплю крови с его щеки и предлагает: — Может, заберем деньги и сходим в купальни? А то ты испачкался, да и я бы не отказался погреться…
Сяо Синчэнь отвлекается от своих невеселых дум, на его губах появляется легкая улыбка, выглядящая в отблесках огня даже слегка зловещей.
— И правда, не помешает — у тебя такие холодные руки.
***
Слепышка ведет партизанскую войну, руководствуясь одной ей ведомой тактикой: первое время она игнорирует существование Сюэ Яна так же, как Сяо Синчэнь игнорирует вражду между домочадцами. Правда, надолго ее не хватает: не встревать в разговоры просто выше ее сил. А убегать чуть что на улицу, изображая оскорбленную невинность, не позволяет погода: начало весны выдалось неожиданно холодным, а водворение обратно посредством Сюэ Яна, который не скупится на подзатыльники в воспитательных целях, явно получая от процесса ни с чем не сравнимое удовольствие, ей ох как не нравится.
Даочжан предпочитает держать вежливый нейтралитет, не принимая ничью сторону в ожесточенных спорах. Только укоряет обоих, да так мягко и ласково, что у Слепышки не поворачивается язык послать его куда подальше, а Сюэ Ян… Ему просто ничего не остается, кроме как раздраженно махать рукой и идти в очередной раз на уступки. Хотя это уже надоело просто до зубовного скрежета. Иногда он даже ловит себя на мысли: не отравить ли трупным ядом надоедливую девчонку, чтобы даочжан сам ее потом умертвил, — тогда наступит мир и спокойствие. А если вдруг задастся вопросами, куда же делась милейшая А-Цин — так в который раз сбежала же! А поймать не удалось, очень жаль. И, кстати говоря, подобные размышления посещают его все чаще — Слепышка ходит по очень тонкому льду.
Бессмысленная война заканчивается к середине весны.
— Когда-нибудь я отрежу ей язык, — обещает Сюэ Ян Чуйшэнь, которую повстречал на рынке.
Он сам не знает, почему ответил на старухино приветствие и не отказался от приглашения зайти в дом. Впрочем, как раз об этом он не жалеет: бабка все еще в состоянии накормить и при этом отчего-то ничего не просит взамен. Скорее его мучает вопрос, зачем решил с ней пооткровенничать.
— Не пойму, а из-за чего она к тебе вяжется-то?
Сюэ Ян нервно смеется. Что на это ответить? Что у Слепышки горит все, что можно, потому что его член регулярно находится в непосредственной близости от объекта ее обожания?
— А демоны ее разбери, — уклончиво отвечает он. — Может, возраст такой.
— Ты тоже хорош, взрослый мужик, а только оплеухи раздавать можешь и огрызаться. Сам как дите малое.
Бабка права, и Сюэ Яну это не нравится, однако наводит на мысли — пора переходить от детского тявканья к взрослым поступкам. И он оказывается прав.
Слепышка всегда старается подловить Сюэ Яна и начать доводить тогда, когда Сяо Синчэня нет поблизости, чтобы не влез с праведными речами и не испортил ей удовольствие. Вряд ли она все еще надеется на то, что этот бродяга и правда уйдет в неизвестном направлении или что даочжан резко прозреет (исключительно в духовном смысле) и сам его отошлет прочь. Но пробовать из раза в раз избавиться от Сюэ Яна ей это не мешает, упорства ей не занимать.
После очередной пропитанной желчью отповеди Сюэ Ян просто улыбается и не протестует. Пускай Слепышка накричится, натопается ногами, успеет снова себя накрутить и по второму кругу начать бесноваться. Нужно выжидать, терпеть и не срываться. Он кивает и только невнятно хмыкает, выслушав особенно оригинальный пассаж в свой адрес, методично нарезая уже второе яблоко. Когда он кладет последний кусочек на тарелку, на его губах расползается торжествующая широкая улыбка: дождался-таки!
— А-Цин, — голос появившегося на пороге Сяо Синчэня непривычно строг. — Если тебе так не нравится общество моего спутника, — он недавно отказался от словосочетания «наш друг», осознав, что оно в корне неправдиво, так что теперь Сюэ Ян принадлежит даочжану единолично, — будь по-твоему.
