— Что, даже не будешь слезно умолять меня остаться? — Сюэ Ян театрально прикладывает ладонь ко лбу и закатывает глаза, словно собирается упасть в обморок от нанесенного ему оскорбления.
— Я в курсе особенностей твоего характера, поэтому знаю: если ты чего-то не хочешь, то тебя невозможно заставить это сделать. А на цепи, как ты уже говорил, у тебя вдохновение пропадает, — Цзинь Гуанъяо не отрывает взгляда от чтения очередного прошения, коими завален весь стол. И судя по его скептическому фырканью, автор письма ведет себя непозволительно нагло.
— Не поспоришь, — Сюэ Ян сидит напротив главы Цзинь и ленивым взглядом осматривает его кабинет. От количества золота аж в глазах рябит, с роскошью явный перебор (и кто там еще что говорил о безвкусице?), но это явно для того, чтобы произвести на посетителей неизгладимое впечатление. Сейчас он единственное темное пятно в помещении: одеяния Ордена у него отобрали и выдали привычное темное ханьфу.
— И я не вижу смысла нарушать наш договор — ты закончил свою работу, за сим не смею тебя задерживать, — Яо откладывает свиток и принимается за следующий. — Но когда ты решишь вернуться, — он специально подчеркивает слово «когда», демонстрируя уверенность в том, что рано или поздно сможет заполучить бывшего приспешника обратно, — просто оставь сообщение хозяину той гостиницы, где мы встретились, и жди. За тобой придут. Не порти мне больше адептов, умоляю.
Сюэ Ян неопределенно хмыкает, принимая информацию к сведению. Вероятно, в будущем он воспользуется этим щедрым предложением.
— Ты хотя бы закончил свои исследования? — между делом интересуется Цзинь Гуанъяо.
— В таком случае я бы не собирал манатки, а продолжал сидеть, обложившись пыльными книжками, — Сюэ Ян кривит губы, трепетно прижимая к себе сумку с тщательно исписанными листками. Мальчишка-писец все равно уже кормит червей, так что не жаль было выдать ему свои секреты, заставив поработать еще. Хотя если бы ему не разрешили лично свернуть тому шею по завершении сотрудничества, Сюэ Ян не стал бы так рисковать.
— Сочинил для меня песню? — иронично спрашивает Цзинь Гуанъяо, поднимая глаза. Он приподнимает уголок губ, давая понять, что, конечно же, не верит в возникновение у приятеля какого-либо интереса к стихам и прочим возвышенным материям, но принимает правила игры.
— Действительно так жаждешь услышать? — усмехается Сюэ Ян. — Если ты настаиваешь… — тянет он. И правда, исполнить ему, что ли, какую-нибудь забористую похабщину, чтобы не так скучно работалось? Благо на площадях и в дешевых трактирах поселений вроде города И такие песенки очень популярны и крайне прилипчивы, можно и вспомнить. Он уже открывает рот, чтобы поразить почтенного господина Цзинь своими певческими навыками — точнее, их полным отсутствием, — как тот поднимает руку, останавливая.
— Прибереги вирши для своей зазнобы, — он снова улыбается, а вот Сюэ Ян, наоборот, мрачнеет. Но это только подстегивает Яо продолжить: — Кстати, можешь ее прихватить с собой.
— Кого — «ее»? — переспрашивает Сюэ Ян, слегка сбитый с толку. Каждый раз, когда глава Цзинь поднимает эту идиотскую тему, его глаза тут же застилает красная пелена гнева, лишающая способности быстро соображать.
— Зазнобу свою! — смеется Цзинь Гуанъяо над внезапно пришедшим в замешательство другом. — Хочу заглянуть в глаза этому, несомненно, глубоко несчастному созданию и искренне посочувствовать.
— Это будет моим главным достижением, если хоть кому-то удастся такое провернуть… — бормочет себе под нос Сюэ Ян, смиряясь с тем, что спорить с главой Цзинь относительно формулировок бесполезно. Если тот вбил в себе в голову какую-то сопливую чушь, то его не переубедить; своя личная жизнь у него наверняка не сахар, вот и придумывает про других невесть что.
— Ты что-то сказал? — спрашивает Яо, не подозревая, что ему только что приписали недостойное чувство зависти.
