— А ну-ка, пошла вон отсюда, — Сюэ Ян отвешивает несильный подзатыльник А-Цин, чтобы согнать ее с лавки. Ну или хотя бы отодвинуть от облюбованного зеркала, возле которого она вертится непозволительно много времени.
— Эй, ну я же смотрелась! — тут же взвивается она, вцепляясь обеими руками в столь милый ее сердцу предмет.
— Тебе не поможет, Врушка. — Сюэ Ян не без удовольствия наблюдает, как лицо девчонки искажается, стоит ей услышать новое прозвище.
Ну а что она хотела? Накостылять ей по первое число за притворство не удалось, о чем Сюэ Ян до сих пор жалеет. Сяо Синчэнь в этом вопросе был определенно не на его стороне. Подумаешь, прикидывалась слепой, значит, ей так было удобнее, и никто не волен ее за это осуждать — ведь никому хуже от этого не стало? И между прочим, кое-кто тоже ломал комедию несколько лет и ему никто за это не рвется пустить задницу на ремни. Так что Сюэ Яну только и оставалось, что придумать ей более подходящую кличку, раз прошлая уже не подходит.
— У меня, вообще-то, имя есть, — привычно ворчит она и с подозрением спрашивает: — А почему это не поможет?
Она смотрит своими белыми глазами на блестящую поверхность, словно ждет оттуда ответа. Не девка, а павлиниха: как увидела зеркало, так не оттащить теперь — целыми днями готова перед ним сидеть. Лучше бы полезным чем занялась — уже не пофилонить, изображая калеку. А если так хочет на себя пялиться, пускай в лужу или таз глядит, нашлась тут высокородная дева!
— Сколько ни прихорашивайся, лучше не станет. Как была страхолюдиной, так и останешься.
А-Цин обиженно сопит, а потом разражается отборной бранью. Выдав весь поток ругательств и не дождавшись ответной реакции, она уже вполне спокойно заканчивает:
— И вообще, мне даочжан сказал, что я еще красивее, чем он меня представлял, — она довольно расправляет плечи и горделиво смотрит на собеседника, мол, выкуси.
— Это всего лишь означает, что он представлял тебя совсем уродиной. Просто у него духу не хватило сказать это прямо.
На самом деле, девчонка вполне себе лицом вышла, если не брать в расчет рыбьи зенки, но зачем ей об этом знать? Все веселье потеряется! А его нынче и так непозволительно мало, чтобы лишать себя последнего удовольствия.
— Ой, ну тебя, докука, — кривится А-Цин. — Надоел уже!
— У меня, кстати говоря, тоже имя есть, — хмыкает Сюэ Ян. И, прежде чем девчонка успевает что-то возразить, спрашивает: — Даочжан еще не вернулся?
Впрочем, он заранее знает ответ: будь Сяо Синчэнь в доме, Врушка бы так не надрывалась. Пользуется тем, что даочжана поблизости нет и никто ей не укажет на то, что приличные девы себя так не ведут.
— Еще нет, — А-Цин мотает головой. И ехидно спрашивает: — А чего с ним тогда не пошел, раз волнуешься?
— Волноваться там не за него надо, — неопределенно пожимает плечами Сюэ Ян.
Какой ему смысл ходить вместе с даочжаном на ночную охоту? Хотя бы потому что это действительно ночная охота — совершенно скучная и обыденная.
Единственное, что касается Сюэ Яна в данном случае — причина появления такого обилия темных тварей. Похоже, что регулярное осквернение окрестностей в течение долгого времени настолько исказило местный энергетический фон, что всякая пакость начала плодиться без посторонней помощи. Так что даочжан определенно не праздно тосковал у окошка за время отсутствия своего спутника, а очень даже активно защищал местных. И только поэтому он никак не связал резкое обращение в мертвяка жены лекаря с возвращением Сюэ Яна — и так проблем хватало, чтобы удивляться. Что, разумеется, только на руку.
В остальном же… Усекновение монстров Сюэ Яна не волнует никоим образом, это же не отравленные крестьяне. Что придумать на замену этому акту мести он пока что не имеет ни малейшего представления, и это, как ни странно, не особо угнетает — еще придумает, не дурак! К тому же это долгосрочная задача, требующая тщательной разработки плана, нельзя относиться к таким вещам легкомысленно.
Что же действительно гнетет: то, что его собственные духовные силы после многократного проведения ритуалов истощились настолько, что и говорить стыдно. А вместе с одним глазом будто вообще испарились — даже Цзянцзай почти игнорирует хозяина, едва дергаясь в ответ на зов. И что Сюэ Яну на этих охотах теперь делать — кричать на фоне подбадривающие речи и изображать из себя приманку? Конечно, темная энергия все еще прекрасно слушается, но что-то подсказывает, что Шуанхуа рядом с собой такое терпеть не станет. Хотя, безусловно, даочжан будет просто безутешен, проворачивая меч меж ребер дорогого спутника. Аж до смерти.
Да и зачем нужна помощь заклинателю, который даже будучи слепым отлично справлялся со своими обязанностями? А уж теперь так и вовсе все чудесно. Сяо Синчэнь, может, и твердит, что глаз ему был вовсе не нужен, он этого не просил и все это было необязательно, да только зрячим быть лучше, чем слепым. И он это прекрасно осознает, хоть и испытывает угрызения совести за то, с какой жадностью и рвением пользуется вновь приобретенным зрением. Но, что интересно, поблагодарить так и не удосужился. Видать, самопожертвование в его даосском разуме — вещь сама собой разумеющаяся и в поощрениях не нуждается. Да и демоны с ним, на самом деле! Не больно-то и нужно.