Слепышка резко оборачивается, оказавшись совсем не готовой к такому развитию событий. Привыкла, что ее брань предназначена только «подлецу, которому место в той канаве, откуда его вытащили». А тут нате вам, весь концерт выслушал Сяо Синчэнь и как-то не собирается ей рукоплескать. Наверняка его до глубины души впечатлило заявление, что, ко всеобщему прискорбию, тот просто потерял разум, раз до сих пор держит такого выродка при себе.
— Даочжан, что ты имеешь в виду? — лебезяще спрашивает А-Цин. Вот же актриса! Только что рвала и метала, а сейчас звенит как подхалимский колокольчик на ветру. — Ты же не собираешься меня выгнать? — с опаской предполагает она.
— Я никогда не прогоню юную деву на улицу, — в голос даочжана возвращаются теплые нотки.
Сюэ Ян закусывает губу в ожидании продолжения. Ну пускай хоть раз проявит твердость не только в попытках отправить на казнь очаровательного и прекрасного лицом преступника! Хотя у него и с этим не очень успешно вышло.
— Тогда о чем ты?
— Он уйдет, — ровным тоном отвечает Сяо Синчэнь, и, прежде чем кто-то успевает сообразить, что именно он сказал, продолжает: — А я вместе с ним. Если тебе этого и правда хочется — никто не станет перечить.
— Но… Тебе необязательно… — невнятно мямлит Слепышка, тушуясь от полученного предложения.
Сюэ Ян с трудом справляется с собой, чтобы не высказаться на этот счет. Лично он никуда не планирует отчаливать и уж тем более оставлять Слепышке относительно пригодный для жизни дом, который стал таковым не стараниями скверной девчонки. Он не лезет с комментариями лишь потому, что ему ясно: даочжан тоже ничего делать не собирается, а просто манипулирует чувствами А-Цин. Сюэ Яна очень беспокоит такой поступок своего честнейшего во всех отношениях спутника. Он понимает, что сам в последнее время часто поступал так, как ему изначально не хотелось, и это подталкивает к неутешительным выводам: Сяо Синчэнь набит не сплошной наивностью, хитрости в нем тоже чуток насыпано, есть чего остерегаться.
— Тогда, я надеюсь, эта тема больше не будет подниматься, — тем временем подводит итог даочжан, внезапно открывший на обозрение свою коварную сторону.
— Не будет, — идет на попятную Слепышка, всухую проиграв этот бой и все последующие разом. Сюэ Яну даже жаль, что она ничего не видит, потому что он беззвучно щелкает пальцами, едва ли не начиная пританцовывать на месте. О, это бы ее взбесило! — Я пойду к себе, — она отступает назад и быстрым шагом направляется в сторону бывшей комнаты даочжана.
— Яблочка? — приторным голосом предлагает ей на прощание Сюэ Ян, с громким звуком подвигая тарелку по столу, чтобы услышала.
А-Цин неожиданно останавливается и, чуть помедлив, хватает один кусок. У нее потерянный и ошарашенный вид, как у кошки, которую окатили ледяной водой.
Когда она скрывается из виду, Сюэ Ян обращается к Сяо Синчэню:
— Это было… Сильно, хоть и внезапно, — наконец говорит он. И даже очень искренне — для него явилось большим сюрпризом, что тот вообще способен выкинуть нечто подобное. Он рассчитывал на то, что даочжан просто слегка пристыдит мелкую поганку, дабы остудить ее пыл. На такую безоговорочную победу он не надеялся.
Сяо Синчэнь с усталым вздохом садится за стол и обхватывает голову трясущимися руками, словно у него разыгралась жуткая мигрень. Он выглядит очень подавленным и будто истощенным этим разговором.
— Сам не верю, что сказал ей такое. Я просто слишком устал от ваших постоянных склок. И спасибо, что молчал, — бесцветно отзывается он.
Сюэ Ян иронично хмыкает. Если бы он не молчал, все пошло бы по накатанной колее, так что это был выверенный стратегический ход.