— Ничего, — Сюэ Ян встает с места. — Пойду я, пожалуй, пока тебя совсем не унесло.
— Тебя проводят до границы. И только попробуй что-нибудь учудить на моей территории, — на прощание говорит Цзинь Гуанъяо. — Я предельно серьезно! Если мне вдруг покажется, что какой-то труп на твоей совести, я лично прослежу за тем, чтобы тебе сначала отрезали все оставшиеся пальцы, а потом отдали целой общине даосов на перевоспитание.
Сюэ Ян без всякого притворства содрогается от угрозы и против воли представляет себе десяток Сяо Синчэней, жалостливо увещевающих его вести себя хорошо. У всех на лице присутствует блаженная улыбка, а на протянутых вперед ладонях лежат конфеты. Эта картина кажется почти привлекательной, но Сюэ Ян с нервным смешком отзывается:
— Лучше сразу на казнь в Нечистую Юдоль.
Он не оборачивается, когда покидает кабинет Верховного Заклинателя.
***
Полгода с момента ухода из города И уже минули, но Сюэ Ян старается не думать об этом. Равно как и о том, что, возможно, все его действия уже не имеют никакого смысла. Если честно, все это и удовольствия никакого уже не приносит, только чувство глухого одиночества и бесконечной усталости. Даже ставшие привычными беседы с Цзянцзаем и безымянной лошадью, к которым он вернулся в рекордно короткие сроки, не дают облегчения.
Снова ошибки и рутинная череда жертв. Да что же такое это «добровольное согласие» на самом деле? Что нужно сделать, чтобы высшие силы, отвечающие за ритуал, расценили это как искреннее желание? Может, он использует людей, которые просто не способны хотеть поделиться с кем-то частью себя?
А с виду очень даже хотят! По крайней мере, парочка бродяг за обещанный увесистый мешочек с деньгами были согласны лишиться чего угодно, лишь бы поесть и найти теплый угол. Сюэ Ян не особо удивлен их желанию поучаствовать в эксперименте: зима скоро разыграется вовсю, и это притупляет способность здраво оценивать перспективы. Ничего они, конечно, не получили, но ведь уговор был на положительный результат? Видимо, деньги не считаются достаточной мотивацией. Впрочем, как и страх. Угрозы и обещания обязательно отпустить по окончанию тоже не работают. Хотя казалось бы — что может быть честнее простого желания выжить?
Фантастическая удача настигает Сюэ Яна ночью в каком-то захолустье, где ему дает кров одинокая женщина. Которая сейчас рыдает, вцепившись в его одеяния, совсем как та малолетка, предлагавшая себя. Только с разительным отличием — это слезы благодарности вперемешку с кровью, текущей из ее пустых глазниц. В углу комнаты сидит тихо подвывающий в унисон ребенок, с ужасом взирающий на эту картину. Он совершенно дезориентирован и может только раскачиваться на месте, обхватив колени. А еще, кажется, его вот-вот вывернет наизнанку. Ну это неудивительно: вряд ли он ожидал впервые в жизни увидеть что-то, подобное этому.
Было бы преступлением не предложить свои услуги крестьянке, откровенно поехавшей на почве любви к родившемуся слепым сыну. Ей глубоко плевать, что от неполноценных детей все разумные люди обычно сразу же избавляются, чтобы не кормить такую обузу. Бросивший ее муж, который якобы отправился на заработки, был явно противоположного мнения об этом. Кто же его обвинит? Хотя мог просто придавить калеку в колыбели и не бросать дом, так что он поступил весьма благородно.
— Господин, мне вас послали Небожители! — надрывается женщина. — Я каждый день молилась, чтобы у него был шанс, а тут вы…
— Ну как же было не помочь! — смеется Сюэ Ян, отцепляя от себя чужие руки.
Он подходит к ребенку и щелкает пальцами перед носом у до сих пор не заткнувшегося мальчишки, который тут же начинает таращиться в ответ. Его зрачки расширены от страха и шока. Все еще видит, просто чудесно.
— Я всем расскажу, какой вы благодетель! — не унимается крестьянка, размазывая по лицу кровь. Она слепо шарит руками по полу и с трудом цепляется за скамью, чтобы подняться и пойти на сдавленные звуки, которые издает ее сын.