Что ж, для Сюэ Яна то, что даочжан может исчезнуть на пару суток только в плюс — хорошая возможность заняться своими проблемами без постоянного надзора и, чего таить, воспитанием зловредной девчонки. Возможно, он чувствует какую-то малую долю умиления от воспоминаний о том, как она трясущимися руками пыталась стереть кровь с его лица. Так что должен же кто-то за нее взяться, раз уж Сяо Синчэнь ничего не смыслит в дрессировке детей.
— Так, все, кыш, — Сюэ Ян отвешивает А-Цин еще один подзатыльник, прежде чем вырывает зеркало из ее рук и ставит перед собой, опускаясь на скамью. — Мне тоже надо.
Он вертит в руках кусок темной ткани с завязками, пытаясь понять, как его половчее закрепить. Эту повязку на глаз ему сегодня презентовала Чуйшэнь (Сяо Синчэнь теперь от нее шарахается, как от огня — а вдруг еще чего подольет?!), которую он, как обычно, повстречал на рынке. Проще было принять подарок, чем слушать ее причитания: на Сюэ Яна теперь больно глядеть, совсем себя изуродовал, да еще и ни за что ни про что, прикрыть эту мерзость надо всенепременно! А уж каким образом он из «бандитской рожи» стал в глазах бабки «бедным мальчиком» даже уточнять не хотелось. Женщины, что с них взять?
Но, следует признать, даже когда рана зажила — выглядит отвратительно. Самому смотреть противно. Он пытался закрыть это простой полоской ткани, но один глаз — не два, и повязка постоянно сбивается да сползает, демонстрируя уродство. Сяо Синчэнь аналогичную проблему решил гораздо проще: умудрился каким-то образом зачесать волосы на сторону, чтобы закрывали пустую глазницу, и сразу не догадаться, что у него чего-то не хватает. Сюэ Ян такой роскошной шевелюрой похвастаться не может, и потому вынужден светить увечьем, распугивая народ.
— Дай сюда, — не выдерживает А-Цин, глядя на попытки Сюэ Яна затянуть тесемки повязки и при этом не запутать намертво волосы в узле. Без особого сопротивления отняв у него вредный кусок ткани, она становится за спиной и довольно резво управляется с завязками, бормоча что-то про немытые лохмы. Вот же поганка!
Сюэ Ян критично рассматривает свое отражение. Почему-то повязки на глаз у него прочно ассоциируются с благочестивыми полководцами, пострадавшими за спасение страны, а не с лихим народом, поэтому он чувствует себя весьма странно. Но выглядит определенно лучше, чем без нее. Почти как раньше. Почти.
— Ну что? — Он поворачивается к А-Цин и самодовольно усмехается, намекая на то, что у него, в отличие от некоторых, никаких проблем нет.
— Даочжану ты все равно не понравишься, так что зря стараешься. — А-Цин предусмотрительно делает шаг назад и показывает язык.
— Это ты к чему сейчас сказала? — щурится Сюэ Ян.
— А к тому, что как даочжан на тебя посмотрел, ты ему больше не по нраву. Одумался, хвала Небожителям!
— И как же ты дошла до этой мысли? — приторным голосом спрашивает он.
— А то я не помню, что вы по ночам устраивали! — фыркает нахалка и отступает назад еще дальше, подозревая, что сии сахарные интонации собеседника не сулят ничего хорошего. — А сейчас тишь да благодать, без мерзости этой.
Сюэ Ян чувствует, как у него внутри все начинает медленно закипать. Мелкая сучка попала в цель. С его возвращения уже прошло пару месяцев, но за все это время даочжан никак не выказал желания вернуться к былым утехам, которые положены приличным спутникам на пути самосовершенствования. Да, он без вопросов пустил Сюэ Яна в постель, но делать там с ним что-то, кроме сна, явно не собирается. Да и его объятия больше напоминают тюремные кандалы, а не проявление высоких чувств.
А уж как весна началась, так Сяо Синчэнь и вовсе предпочитает сбегать на ночные охоты во всех смыслах этого слова, потому что отсыпается он после них уже днем в гордом одиночестве. Лежит себе по полдня, раскинувшись по узкой койке — не подступиться! Не тянуть же его за ногу со страстными мольбами залезть к себе в штаны?
И не то чтобы Сюэ Яну особо было что-то нужно! У него до сих пор отношение к постельным забавам весьма бесстрастное. Есть — хорошо и даже очень. Нету — так и не чешется же? Это не еда, в конце концов, прожить можно. Но в отношении Сяо Синчэня это… уязвляет. Сильнее, чем хотелось бы. Он ожидал совсем иного. И конфеты теперь кажутся просто жалкой попыткой от него откупиться.
Сюэ Ян снова отворачивается к зеркалу и морщится, уже не с таким удовольствием глядя на свое отражение. И будничным тоном говорит:
— Врушка, я считаю до трех, а за это время ты убегаешь как можно дальше, если хочешь остаться целой. И палку свою не забудь прихватить! — Не хватает только, чтобы остальные вычислили, что мелочь не слепая. Собирать девчонку по кускам, на которые ее разорвут обманутые местные — так себе занятие на вечер. — Один...
Когда за спиной хлопает дверь, Сюэ Ян со стоном валится лицом в стол. Соблазнить даочжана во второй раз может оказаться гораздо сложнее, чем в первый.