— Знаешь, я даже на мгновение подумал, что ты и правда можешь уйти, прихватив меня с собой, — с наигранным смешком говорит он.
— Мне не впервой уходить от тех, кому я стал неприятен.
Сюэ Ян ничего не спрашивает. Он знает, что речь о Сун Лане, который прогнал своего ослепленного друга, и тот безропотно ушел по первому требованию. Но вот когда даочжан упорно гонялся по всей Поднебесной за самим Сюэ Яном, он почему-то не брал в расчет, что тому более чем претит такое настойчивое внимание! Где справедливость?
А еще он снова невесть что напридумывал насчет даочжана — манипулятор, как же! Нет, он и правда говорил ровно то, что думал. В частности то, что успешно записал Сюэ Яна в свою собственность, за которую можно решать, не спрашивая мнения. И он даже не уверен, какой из этих вариантов хуже.
***
— Ого, что это? — интересуется Сюэ Ян, с любопытством разглядывая лежащую на ладони Сяо Синчэня красную деревянную бусину с продетым сквозь нее кожаным шнурком. Блестящая краска переливается в припекающих лучах солнца — не сегодня-завтра наступит лето.
— Торговец мне сказал, что это похоже на конфету. Я подумал, что тебе понравится, — отвечает даочжан. Не услышав ответа, он смущенно добавляет: — Хотя это глупости, наверное… Не бери в голову.
— Ох, ты меня в могилу так сведешь! — Сюэ Ян не дает ему сжать руку, забирая бусину. — Почему мне не должны нравиться подарки?
Он вертит в пальцах подношение. И правда, похоже на шарик тангулу, забавно выглядит. Откидывая волосы, он завязывает шнурок на шее.
— Хотя выбор, конечно, странный… Что, решил меня украсить, словно девицу? — наигранно и слегка кокетливо тянет он, наблюдая за вытягивающимся от разочарования лицом Сяо Синчэня.
— И в мыслях не было сравнивать тебя с девушкой. Прости меня, если тебе так показалось, — извиняется тот, поднимая руку, видимо, чтобы забрать отвергнутый презент. Ага, как же, подарки — не отдарки!
— Что, совсем ни разу? — искренне удивляется Сюэ Ян. — А за задницу лапаешь знатно.
— Ты о чем? — не улавливает сути вопроса Сяо Синчэнь. Его голова явно не поспевает за резким переходом от украшений к филейным частям тела его дражайшего спутника.
— Ты и правда никогда не думал о том, чтобы поменяться в постели местами?
На лице даочжана словно написан огромными иероглифами вопрос «А что, так можно было?». Он не ощущает в своей привычной роли ничего унизительного или как-то ущемляющего достоинство, поэтому у него, судя по всему, даже не мелькало мыслей, что может быть иначе. Сюэ Ян смеется, наблюдая за этой очаровательнейшей, в его понимании, картиной.
— Думаю, что нет, — качает головой Сяо Синчэнь, обескураженный таким вопросом.
— Это почти обидно, ты заставляешь меня сомневаться в собственной привлекательности! — посмеиваясь, укоряет Сюэ Ян.
— Я… — оправдывающимся тоном начинает даочжан и запинается. После недолгого молчания он очень осторожно, словно проверяя шестом подозрительную кочку в болоте, с плохо затаенной надеждой спрашивает: — А тебе хочется?
Сюэ Ян долго молчит, размышляя над ответом. Смотрит в сторону ворот, прикидывая, когда вернется Слепышка. В городе сейчас какое-то шумное сборище — то ли свадьба, то ли похороны, — и девчонка унеслась еще днем в надежде на угощение. Хорошо, если к ночи прибежит. С другой стороны, какая разница: на ее кислую физиономию, которая неизменно становится таковой, если она вдруг застает даочжана за чем-то, по ее мнению, предосудительным, никто не обращает внимания. Один не видит, а второму просто плевать. А вслух она уже давно ничего не говорит на этот счет.
