— Ты выглядишь очень… увлеченным, — с улыбкой замечает Яо.
Сюэ Ян только неразборчиво что-то мычит в ответ, едва поднимая взгляд, и снова утыкается в свои записи, разложенные по полу. Вокруг все заляпано чернилами, и в любой другой момент ему бы за это хорошенько влетело, но сейчас господину Цзинь результаты важнее какого-то ковра.
— Как успехи? — Так как рядом не наблюдается никого из тех, кто может упрекнуть в недостойном главы клана поведении, он опускается рядом на колени и с интересом перебирает исписанные листы. — Ты бы мог писать поаккуратнее. Мне придется искать того, кто будет расшифровывать уже твои каракули, — кривится Цзинь Гуанъяо.
Дневники с наработками Старейшины Илин бессистемны и порой перемежаются каким-то бурным потоком сознания и даже прелюбопытнейшими рисунками, поэтому разбираться в них действительно сложно. А уж приводить их к такому состоянию, чтобы в методиках мог разобраться не только автор сего замечательного творения, и того труднее, хотя безумно увлекательно.
— Я тебе каллиграф или кто? — отзывается Сюэ Ян, со стоном выпрямляясь. Так долго сидел, скрючившись над заметками, что все затекло, как у старой бабки. Эдак придется массаж выпрашивать. Хотя кто его тут будет делать? Глава Цзинь ясно дал понять, что его сюда привезли для работы, а не для развлечений. Вот если бы милый друг захотел тут остаться на веки вечные, то ему бы и покои получше дали, и личную служанку выделили бы, а так — радуйтесь, что хоть кормят по расписанию. В голове в такие моменты неизменно всплывает непрошеная мысль, что в городе И ему в подобной просьбе точно бы не отказали.
— Пришлю тебе писца, будешь ему вслух диктовать, — со вздохом говорит Цзинь Гуанъяо.
— Дай догадаюсь — кого-то не особо нужного, от кого потом можно будет без помех избавиться? — ухмыляется Сюэ Ян, подвигая к себе миску, где на дне еще лежит несколько конфет. Последней радости в жизни лишать не стали: его продуктивность напрямую зависит от поощрения — это давно известный факт.
— Соображаешь.
— Скажи мне, дражайший господин Цзинь, выбор конкретно этой части записей Старейшины Илин случаен или же несет под собой какой-то скрытый смысл? — интересуется Сюэ Ян. — Если честно, я был уверен, что ты мне снова подсунешь Стигийскую Тигриную Печать, а не исследование о переселении душ…
Цзинь Гуанъяо приподнимает уголок губ.
— Назовем это праздным любопытством с возможными перспективами, — туманно отвечает он.
— Не знаю, кого можно на такое развести, — решает не углубляться в расспросы Сюэ Ян, с хрустом разгрызая конфету, от чего Яо предсказуемо морщится. — Кому захочется приносить себя в жертву, чтобы дать пристанище чьей-то душе? Я еще не разобрался до конца — обратимый это процесс или нет… — признается он. — Но даже если и так, то звучит крайне сомнительно.
— Продолжай, — велит Цзинь Гуанъяо.
У него в глазах играют любопытные искорки, но только выдержка и воспитание не позволяют ему схватить Сюэ Яна и начать трясти как яблоню, чтобы поскорее разродился результатами. Чем тот нахально пользуется, задумчиво перекатывая на языке остатки конфеты и делая вид, что сосредоточенно размышляет над формулировками.
— Я же сказал, что еще не дочитал. В основном потому, что там половину занимает какая-то чушь: можно ли выкопать на грядке с редиской ребенка и как это отразится на его разуме в будущем. Полагаю, что не очень хорошо, — добавляет Сюэ Ян, посмеиваясь. — Но если вкратце, то можно предложить кому-нибудь уже усопшему и не сильно довольному этим обстоятельством свое тело в обмен на исполнение желаний. И, как я понимаю, это должно быть осознанное желание. Как по мне — редкостная глупость, если чего-то хочешь, сделай это сам, — презрительно усмехается Сюэ Ян. — А уж кому-то что-то отдавать — нужно быть совсем отбитым. Я даже кусочка пальца никому не отдам, не то что все тело разом!