— Благодарю покорно, не стоит, — обрывает ее Сюэ Ян. — Но, пожалуй, я окажу вам еще одну добрую услугу, — говорит он, глядя на шатающуюся женщину.
— Какую?
Он не отвечает, просто молча достает из-за спины Цзянцзай. И действительно считает это проявлением милосердия. Чем эта идиотка вообще думала, когда решила преподнести такой подарок несмышленому ребенку, который, похоже, теперь лишился дара речи от ужаса? Хотя он окончательно замолк еще тогда, когда лишился своих слепых бесполезных глаз. Ей приходило в голову, как мальчишка будет жить в компании ослепшей мамаши? Да они же с голоду подохнут в ближайшую неделю, честное слово — рассчитывать на душевную доброту соседей явно не стоит, потому что эта тетка на всю деревню единственная, кто вообще дверь открыл среди ночи. Это было абсолютно глупое и нерациональное решение: так опрометчиво отдать оба глаза тому, кто ими даже воспользоваться толком не сможет.
Сюэ Ян подхватывает со стола свечу и обходит по кругу помещение, стараясь не вступить в натекшую на пол кровь, пока рассматривает небогатое убранство. Даже поживиться нечем. Внимание привлекает мелькнувший отблеск в жилой комнате, и его источником неожиданно является довольно крупное зеркало. В полумраке полированная медь отражает плоховато, но Сюэ Ян все равно задерживается перед ним, задумчиво проводя пальцами по своему искаженному изображению. В голове тяжело от роящихся взбешенным ульем мыслей, но на душе очень легко. Как же он раньше не мог дойти до такой простой и лежащей на поверхности идеи? Не повстречай он эту глупую тетку, сколько бы еще мучился? Даже представить страшно.
Сюэ Ян склоняет голову набок, встряхивая волосами, и широко улыбается своему отражению, впервые за последние полторы луны. Интересно, даочжан все еще будет считать его красивым, как прозреет?
***
— Кого там принесло в такое время?! Ночь давно на дворе! — слышен недовольный сонный голос за дверью, прежде чем та со скрипом открывается. — Я думала, ты подох, — вместо приветствия говорит Чуйшэнь, обнаружившая у себя на пороге Сюэ Яна. Она даже по мере своих сил выпрямляется и пытается приподняться на цыпочках, чтобы заглянуть ему в лицо и убедиться, что это ей не приснилось.
— Меня уже успели похоронить? — интересуется тот, оттесняя старуху внутрь дома и закрывая за собой дверь.
— Если ты не объяснишь, какого демона ты тут забыл, то непременно похоронят, — обещает Чуйшэнь, показывая, что за спиной она держала какой-то дрын, явно призванный быть опущенным на голову несвоевременным посетителям.
— Дело к тебе есть. Очень важное.
— Ты же помнишь, что я бесплатно ничего не делаю? — интересуется мигом оживившаяся бабка, споро начиная суетиться, чтобы зажечь в кухне свет и растопить очаг.
— Договоримся, — соглашается с ней Сюэ Ян, проходя следом.
Теперь та просто излучает благодушие и гостеприимство, наливая в чашу травяной чай и подвигая по столу.
— Ты где пропадал-то? Я не раз видала на рынке твоего даочжана с девчонкой, а тебя нигде рядом нету! Но спрашивать как-то не хотелось, куда ты делся, уж не обессудь, — говорит она.
— Решал кое-какие проблемы, только вернулся, — отмахивается Сюэ Ян. — Значит, он еще здесь? Никуда не делся? — с нетерпением спрашивает он.
— Ты что, с дороги прямо ко мне вломился? Странные дела… — щурится Чуйшэнь, но, заметив, что ее собеседник пока не спешит давать какие-то объяснения, податливо отвечает на вопрос: — А куда ему деваться-то? Я ж почему подумала, что ты концы отдал — видок у него тот еще, сам больше на мертвяка похож. Такой печальный, что почти жалко. Вот грешным делом и мелькнула мысль, с тобой-то вроде радостный шатался…
Сюэ Ян не может скрыть довольной улыбки.
— Чудесно, — говорит он, отпивая предложенный чай, все такой же мерзкий, как и в последний раз, но сейчас он не собирается жаловаться.
— Так что у тебя за дело?