— Почему бы и нет, мне все равно скучно, — пожимает плечами Сюэ Ян. Его и правда последнее время грызет какая-то неясная хандра и апатия, затягивающая, как трясина. День летит за днем, сливаясь в единый однообразный поток. И это не самый дурной способ попытаться прийти в себя. — Только чтобы никаких твоих любимых фокусов с ци, я слишком молод и красив, чтобы умирать так рано!
— Ты мне вечно будешь это припоминать? — спрашивает Сяо Синчэнь, послушно проследовав в дом.
— Конечно, ты же меня чуть не отправил на тот свет, — Сюэ Ян не без содрогания вспоминает, как один раз ему хватило глупости согласиться испытать на себе все способы применения даосских техник в пределах койки. Потом три дня в себя приходил, больше такого счастья не нужно.
— Если ты считаешь, что это хорошая затея…
Сказать по правде, это оказалось очень скверной затеей — предложить ему занять ведущую роль и тем самым попробовать развеять собственную тоску.
Поначалу даочжан полон энтузиазма и рвения, и это даже дарит весомые шансы на то, что хотя бы ближайшее время не захочется свернуть себе от скуки челюсть. Но когда приходит пора переходить к главному, все возможное веселье умирает, даже не начавшись. Сюэ Ян не подозревал, что можно быть настолько медленным и осторожным. Как Сяо Синчэнь умом не тронулся: при таком очевидном возбуждении запрещать себе сделать лишнее движение? Какой кошмар, хочется наподдать ему пяткой и обругать последними словами за то, что решил потратить столько времени впустую. А от этих постоянных извинений и вопросов, все ли хорошо, просыпается неконтролируемое желание выть и биться головой о стену. Не говоря уже о том, что даочжан за раз все масло до дна извел, — сплошные убытки с этими даосами.
Если в первый раз Сюэ Яна посещал в мыслях образ Сун Ланя, комментирующего процесс соития, то сейчас тот просто стоит с приложенной к лицу ладонью и ничего не говорит. Видать, ему очень стыдно за друга даже в фантазиях. А сие крайне тревожный знак — думать в постели про этого даосского ублюдка и даже находить эти мысли почти интересными.
— Я не хочу застрять в таком положении на ближайший десяток лет, — поясняет свои действия Сюэ Ян, садясь на чужие бедра. И он не уверен, говорит сейчас про сегодняшний вечер или про всю свою жизнь в целом.
В ответ Сюэ Ян видит поражающую воображение картину — у даочжана настолько скорбное выражение лица, словно он только что похоронил всю свою ближнюю и дальнюю родню, а также всех домашних животных, и теперь близок к тому, чтобы призвать Шуанхуа и пополнить этот список своей персоной. И Сюэ Яну почему-то от этого настолько смешно, что терпеть у него нет никаких сил. Он долго истерически смеется, соскальзывая в сторону на залитую маслом простыню.
— Ой, даочжан, с такой миной только в последний путь провожают, я не могу просто, — он задыхается и прерывается на каждом слове, утирая выступившие от смеха слезы. — Ты бы только видел… — он снова начинает хихикать, хлопая ладонью по чужой груди.
После этого ни о каком продолжении не может быть и речи, поэтому приходится тратить еще целую прорву времени на то, чтобы успокоить впавшего в ступор Сяо Синчэня, которому в отличие от Сюэ Яна совсем не смешно, хотя обычно смех на него действует очень заразительно.
— Не переживай, даочжан, когда-нибудь у тебя обязательно получится, — напоследок говорит Сюэ Ян.
Его собственная истерика уже сошла на нет — он совершенно спокоен. Он очень долго разглядывает лицо спящего рядом с ним Сяо Синчэня, уже почти неразличимое в темноте, только съехавшая повязка выделяется светлым пятном. Он привычно тянется рукой, чтобы поправить ее, но вместо этого легонько касается ресниц, сдерживая желание надавить пальцами, чтобы ощутить провалы пустых глазниц. Именно в этот момент он понимает, что должен сделать, но принять окончательно решение оказывается нелегко...
— Даочжан, я ухожу, — это первое, что слышит Сяо Синчэнь, когда просыпается утром.