— Это вполне логично — такие вещи должны быть добровольными. Можно убить человека и призвать в его тело неупокоенный дух, но получится обычный лютый мертвец, а не живой человек с новой душой. Это основной принцип обмена, известный всем, — потирает подбородок Яо, впадая в состояние крайней задумчивости.
Раз он такой умный и сам все знает, зачем заставил читать эту ерунду? Видно, очень хочется узнать, как именно это осуществить, а основная идея ему давно известна. Сюэ Ян готов поставить последнюю конфету, что у главы Цзинь на этот счет совсем не «праздное любопытство», а вполне себе продуманный план на будущее. Но ему неожиданно глубоко плевать на интриги старого приятеля, сейчас это его никоим образом не касается.
— Не всем, — возражает Сюэ Ян вместо того, чтобы попытаться что-то выяснить. — Лично для меня это новость.
— Ты чем слушал на занятиях? — фыркает Цзинь Гуанъяо. И сам себе отвечает на вопрос: — Ах да, точно, ты же их прогуливал и всячески позорил меня.
— Ага, сейчас со стыда сгорю, — закатывает глаза Сюэ Ян. Его никогда не прельщала компания других адептов, внимающих скучным речам наставников. Его не раз пытались принудить к обучению, но эта затея неизменно терпела крах. — А это принцип вообще любого обмена с участием живой материи? Добровольное согласие и прочие заморочки.
— А ты для себя интересуешься или тоже просто любопытно? — ухмыляется Яо. — Вообще-то, да. Странно, что именно ты этого не знаешь, учитывая твои даосские проблемы.
— У меня нет проблем с даосами, это у них со мной были какие-то трудности, — цедит Сюэ Ян. — И что ты имеешь в виду?
— То, что даочжан Сун явно не на веревке тянул к Баошань Саньжэнь Сяо Синчэня. Думаешь, вышло бы что-нибудь путное, не пожелай он сам отдать свои глаза? А ведь все это произошло твоими стараниями! — всплескивает руками Цзинь Гуанъяо. Заметив хмурый взгляд собеседника, он переводит тему: — Как продвигаются твои личные изыскания?
— Неплохо, — обтекаемо отвечает Сюэ Ян.
На самом деле — плохо. Во всех медицинских трактатах, что он успел просмотреть, пока что ни слова о том, как кому-нибудь что-нибудь вставить. Разве что член, но совсем не на место отсутствующего. Надо сказать, читать это еще скучнее, чем скабрезную книжонку хозяйки веселого дома — никакой фантазии у авторов, сплошная тоска.
— Что же ты такое хочешь сотворить? — спрашивает Яо, откладывая бумаги в сторону, и берет из отдельной стопки верхнюю книгу. — Искусство стихосложения, серьезно? Я даже предположить не могу, зачем тебе это, — выгибает бровь он.
— Ну ты все жаловался, что я тебе песню срамную при встрече не исполнил, решил исправить это досадное упущение, — ухмыляется Сюэ Ян. Именно для таких случаев кроме фолиантов, посвященных медицине, он всегда берет книги на разнообразнейшие тематики, чтобы невозможно было догадаться, с чем именно связано его собственное исследование. Больше всего он ненавидит, когда суют нос в его дела, поэтому старается пресечь такую возможность заранее.
— Ну тогда жду результатов, — Цзинь Гуанъяо со смешком поднимается на ноги и уходит по своим верховнозаклинательским делам, оставляя Сюэ Яна наедине со своими размышлениями.
Этот разговор навел на определенные мысли, возможно, следует расширить спектр поисков и узнать, есть ли исключения у этого дурного правила.
***
Передвигаться по Башне Кои Сюэ Яну позволено только глубокой ночью, и то под строгим надзором безмолвных охранников по заранее очищенным от возможных свидетелей коридорам. Правда, водят его только до библиотеки и обратно, даже на улицу не пускают, да и делать там нечего: середина осени, все цветы давно увяли, а павлинов попрятали в крытый птичник. Не то чтобы Сюэ Ян является особым ценителем красот природы, но не отказался бы пройтись куда-нибудь еще. Однако Яо непоколебим: ему не нужны пересуды насчет неизвестного адепта среди местного населения.
Также ночь — единственное время, когда Сюэ Ян может уделить время себе. И уже на свое усмотрение: спать или (как сейчас) затребовать бадью с горячей водой. Раз в три дня имеет право, так и быть — заслужил. Сюэ Ян рассматривает поверхность мутноватой воды. За день он абсолютно вымотался, и эта проклятая ванна ему просто необходима, дабы смыть с себя накопившуюся усталость и библиотечную пыль.