— Мне нужно, чтобы ты приготовила один отвар, — улыбается Сюэ Ян. — И еще…
— Так, остановись! — машет руками старуха, не давая договорить. — Отраву я делать не буду, сразу говорю!
— Уж травить я сам отлично умею без посторонней помощи, — хмыкает Сюэ Ян. — Ты можешь сделать такую смесь, от которой человек очень крепко засыпает? Не просто чтобы спалось лучше, а вот прямо мертвым сном? Но должен потом проснуться, разумеется.
Он сам вполне способен сварить мощное снотворное, но не хочет тратить время на подбор ингредиентов, да и давно позабыл, как это делается: даже с трупным ядом придется поднапрячь память, уже столько времени прошло, когда в последний раз готовил.
— Такое я могу… — задумчиво отвечает Чуйшэнь. — Но это займет минимум три дня, пока настоится.
— Я подожду у тебя.
— У тебя же свой дом есть!
— Пока ты не приготовишь отвар и не угостишь им моих дорогих домочадцев, я не могу туда вернуться, — качает головой Сюэ Ян. — Никто не должен знать, что я снова в городе.
— Я еще и кого-то поить этим должна? Как я это, по-твоему, сделаю? — старуха выглядит крайне ошарашенной таким заявлением.
— Придешь в гости да напоишь, делов-то, — кривится Сюэ Ян. — Даочжан наивный, все что угодно с чужих рук возьмет. И чего ты беспокоишься, сама же говоришь — не отрава.
— И ты, конечно, не скажешь, зачем тебе это? — Чуйшэнь даже не надеется на положительный ответ, потому сама себе отвечает: — Ладно, хоть мне и жуть как интересно, что ты удумал, но… Не мое это дело. Если я этого не сделаю или проболтаюсь кому, ты ж меня прирежешь, по глазам вижу.
На редкость разумная женщина, как приятно с ней сотрудничать. Хоть и старая, и терять ей, по сути, нечего, но умеет расставлять приоритеты.
— Поговорим об оплате.
Очень хорошо умеет.
— Я во дворе привязал свою лошадь, можешь забрать ее и продать, это с лихвой покроет все твои затраты, я уверен, — говорит Сюэ Ян, заранее готовый к этому разговору.
— Откуда у тебя лошадь? — невпопад изумляется Чуйшэнь, а потом трясет седой головой и отказывается: — Конечно, звучит хорошо, но лучше оставь себе, в хозяйстве пригодится…
— Что я должен сделать? — вздыхает Сюэ Ян. Раз ей не нужны деньги, значит, речь пойдет об услугах. Он прямо нарасхват последний год!
Чуйшэнь вдруг хитро улыбается, в ее глазах загорается мечтательный огонек. Она оценивающе оглядывает гостя с ног до головы и кивает, словно убеждаясь в чем-то.
— Да, ты отлично подойдешь.
— Я не буду тебя трахать, ты старая, — на всякий случай предупреждает Сюэ Ян, морщась от этого жадного взора. Какая гадость!
— Боги с тобой! — восклицает травница. — Совсем берега попутал!
— Тогда что?
— Ты ж знаешь, где живет лекарь? — она дожидается настороженного кивка. — Убей его. Как раз никто не подумает на тебя — ты для всех еще весной исчез.
Сюэ Ян вздергивает бровь.
— И ты мне тоже, конечно же, не скажешь, зачем тебе это? — он возвращает старухе ее недавний вопрос. — Я полагаю, дело не только в том, что он тебе прошлой зимой отказался иглы ставить.
— Отчего же не сказать? Скажу, — Чуйшэнь пожимает плечами. — О том, что женишься на другой, нужно сообщать вовремя, а не после того, как попортил девицу. Это тебе совет на будущее, — она горько усмехается и замолкает.
Сюэ Ян долго смотрит на старуху. Это ж сколько лет прошло? На вид ей уже скоро в гроб укладываться, а она все помнит, как ее киданули в далекой юности. Он не может понять чувства некогда оскорбленной девы, но знает, что такое смертельная обида, тянущаяся сквозь года. Он переводит взгляд на маленькое окно, прикидывая, сколько еще до рассвета.
— Да хоть сейчас могу его прикончить, только пожрать дай, и обставлю все в лучшем виде, бабуля.