Цзинь Гуанъяо не соврал — прислал-таки писца, какого-то сопливого мальчишку. Проклятье! Работа в паре жутко изнуряет! Приходится постоянно пояснять и проверять, не наделал ли этот «помощничек» ошибок. Зато пишет и правда хорошо — хоть сажай его других обучать; к слову, этот наглец пытался предложить свои услуги наставника по каллиграфии, за что получил заслуженный подзатыльник. Проклятые высокомерные детишки, даже убить нельзя — запрещено до окончания работы.
Сегодня же главе Цзинь ударила в голову новая затея: нужно не просто заново переписать приведенные в порядок заметки Старейшины Илин, а вдобавок внести в дневники изменения. Избавиться от всей посторонней чуши и сделать в нужных местах пометки, чтобы «все было кристально ясно даже последнему дураку». Надо полагать, у Яо уже имеется на примете тот самый дурак, которому достанется почетная роль первоиспытателя. Любопытно, что там за гениальный план, но Сюэ Ян не интересуется этим из принципа: стоит только задать хотя бы один вопрос — тут же окажешься втянутым в очередную интригу, а на это у него решительно нет времени.
Ответы же на собственные вопросы весьма неутешительны. Стоило поискать в другом месте, и они тут же нашлись. Да, передать человеку любую часть тела вполне возможно, даже Золотое Ядро пересадить, но во всех чертовых методиках упоминается, что без согласия этого никак не сделать. Нельзя просто так взять и вырвать кому-то глаза, чтобы вставить их другому, если он не демонстрирует искреннего желания ими поделиться. Немудрено, что все его эксперименты с подопытными оказались провальными — там добровольным согласием и не пахло. Какие глупости, почему живые люди — не мертвецы? У них все очень просто и никого спрашивать не нужно, все прекрасно заработает и так. Хоть десять ног приделай — побежит после хорошего пинка и не спросит, каким образом ему достались новые конечности.
Впрочем, в книгах ничего не упоминается про то, как этого согласия добиться, видимо, авторы не предполагали, что кому-то это вообще может понадобиться. Вот, например, с ритуалом, который так интересует Яо, есть лазейки. Если довести человека до такого состояния, что он будет согласен даже умереть, лишь бы, к примеру, отомстить… Судя по загадочной улыбке на губах Верховного Заклинателя, которая появилась, когда Сюэ Ян озвучил ему свои предположения, тот сделал ровно такие же выводы уже давно.
А глаза — не целое тело, ими гораздо проще пожертвовать! Наверняка ведь можно использовать подкуп, шантаж — да что угодно, на самом деле… В теории. Которую нужно будет проверить. А если и это не сработает, то придется искать себе собственного дурака, которого нужно будет убедить в том, что он всю жизнь мечтал поделиться с одним замечательным даочжаном своими глазами. Ну а что, расписать во всех красках его заслуги… Как там говорят: «Яркая луна, прохладный ветерок»? Ну грех не купиться, ведь каждый захочет!
Сюэ Ян невесело смеется, потому что сам себе не верит. Из всех, кто ему встречался в этой жизни, выискался только один такой дурак, способный отдать кому-нибудь свои глаза по доброте душевной, который без них сейчас и сидит. Маловероятно, что удастся отыскать второго. Глупые сказки про самопожертвование! Такой случай — один на десятки десятков тысяч.
Сюэ Ян поднимается из стремительно остывающей воды и как есть, нагим, бредет до своей постели. Выуживает из складок покрывала гребень и принимается расчесывать мокрые волосы: если не сделать это сейчас, то завтра утром господин Цзинь опять скривит свой благородный нос, не преминув отпустить ехидный комментарий относительно неподобающего внешнего вида. Ну его к демонам! На затылке обнаруживается сбившийся колтун, который доставляет массу неприятных ощущений. Вот даочжан, несмотря на слепоту, очень ловко управлялся с его волосами: умудрялся вычесывать все, не причиняя боли и не вырывая пряди. А если притвориться, что он все-таки сделал что-то не так — потянул слишком сильно или неровно собрал хвост, — то можно и конфету сверху получить в качестве извинений. Иногда не только конфету, в зависимости от настроения Сюэ Яна.
Да что ж такое! Пока сидел в городе И — тосковал по Ланьлину, засел здесь и даже получил приглашение остаться — теперь скучает по заботе и услужливости Сяо Синчэня! И ведь так привык за то недолгое время, пока корчил из себя спутника жизни… Яо, конечно, нес полнейшую околесицу по пути сюда (и до сих пор иногда начинает, но в ответ получает только хмурые взгляды и полное нежелание развивать тему), но следует признать, что с даочжаном было… Приемлемо, если отбросить личные счеты и не принимать во внимание, что вся его любовь предназначалась совершенно постороннему человеку. От одной этой мысли просто выворачивает наизнанку и хочется врезать себе — да посильнее! — чтобы не вспоминать. Лучше накопить все эмоции до возвращения, чтобы месть вышла слаще. За это тоже можно будет предъявить счет.
Это все от того, что Сюэ Ян, по сути, заперт в четырех стенах и ни с кем не общается, кроме Цзинь Гуанъяо и нескольких слуг, не говоря уже о чем-то большем. Обычно его не волнует длительное воздержание — два года даже не смотрел ни в чью сторону, и ничего, жив остался! — но после регулярных утех с даочжаном сложновато отвыкнуть, вот и клинит. За время пребывания в Ланьлине удалось-таки один раз оказаться в одной кровати с Яо: у того не было времени самолично идти выяснять, как протекает работа, и Сюэ Яна привели в покои главы. Заговорились под вино, и результатом явилось совместное пробуждение. Разумеется, ни о каких постельных забавах речи не шло: как сидели, так и заснули вповалку, как в старые добрые времена. Но тумака поутру Сюэ Ян получил такого, будто всю ночь сношал господина Верховного Заклинателя, честное слово! Где справедливость? Не в этом месте уж точно.
Попросить, что ли, все же прислать кого-нибудь для расслабления… Или, например, зажать служанку, которая еду приносит — она вроде бы ничего, все при ней. Низковата, правда, но это не главное. Отвернуть к стенке и распустить волосы, чтобы лица не видно было, — вполне сойдет. Хотя и лицом к лицу тоже неплохо выйдет. Интересно, Яо сильно обидится, если ей выколоть глаза?.. Внутренний взор приятно ласкает картина пустых кровоточащих глазниц.
В идеале, конечно, можно выложить Цзинь Гуанъяо всю правду и попросить того доставить сюда под конвоем Сяо Синчэня, который дожидается в похоронном доме. Тогда и глаза не придется никому возвращать, и уезжать нет нужды: веди себе исследования главе Цзинь на радость, а по ночам заглядывай в уютный подвал, куда можно будет поселить даочжана. Ну или не в подвал, а в покои Сюэ Яна, только привязывать покрепче перед уходом; что-то подсказывает, тот не станет смиренно сидеть в плену в таком скверном месте, как Башня Кои, а будет искать способы вырваться, чтобы продолжить нести в мир свои благочестивые глупости… Дурацкие мысли, на самом деле, малодушные! Отказываться от своей первоначальной затеи, ради которой он уехал из города И, Сюэ Ян не собирается, равно как и выдавать свои секреты Яо, но помечтать-то можно? Это всего лишь фантазии, не более того.
Сюэ Ян со стоном обхватывает голову и валится на расшитое покрывало. Нужно завязывать с ночными думами. Его член, конечно, противоположного об этом мнения, но сейчас его никто слушать не станет, предателя такого. Но вообще, если так подумать, то все нормально: он спал с даочжаном четыре с лишним луны подряд — это было очень неплохо и даже, в целом, весело. Ко всему прочему, больше ему такого не светит, игра в семейную жизнь закончилась, когда он разошелся с Сяо Синчэнем на перекрестке возле города И. Так почему нельзя возбудиться, предавшись приятным воспоминаниям? Он всегда старается потакать своим желаниям, и нет смысла отказывать себе сейчас, особенно если это не несет никаких последствий, кроме пятен на простынях.
Через некоторое время Сюэ Ян отстраненно смотрит на свою ладонь, с которой течет вниз по запястью его собственное семя, а потом переводит взгляд на вторую руку, в которой зажата красная бусина с уже потрескавшейся краской. Через нее продет порванный кожаный шнурок — слишком сильно дернул, и тот попросту не выдержал. Придется подыскать замену.